Георгий Травин - Снайпер
И сейчас же в каску Пересветова ударила пуля. Он почувствовал, как что-то обожгло ему лоб, и инстинктивно пригнул голову. По каске скользнула вторая пуля, давшая рикошет. Пересветову стало жарко. Сердце сильно колотилось в груди.
«Видит меня, гад… бьет точно… Сменить ОП надо, — замелькали тревожные мысли. — Нет, надо лежать без движения. Стану переползать, хуже будет!..»
Волжин хорошо слышал оба вражеских выстрела, но вспышку заметил только вторую и стрелять по ней не стал. Удержала его не боязнь обнаружить себя (чтоб поддержать друга, он ничего не побоялся бы), а здравое соображение: после двух выстрелов снайпер, конечно, ушел с того места и стрелять бесполезно.
Теперь уже не приходилось сомневаться в том, что гитлеровец их ловит — блеск оптики он имитировал. Очень досадно было, что Пересветов так оплошал. Неужели он погиб? Острая боль сжала сердце Волжина. Увидеть, что с Пересветовым, было нельзя. Волжин тихонько «квакнул». О, радость! В ответ послышалось знакомое басистое «кваканье». Значит, Пересветов, во всяком случае, жив. Но, наверно, ранен. Помочь ему сейчас было невозможно. А в «лягушачьем лексиконе» не находилось слов, чтобы узнать о его состоянии. Приходилось ждать. Необходимо было продолжать наблюдение за позициями врага. Может быть, он все же как-нибудь обнаружится? Если он выстрелит еще раз с той же ОП, это будет его последний выстрел.
Волжин смотрел в бинокль на малиновые кусты, пока они не стали фиолетовыми, а потом — синими. Солнце закатилось, последний багрянец сошел с верхушки печной трубы, и вся она стала черной.
Только когда все помутнело и почернело, Пересветов расправил затекшие руки и ноги. Лоб у него сильно саднило. Он снял каску и пощупал рукой больное место, там было мокро — кровь. «Пустяк! — решил он. — Опять царапина. Везет мне на царапины. То в руку, то в лоб!»
Тут к нему подполз Волжин. Он очень обрадовался, узнав, что Пересветов только легко ранен, и сейчас же перевязал ему лоб бинтом из индивидуального пакета. После этого они снялись со своих позиций и направились «домой». Долго шли молча, потом Волжин тихо, чуть слышно проговорил:
— Дела наши сегодня не блестящи.
— Дрянь дела! — буркнул Пересветов.
— Можно сказать и так, — согласился Волжин. — Что мы имеем на данный момент? Снайпера не уничтожили — раз. Сами еле живы остались — два… И черт же дернул тебя стрелять по блеску! Неужели ты не мог сообразить, что такой осторожный снайпер не станет смотреть в бинокль прямо против закатного солнца?
Пересветов угрюмо молчал. Ему было очень стыдно и тяжело. Волжин понял его чувства и заговорил мягко:
— Погорячился ты, Ваня, поспешил! Да ведь, может, и сам бы я тоже стрельнул — только вовремя «баночку» вспомнил.
— Мы ему, гаду, те пули с процентами вернем! — пробасил Пересветов.
— Будьте уверены! — поддержал Волжин. — Это дело мы доведем до конца. Знаешь что? Отдохнем часика два и до света — снова туда же! Только как у тебя голова? Может, в санчасть пойдешь?
— Ерунда! Я уж и забыл про это. Верно, только кожу поцарапало. Даже без Маруси обойдется. Везет мне на царапины! Повязку под каской не видно, значит — порядок. Молчок! Главное — дело довести до конца. Неужто мы с этим гадом не справимся? Неужто подкачаем и оскандалимся?
— Должны справиться, — сказал Волжин. — Надо только придумать что-нибудь. Ловушку какую-нибудь почище немецкой.
Остальную часть пути оба молчали, перебирая в уме разные «удочки». Все было не ново, всем известно, шаблонно: и каска на штыке, и автомат с веревочкой, и зеркальце.
Когда уже подходили к своей траншее, Пересветов заговорил раздумчиво, как бы размышляя вслух:
— А что, Вася, если устроить такую штуку… Конечно, это тоже не ново, да ведь смотря как оформить…
— Ну, ну, какую штуку? — подбодрил Волжин. Но разговору помешал часовой, окликнувший их из траншеи. Досказал Пересветов уже в землянке. Выслушав его, Волжин сначала даже головой замотал:
— Чушь! Слишком просто!
А потом подумал и сам же себя опроверг:
— Просто еще не значит плохо. В простоте может быть сила. Что ж, давай попробуем…
На следующий день знаменитый снайпер Пауль Шперлинг снова был на своем месте — в окопе под малиновым кустом. Самонадеянный немец не любил действовать в снайперской паре, не хотел с кем бы то ни было делить свою славу. На снайперскую «охоту» он ходил один, а в засады брал с собой не снайпера, а простого разведчика-наблюдателя. На него Шперлинг взваливал все земляные работы, он же, по указанию снайпера, устраивал разные «приманки», ловушки и прочее. © http://kompas.co.ua
Паулю Шперлингу вчерашние события представлялись в таком виде.
После полудня он подшиб двух русских автоматчиков, стрелявших из бойниц траншеи. А когда и из третьей бойницы у русских начал бить автомат, это показалось ему подозрительным: после того как он подстрелил двух автоматчиков, появление третьего было слишком неправдоподобно. «Нет, меня не проведете! — самодовольно подумал Шперлинг. — Я — стреляный воробей. Я вас перехитрю».
Он приказал разведчику внимательно наблюдать за русским расположением, а сам, нацелив винтовку в русскую бойницу с автоматом, сделал выстрел.
Этот трюк едва не стоил ему оптики: сейчас же в бойницу со свистом влетела пуля, которая прошла над самым прицелом. Русский стрелял неплохо, этого нельзя было отрицать. Зато он обнаружился: разведчик указал точку, откуда сделан выстрел. Шперлингу стало ясно, что там, в бурьяне, скрывается русский снайпер, и он приказал пустить в ход приманку. Сам он предусмотрительно сменил свою огневую позицию: по канавке за кустами переполз влево.
Разведчик, спрятавшись за остатками печи, высунул из-за нее зеркальце на проволочке. Почти сейчас же послышался тонкий звон разбитого стекла: зеркальце разлетелось вдребезги от русской пули.
То же самое, по мнению Шперлинга, случилось и с головой русского снайпера, в которую он тут же всадил одну за другой две пули. У запасливого немца имелось в сумке другое зеркальце, а у русского снайпера запасной головы не было. Голова снайпера — не плохая плата за стекляшку ценой в пять пфеннигов! Шперлинг считал, что закончил вчерашний день удачно. Не менее удачным должен быть и нынешний. Что-нибудь опять наклюнется. Русские хорошо ловятся на удочку.
С утра все было тихо. Русская траншея молчала, будто в ней никого не было, и Шперлинг думал, 'что это он отбил у русских охоту стрелять из бойниц. Прежде всего, Шперлинг тщательно осмотрел в бинокль то место, где вчера, как он считал, убит был им русский снайпер. Лежит там труп или ночью ею утащили? В бурьяне ничего не было видно. Шперлинг решил, что так или иначе на это место русский уже не придет: оно «провалено».
Легкий ветерок колыхал длинные стебли бурьяна. Движение шло волнами, стебли слегка склонялись и выпрямлялись вновь.
«Дурная, дикая трава! — думал Шперлинг. — Зачем она здесь? Вчера она не спасла русского снайпера. И никогда никого она не спасет от моей пули».
Левее того места, где обнаружил себя русский снайпер, бурьян зашевелился. Шперлинг стал присматриваться. Волны, вызванные ветром, шли почти перпендикулярно к линии фронта, а там движение травы было фронтальное.
«О, тут что-то неладно! — подумал Шперлинг. — Похоже, что ползет кто-то?»
Движение прекратилось, и как раз в тот момент, когда налетел порыв ветра. Шперлинг захихикал про себя:
— Плохо, русский! Очень плохо. Надо следить за природой. Я бы так не полз! Сейчас ты будешь наказан за глупость!
Он навел винтовку в то место, где только что предательски шевелился бурьян.
Прошло минуты две. Бурьян больше не шевелился.
«Остановился или же приполз на место? — размышлял Шперлинг. — Так или иначе теперь он никуда не денется. Теперь он — мой. Младенец! Он и не подозревает, что участь его решена. Это будет у меня триста двадцать шестой».
В самом деле, русский, очевидно, ничего не подозревал: через некоторое время он снова пополз потихоньку.
Но Шперлинг был не мальчишка, стрелять он не спешил: цель оставалась все же невидимой; надо ее увидеть, чтобы ударить наверняка — Шперлинг не пускает пули на ветер! Он заметил, что в одном месте бурьян реже, и это место — как раз на пути ползущего. Там меж стеблей должно что-нибудь показаться.
Он не ошибся. Очень скоро сквозь стебли стало видно что-то зеленовато-желтое. Опытный глаз снайпера легко распознал, что это — спина человека в русской летней гимнастерке. Не спеша, он выстрелил в движущуюся спину и стал смотреть в бинокль. С удивлением он увидел, что русский продолжает ползти. Неужели он так легко ранен? Ну, что ж, надо добить!..
Шперлинг выстрелил еще раз.
Человек продолжал ползти.
— Что за чертовщина? — рассердился Шперлинг — Может ли быть, чтоб я двумя пулями не пригвоздил к земле ползущего человека? Броня на нем, что ли? Надо нащупать голову!
