Виктор Светиков - Жаркий месяц саратан
...Несмотря на холод, напряжение, упругой тетивой натянувшее нервы, думалось не только о возможной схватке с бандой. В эту новогоднюю ночь обостренная память опять и опять уносила Александра из предгорий Гиндукуша то на Дальний Восток, то в другой конец страны — Ленинград. И как Александр ни сопротивлялся этому, воспоминания прорывались сквозь им же поставленные преграды. Чертовски трудно устоять даже в условиях, когда в любую минуту может вспыхнуть смертный бой, против сладостных видений недавнего прошлого...
На бал в Уссурийское суворовское училище приходили самые лучшие девчонки города. Саша, правда, стеснялся подходить к ним и лишь изредка решался пригласить понравившуюся девочку на танец. А влюбился он только в Ленинграде. Это произошло, когда он оканчивал третий курс военного училища. У Лены были большие и нежные глаза. Саша долго робел перед ней. Только перед выпуском он решил внести в их отношения ясность, имея самые серьезные намерения.
При распределении его оставляли служить в ордена Ленина Ленинградском военном округе.
— Вот и прекрасно, — щебетала она ему.
— Но ты же знаешь, что я хочу...
— В Афганистан? — сузив глаза, закончила девушка фразу.
— И больше никуда, — твердо произнес он.
— Туда, пожалуйста, поезжай один, — услышал в ответ.
Руку Александр еще не предложил, но Лена сразу дала понять, в каком случае протянет свою. А он был с характером и принимал решения всякий раз так же, как это сделал бы в бою. Попросил направить его в состав ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Получив отказ, сразу же написал письмо министру обороны СССР.
— Устав изучали? — вызвал его перед самым выпуском начальник училища.
— Так точно! — отчеканил курсант Сидоренко, весь подобравшись и еще не зная, к чему и этот вопрос, и сам вызов. За четыре года учебы он убедился, что редко кого в этом кабинете одаряют, как шутили курсанты, пряниками. Но не чувствуя за собой никаких прегрешений, Александр спокойно смотрел в глаза генералу.
— Если знаете, почему же не выполняете? — последовал очередной вопрос. Начальникам говорить всегда проще — можно вопросами обходиться. Подчиненным в этом плане хуже — им надо отвечать на них. Однако на этот раз Сидоренко повезло: генерал сам нарушил молчание: — В Афганистан желаете, а тут, видите ли, его не пускают, так он прямо к министру...
Он вышел из-за стола и крепко пожал руку курсанту: «Поезжайте».
И уехал новоиспеченный лейтенант, оставив сердце на берегах Невы. Матери сказал, что в Ташкент едет. «Ташкент — это хорошо. Ташкент — город хлебный», — вспомнила Евдокия Егоровна название когда-то прочитанной книги, но при этом недоверчиво покачала головой.
А Лена вскоре написала ему, узнав откуда-то номер его полевой почты. Призналась, что была неправа. Он так и не ответил ей. Гордость ли удерживала его? Брался за перо и тут же откладывал его. Считал, что письмом нанесет урон собственному достоинству. Потом начинал сомневаться: а прав ли он, что не отвечает?
Любовь... Как и всякое счастье, она дается нелегко. И все же сейчас, под Новый год, он предпочел бы быть там, в Ленинграде, рядом с Леной. Но чур! Не отвлекаться. Надо насторожиться, напрячься.
Тишина стояла удивительная. Казалось, находишься на Луне — такой же безжизненный ландшафт, облитый призрачным сиянием. Сейчас бы стакан кипятка. Чертовски холодно. Надо же так продрогнуть в южной стране. Кому расскажешь — не поверят. Особенно немеют конечности. Да, кипяточку бы неплохо, а еще пробежать бы вон до того валуна...
Размечтавшись, лейтенант едва не прозевал наступление Нового года. Спасибо, часы напомнили — пропищали так звонко, будто испугались чего-то.
Сидоренко протянул осторожно руку вправо, где лежал за валуном Володя Таран. Пулеметчик скорее почувствовал, нежели увидел протянутую для рукопожатия руку командира. Надежный товарищ. Сколько раз вместе в переделки попадали! Потом Александр так же осторожно поздравил старшего сержанта Одилжона Мамарасулова. Вспомнил, как перед выходом балагур и весельчак рядовой Таран подтрунивал над Одилжоном: мол, тебе-то Новый год не скоро встречать. Мусульмане встречают его в марте. Мамарасулов в ответ улыбался. Давай, давай, говорит, остри, посмотрим, что на перевале делать будешь.
С этим узбекским парнем у лейтенанта были особые отношения. Когда Александр командовал разведвзводом, Одилжон исполнял обязанности его заместителя. Лучшего помощника лейтенант не желал. К тому же это он, Мамарасулов, выносил его, раненного в живот, в ноги и руки, с поля боя. Чувство благодарности к подчиненному всегда с офицером.
А ранение было серьезное. Оно второе по счету. «Чинили» Сидоренко сначала в Кабуле, а потом отправили в Советский Союз. Довольно долго ставили лейтенанта на ноги. А когда он вышел из госпиталя, то узнал, что служить теперь будет, где хочет, но только не в Афганистане. Вот этого как раз Саша и не хотел. Пришлось обращаться к начальнику управления кадров. Все-таки настоял на своем. Командир полка, увидев лейтенанта, тут же принял решение: принимай, говорит, Сидоренко, роту, а с документами... Потом разберемся.
В роте почти все взводные по возрасту оказались старше Сидоренко — старшие лейтенанты Бегмурад Худайбердыев, Андрей Куманев, старший прапорщик Валерий Цикунов, и только лейтенант Сергей Голубцов — ровесник. Годился Александру в отцы и техник роты прапорщик Павел Желудков — отменный специалист. Заместитель командира роты по политчасти лейтенант Евгений Вильский одногодок. С ним Александр подружился с первого дня, хотя с первого дня и спорить начали.
Нелегко пришлось лейтенанту Сидоренко с подчиненными офицерами. Каждый из них считал себя личностью. И был таким. Вот Цикунов. Ему сорок. За бои с душманами орденом награжден, дважды ранен. Потому и считал, что кое-какие вольности заслужил. Худайбердыев тоже орден имеет... Впрочем, все это частности. В главном Александру повезло: люди в роте замечательные. Парторганизация сильная — семь коммунистов. На тех, с кем теперь лейтенант лежал в засаде, он полагался как на себя самого. Ну, а с новичками, которые только прибыли в роту, теми, как говорится, надо еще пуд соли съесть...
Часы отмеряли время нового года. Стрелки двигались с ужасающей медлительностью, будто тормоз им приделали. И по-прежнему — равнодушное сияние луны.
Где же душманы? Неужели его на этот раз подвела интуиция? Неужели зря пришлось столько перетерпеть, людей от елки оторвать? Вопросы наплывали один на другой. Ответом на них — гнетущая тишина. Минуты казались вечностью. Однако... Что это? Фр-р... Фр-р... Вроде шуршит что-то. Громче, громче. Сомнений нет — на тропе Шайтана кто-то объявился.
Пожалуй, нет на свете мучительнее ожидания, чем то, которое Сидоренко и его товарищи испытали при подходе банды к перевалу. Вот с оружием на изготовку сначала проскользнула одна тень. За ней, значительно отстав, — другая. Сомнений не оставалось: эти двое — охранение банды. Наконец показалась длинная цепочка. Вьючных животных не было. Банда, вероятнее всего, шла с чисто диверсионными целями — разбить колонну или провести террористические акции в кишлаках.
Особой осторожности душманы не соблюдали. Значит, уверены, что никто их не ждет на тропе. Что ж, тем оно и лучше. Лунный свет хорошо освещал каждого из бандитов, так что лейтенанту легко было считать их. Почти три десятка душманов оказались на перевале. Выходит, на каждого из его группы двое приходится.
Едва прошел последний, лейтенант ударил короткой очередью. И тотчас тишину ночи разорвало полтора десятка очередей. Били с близкого расстояния. Как и предполагал Сидоренко, бандиты пробовали дать ходу. Но пулемет Тарана разил их кинжальным огнем...
Сообщив комбату по радио о разгроме банды, группа покинула перевал Чурчурак и начала спуск по тропе Шайтана. Напряжение еще не отпустило людей, и они молчали.
ОТРЯД ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ
Работа отряда пропаганды и агитации, а попросту агитотряда, в отдаленном кишлаке срывалась. Накануне руководитель местного отделения службы безопасности (ХАДа) Гулям Сахи предупредил, что в районе начала злобствовать пришедшая из Пакистана банда, и в целях безопасности с выездом стоит повременить.
— Готовились, готовились, и на тебе, — с огорчением махнул рукой командир отряда старший лейтенант Атаджан Бабакулыев, выпускник Львовского высшего военно-политического училища.
И все же отряд выехал для работы.
Утром, едва солнце выкатилось из-за горы, похожей на горб прилегшего отдохнуть верблюда, колонна — звуковещательная станция, клубная и санитарная машины, бронетранспортер — находились уже в дороге,
Агитотряды... На земле Афганистана они получили добрую прописку. «У меня сложилось твердое мнение, — делился со мной мыслями политработник офицер М. Алиев, — что исключительно важное значение для победы революции имеет слово правды». Несут это слово населению республики сотни и тысячи активистов Народно-демократической партии Афганистана. Несут его и наши советские люди, наши воины. Свое боевое место в этой борьбе и у агитаторов. Да, это суровая и непростая борьба. Потому что контрреволюция, ее иностранные вдохновители и опекуны развернули мощную работу по одурманиванию афганцев, извращают факты и события. Рядом с хрестоматийным душманом — вооруженным бандитом на арене все четче вырисовывается новый тип врага. Он воюет с революцией прежде всего словом, а точнее — злословием, ядовитой клеветой, беспардонной ложью.
