Юрий Лебедев - Уходящие в вечность
26 сентября, вторник.
Сегодня последнее мое дежурство на диораме. Удивительно, но в этот день было совсем мало посетителей. Тем не менее выступал четыре раза, один из которых перед одиночным экскурсантом. Все равно получил удовольствие, тем более что этот человек оказался так же, как и я, бывшим офицером. Он имеет в Кировском районе дачу, в лесу часто находит атрибуты войны, но главное, что он интересуется хроникой боев в этом районе. Может быть, поэтому я с особой радостью подписал ему свою книжку «По обе стороны блокадного кольца». Кстати, оказалось, что всего лишь за два месяца с небольшим на диораме были проданы 120 экземпляров этой книги. Когда заканчивалось последнее мое дежурство, то на прилавке оставалась лишь одна книжка.
Вот и завершилась моя работа на диораме «Прорыв блокады Ленинграда». В октябре мое место займут постоянные сотрудники, вышедшие из отпуска. Им я оставил свою новую брошюру про Невский пятачок. Планирую к зиме подготовить новый материал с рассказом о прорыве блокады Ленинграда, где будет анализ действий наших войск и противника. Хочется, чтобы получилась более полная картина боев. Тогда станет понятнее, какого сильного противника удалось одолеть после 16 месяцев кровопролитных боев в Приладожье.
Живые свидетели прорыва блокады
Во время экскурсий на диораму «Прорыв блокады Ленинграда» я рассказываю не только о танках, поднятых из Невы и являющихся по праву гордостью дирекции музея-заповедника. Есть и другие безмолвные очевидцы военных событий. Они из живого мира. Я рассказываю экскурсантам историю, связанную с деревьями, которые оказались в эпицентре боев по прорыву блокады Ленинграда и чудом пережили войну. На диораме их раньше было четыре, два не дожили до наших дней. Одно из оставшихся деревьев все еще борется с незаживающей раной у основания ствола. В январе 1943 года в него попал осколок крупнокалиберного снаряда. Так оно сегодня и стоит, являясь немым свидетелем боев за освобождение Ленинграда. Рассказ об этом производит разное впечатление на русских и немцев. Наша аудитория овеяна подвигом народа и потому в первую очередь обращает внимание на танки. Немцы, как правило, после завершения рассказа подходят к дереву, фотографируют его, задают дополнительные вопросы.
Однажды кто-то из немецких ребят даже спросил, а не следует ли оградить это памятное место, может быть, даже закрыть зияющую рану дерева металлическим листом, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение, и сделать табличку с разъяснением на двух языках об этом дереве как о живом свидетеле боев.
Такого рода вопросы, откровенно говоря, радуют. Надеюсь, что это действительно произойдет. Тогда картина ужаса боев на кировской земле Ленинградской области станет еще более наглядной. Сегодня особенно важно для понимания, что дерево является символом жертвы войны. Танк – это символ подвига бойцов, сражавшихся за Ленинград, а дерево в данном случае отражает страдания и горечь потерь во время этих боев. Тем самым создается более полный образ событий 70-летней давности.
Памятные камни Спиндлера
Ушел из жизни еще один ветеран войны. Их становится все меньше и меньше, потому что они вступили в критическую возрастную стадию жизни.
Владимиру Михайловичу Спиндлеру несказанно повезло: он пережил многих из своих однополчан. Величайшим его счастьем было то, что он, начальник разведки пехотного полка, воевавший на Ленинградском фронте, вообще уцелел. В пехоте это было крайней редкостью. Как Спиндлер однажды признался, возлагая цветы на Синявинских высотах к памятному знаку своим однополчанам, он всякий раз при этом благодарит судьбу за долгие годы жизни. Но одновременно испытывает чувство вины перед сослуживцами, лежащими в синявинской земле, за то, что он уберегся от гибели, а они – нет.
Теперь не стало и его самого. Никогда уже не будет поездок по местам боев, совместных акций примирения с теми, против кого он дрался в Приладожье: на Невском пятачке, Синявинских высотах, у Рабочих поселков № 5 и 6.
В центре «Примирение», членом которого он являлся в течение десяти лет, всегда будут помнить совместную поездку под Мгу в Тортолово к памятнику матросам 73-й десантной бригады, и страстную речь Владимира Михайловича в защиту этого монумента от разрушения. Мы не раз бывали с ним и в Вороново на берегу реки Назия у другого памятного знака, где однажды Владимир Михайлович произнес настолько проникновенные слова, что многие из присутствовавших не смогли сдержать слез. А его автобусные поездки во славу 124-й Мгинско-Хинганской дивизии, которые он устраивал как для своих сослуживцев, так и для молодежи, передавая ей таким образом эстафету поколений! Это тоже не забудется. Вместе со Спиндлером мы побывали и в Новолисино под Тосно. Его славная дивизия освобождала этот район от немцев в конце января 1944 года.
В его рассказах очень редко слышалось «я». Он всегда говорил о других, а если и вспоминал себя, то чаще всего применительно к смешным эпизодам. Скромность была его отличительной чертой. Но далеко не всегда она служила синонимом слова «стеснительность». Спиндлер умел отстаивать правду, боролся за нее, не считаясь со здоровьем. Если было нужно, открывал двери самых высоких кабинетов. Не для себя, а ради сохранения памяти о войне, чтобы не забывались трагические и героические страницы боев за Ленинград.
Владимир Михайлович одним из первых протянул руку бывшим немецким солдатам, приехавшим с акцией примирения в Санкт-Петербург в середине 1990-х годов. И то, как он сделал это, заслуживает отдельной оценки. У него не было величественности или превосходства в отношениях между победителями и побежденными. Как он не раз говорил, этого и не требовалось, ведь встречались солдаты, которые по разные стороны фронта вели одну и ту же окопную жизнь, страдали от лишений, голода, холода и сырости Синявинских болот. Немецкие ветераны это сразу же оценили по достоинству и всякий раз, приезжая в Ленинград, интересовались здоровьем «маленького русского ветерана».
К сожалению, теперь Владимир Михайлович Спиндлер присоединился к ушедшему поколению. Но забыть этого человека будет невозможно. После себя он оставил два памятных камня: на Синявинских высотах и у немецкого кладбища в Сологубовке. На обоих выбита одинаковая надпись: «Здесь будет сооружен памятник солдатам Ленинградского и Волховского фронтов».
Памятный камень Спиндлера в Сологубовке
«Воспоминания о войне» Николая Никулина
Книг с таким или подобным названием написано множество. Многие войны прогремели с давних времен, ведутся они и по сей день. И у каждого очевидца – свои воспоминания о его личной войне.
В этом Николай Никулин, бывший сержант Волховского фронта, не одинок. Он тоже рассказал о своей войне. Но то, как он это сделал, заставляет после прочтения его воспоминаний задуматься, ощутив особый взгляд неординарного человека на эпизоды, случающиеся в каждой войне. Более полувека Николай Николаевич проработал в Эрмитаже хранителем нидерландской и немецкой живописи. Он автор свыше 200 книг и статей, заведовал кафедрой зарубежного искусства в Институте имени Репина, являлся профессором и членом-корреспондентом Академии художеств.
Когда закончилась Вторая мировая война, чудом оставшийся в живых сержант Никулин (за четыре года ему довелось побывать связистом, снайпером, санинструктором, артиллеристом, разведчиком и простым пехотинцем) попал в новые для себя условия. Предстояло приспосабливаться к мирной жизни, устраивать собственный быт. О войне вспоминать не хотелось, мысли о ней были неприятны. Учеба и непрерывная работа помогли на время уйти от тяжких военных переживаний. Но постепенно годы смягчили пережитое, и война вернулась воспоминаниями. Они нахлынули на него поздней ненастной осенью 1975 года, когда он проводил отпуск в одиночестве в Прибалтике на берегу моря. За неделю родилась рукопись книги, которую Никулин оценивает как «спонтанное, хаотическое изложение обуревавших меня мыслей». Для него она стала «попыткой освободиться от прошлого, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко осевшую там мерзость, муть и свинство». Описания боев и подвигов в ней сведены к минимуму. Это восприятие войны тех, кто расплачивается за все, гибнет под пулями; кто, в отличие от генералов, победоносных мемуаров не пишет.
Никулин, ставший после войны искусствоведом, образно дает описание первого этапа войны между Советским Союзом и Германией: «В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию как раскаленный нож в масло. Чтобы затормозить их движение, не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа. Постепенно он начал ржаветь и тупеть и двигался все медленнее. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч лучших, цвет города. Но вот нож остановился. Был он, однако, еще прочен, назад его подвинуть почти не удавалось. И весь 1942 год лилась и лилась кровь, все же помаленьку подтачивая это страшное лезвие. Так ковалась наша будущая победа».
