Василий Пипчук - Записки разведчика
… Через сутки части дивизии, обходя минные поля, разведанными тропами перешли в наступление. Основной удар они наносили в направлении хутора Коммуна, где партизаны, засев на чердаках хат, встретили отступающих гитлеровцев крепким огнем.
Мы в это время были заняты своей обыкновенной работой: опять оторвались от своих и ушли на новое задание.
ПОЕДИНОК
… Бои на Кировоградчине с каждым днем принимали все более ожесточенный характер. Гитлеровские войска любой ценой пытались сдержать наступление наших частей.
На левом фланге 2-го Украинского фронта, в районе деревни Дарьевка, образовалась брешь. Туда и перебросили нашу дивизию. Только успели мы занять оборону, как гитлеровцы, поддерживаемые танками, ринулись в атаку. Стрелковый полк капитана Филиппова выдержал натиск. Фашисты откатились на прежний рубеж, оставив на нейтральной полосе два «фердинанда» и несколько десятков убитых солдат.
В тот день гитлеровцы давали о себе знать еще и еще. Активность их наводила наше командование на мысль: не готовятся ли фашисты здесь прорвать оборону? Разведчикам предстояла трудная работа: стояла оттепель, снег смешался с грязью, местность была незнакомой. А время не ждало. Комдив, требовал сведения о противнике.
Но тут нам повезло. Пошел затяжной дождь Он дал возможность наблюдателям-разведчикам почти вплотную подползать к вражеским траншеям, подслушивать разговоры.
Слякотную погоду, однако, использовали и фашисты. Однажды мы двигались по ничейной земле, вдруг услышали чавканье грязи: кто-то полз рядом. Оказалось: гитлеровцы пробирались в нашу сторону. Григорий Талочкин, командир нашей поисковой группы, решил: нужно узнать, куда они идут, с какой задачей.
Шорох утих. Я увидел продолговатые темные фигуры, словно вросшие в землю. Одна, вторая, третья. После короткой паузы враги снова поползли вперед. Вот они остановились у наших заграждений. Один начал снимать мины. Ясно, пробираются в наш тыл. Надо сорвать их поиск.
– Антонов, – слышу тихий, простуженный голос Талочкина.,, – Вернуться к своим, предупредить о намерениях фашистов.
Антонов быстро исчез в темноте, а мы, утюжа грязь, поползли на сближение с гитлеровцами. Тем временем Антонов вернулся к стрелкам. На участке, где действовали вражеские лазутчики, через несколько минут взвилась ракета, ударил «максим». Немец, делавший проход, рухнул наземь. «Одному крышка», – мысленно сказал я, продолжая наблюдать за остальными. Те начали отползать назад, не подозревая, что их ждали мы.
Сближение произошло мгновенно. Внезапный налет ошеломил гитлеровцев. Они были в наших руках. Над нейтральной полосой вновь стояла темень, шумел дождь, поглотив все шорохи. Мы радовались. Каких еще надо Потащили их к своей траншее. И вдруг один немец обмяк. Близниченко вытащил у него изо рта кляп, а он уже мертв.
В штаб дивизии был доставлен последний, более сильный. После допроса мне приказали вести пленного на корпусный командный пункт, в село Параскино Поле.
К утру дождь утих. Небо стало проясняться. Идти было трудно. Дорога превратилась в жидкую грязь. А тут, как назло, из-за тучи вырвались вражеские самолеты. Гитлеровец остановился, поднял голову, замахал руками.
– Что, гад, своих узнал? – крикнул я. – А ну, ложись!
Фашист плюхнулся рядом со мной в дорожный кювет, наполненный водой со снегом.
Вражеские самолеты ходили над передним краем, один за другим бросались вниз. Заухали взрывы, застрочили пулеметы. Последние самолеты еще бросали бомбы, а первые, выйдя над нами на бреющем полете, набирали высоту для очередного захода. Замечаю – немец мой совсем оживился.
– Встать! – строго приказал я.
Фашист вскочил и, стуча зубами от холода, нагловато уставился на меня. И тут я заметил, как в его руке что-то блеснуло. Нож. Откуда он у него? Плохо обыскали? Нет, сам еще раз шарил по карманам – ничего не было.
И вот мы стоим друг против друга в оцепенении. «Пристрелить гада?»-лихорадочно думал я. Но приказ гласил: доставить «языка» живым. Я понимал: пленный не просто солдат, а разведчик. Он знал себе цену, потому так себя и вел. Быстро пронеслись тревожные мысли: слева – овраг, поросший кустарником, узкий и глубокий, с крутым поворотом. Справа, за пригорком, – Параскино Поле. До него почти два километра. Вокруг – ни души. В небе – сплошной гул. Земля ходит ходуном от тяжелых взрывов. И я готовился к поединку.
Оценил ситуацию и пленный. Он знал, что после такого интенсивного налета фашистских самолетов последует атака, а может быть, и прорыв из «котла». Увидев, что я наставил на него автомат, гитлеровец попятился назад, поглядывая на небо. Было видно: он надеялся на лучшее.
Отбомбившись, самолеты уходили на запад. Фашист сделал вид, что сейчас бросится на меня с ножом, мотнул головой и, петляя, ринулся к оврагу. Я за ним. Гитлеровец зацепился за корягу, упал. Потом быстро поднялся и бросился на меня. Пользуясь приемом самбо, я удачно выбил из его руки нож: он отлетел в сторону. Я бросился за ножом, а немец юркнул в овраг. Там кустарник. Может, уйти? Что делать? Стрелять? А приказ?..
Подняв нож, я снова кинулся в погоню. Свалил врага ударом автомата. Он упал в грязь лицом, перевернулся на спину.
– Встать! – крикнул я. – Песня твоя, гад, спета. Вперед!
Зашли в крайнюю хату. Мне надо было чуть передохнуть, привести себя в порядок.
На пороге появилась девочка лет восьми, бедно одетая, хорошенькая, как кукла, с разноцветными тряпочками в волосах. Испугавшись, застыла в дверях.
– Не бойся, маленькая. – Я словно ощутил трепет ее сердечка, позвал к себе. – Иди, милая, я русский. Я немца охраняю.
Девочка зло покосилась на пленного.
– Это фашист, – сказала она и горько заплакала. – Он убил мою маму. Дядя, убейте теперь вы его…
Как много боли перенес ребенок в свои восемь лет. И сколько таких детей встречалось нам на дорогах войны…
Время торопило. Я повел пленного в штаб корпусам.
Я СТАНОВЛЮСЬ КОМАНДИРОМ
Солнце лениво поднималось в синее небо, по которому плыли рыхлые, клочковатые облака. Начинало припекать. С высоток побежала талая вода, рождая еще робкие, извилистые ручейки.
Подставив спины первому весеннему теплу, мы стояли в траншее у наблюдательного пункта командира дивизии, ожидая майора Боровикова. Он пришел не один: с ним был подполковник из разведотдела корпуса-высокий, плечистый, с пробивающейся сединой в красиво зачесанных волосах. Мы видели его впервые, как и он нас.
Однако, когда майор представил ему разведчиков, он почему-то с удивлением переспросил:
Я не успел ответить – меня опередил Шолохов.
– Он у нас бывалый.
А кто-то в шутку добавил:
– В ночных поисках спит умело – сразу отличает своих от немцев…
Подполковник рассмеялся.
– Веселый вы народ, разведчики!.. Ну вот мы и познакомились.
На следующий день меня вызвали в штаб. Переступив порог покосившейся ветхой хатенки, я доложил:
– Товарищ подполковник! По вашему приказанию рядовой Пипчук явился.
Подполковник встал, улыбнувшись, протянул мне руку:
– Здравствуй, разведчик! С сегодняшнего дня ты не рядовой, а младший сержант… Значит, командир.
Услышав последние слова, я опустил глаза и решительно не знал, что ответить. Мне почему-то вспомнились школа в далеком казахском кишлаке, учительница немецкого языка Елена Константиновна Церр. Я вдруг увидел своих ребят-одноклассников…
… Елена Константиновна, раскрыв, классный журнал; посмотрела на класс. Но мне казалось, что смотрит она только на меня, и я спрятал глаза за спину товарища. Учительница это заметила.
– Пипчук, отвечай урок.
Я с неохотой поднялся из-за парты и начал считать:
– Айн, цвайн, драйн, четверайн, пяти… Класс дрогнул от взрыва смеха. Елена Константиновна резко повернула голову. На ее очки в позолоченной оправе упали лучи солнца. По стенам метнулись два белых пятнышка.
– Садись, – строго сказала она. – Зер шлехт! Почему я вспомнил эту картину из школьной жизни? Наверно, потому, что мне стало стыдно. Стыдно от того, что я, воюя с немцами, не знаю их языка. Но мне, рядовому разведчику, до сегодняшнего дня это было простительно. А сейчас, когда меня выдвигают в командиры?
– Ну, что вы, товарищ подполковник, – смущенно ответил я, – какой же из меня командир? Вы меня лучше…
– Ну нет, – перебил подполковник. – Уже имеется приказ.
– Приказ уже подписан, – подтвердил майор Боровиков.
Преодолев смущение, я задумался: к чему вся эта церемония? Ведь раз приказ уже есть, сообщить о нем мог бы и не подполковник. Я насторожился.
– Мы тебя решили взять в армейскую разведку, – вдруг сказал подполковник. – Как ты смотришь на наше предложение?
Я вообще никогда не спешу с ответом, а тут и совсем смолк. Стою, думаю, а перед глазами – боевые ребята-разведчики. Друзья, с которыми я каждодневно делил радость, печаль, невзгоды. И вдруг – покинуть их, уйти от них навсегда. Ни за что!
