Рувим Фраерман - Избранное
Повеял легкий ветер с реки, принес ему голос отца — просит он у Лю перевозу.
Лю очень обрадовался голосу отца, ударил бамбуком по воде и стрелой поплыл назад. Перебрался через высокую стену и побежал к реке. А река уже была спокойна, тихо струились волны. Звезды уходили с неба. Приближалось утро, и чистый ветер ходил по реке.
А трубы, что слышал Лю на озере, звучали все громче, словно великаны трубили в них и сотрясали вершины скал.
Тут взошло солнце. И увидел Лю — на той стороне войско, как великан, стоит. Впереди войска — отец. Шлем на нем блестит; на шлеме перья колышутся, как колосья бамбука. А рядом с отцом сосед его ближний, и другой сосед — дальний, и весь народ.
И такое это войско великое, что тень от него закрывает всю долину. Разве перевезешь его на лодке?
Вспомнил тут Лю слова красавицы, назвал ее по имени — Желанный Цветок — и приказал бамбуку построить крепкий мост.
В одну минуту мост был построен. Сам бамбук гнулся, сам в землю вколачивался, сам настил настилал.
Прошло то войско по мосту через реку и кинулось в бой со стражей Цзян Ю-су.
Вызвал злой колдун горный ветер и бурю себе на помощь — ветер ему уже не повиновался. Вызвал тучи — тучи не пришли.
Скоро стража была вся перебита, а сам правитель спрятался в высокой башне во дворце под золотой кровлей. Но и тут его нашел отец с воинами.
Увидел Цзян Ю-су в руках мальчика Лю волшебный бамбук, закричал страшным голосом и бросился с высокой башни в озеро.
И сразу ударила молния, спустился свободный ветер с гор, всколыхнул тростники и траву, и показался над озером дым.
Когда дым рассеялся, не было больше в стране злого правителя.
А Лю снова стал жить со своим отцом и дедом.
Только дом у них теперь новый, и трудится Лю со своим отцом на земле без запрета, и едят они рис из своей чашки без отказа. Она никогда не бывает пустой.
А глупые бакланы ловят для старого деда рыбок «цзин юй» и приносят их к нему в лодку. И дед этому всегда радуется.
Два рыбака
IУ синего моря, что в Китае люди называют Желтым, хотя вода в нем бывает и светлой, жили два брата из фамилии Ван — два рыбака Чан и Чунь.
Были они оба молоды и прекрасны, но так бедны, что не имели ни своего поля, ни своего невода, и даже хижина их, покрытая морской травой, стояла на чужой земле, принадлежавшей богатому соседу. А сосед этот был так жесток и жаден, что никогда не давал в долг бедным рыбакам даже чашки рису.
Жили братья в своей ветхой лачуге вместе со старой матерью, и, как рассказывает сказка, не было у них ничего, кроме гибких удочек, да корзинки, сплетенной ими из прибрежного тростника, да маленькой лодочки, на которой они всегда вместе выезжали в море ловить рыбу.
Чан был старший из братьев и, как старший, почитал себя умнее младшего, любил видеть приятные сны, что снятся человеку перед пробуждением, пить душистый чай с сухими лепестками жасмина и вести долгий разговор с разными странниками, что часто проходили мимо их бедной хижины по тропинке в горы, где стоял богатый храм.
Хотя Чан и любил многие приятные вещи, вроде душистого чая, которого ему пока еще в жизни своей не приходилось пить, но, по совету одного благочестивого странника, он дал себе обет никогда не жаловаться на свою судьбу, потому что судьбу бедного человека, как говорил ему этот странник, определяют только вечные боги предков и сам грозный император, правивший в те давние времена страной.
Младший же брат, Чунь, был в самом деле прост, вести умной беседы со странниками не умел, но зато искусно плел корзины из тростника, ловко правил лодкой в бурю и никогда не забывал развести на ночь огонь для старой матери, чтобы ей было покойнее отдыхать у очага.
Однажды Чан и Чунь выехали далеко в море, чтобы раздобыть себе на обед немного рыбы.
День был хороший для лова. И вблизи и вдали от берега воды моря стояли спокойно. Ветерок ходил по ним самый легкий, не качая даже лодки рыбаков. Однако с самой зари до полудня рыба ни разу не тронула наживки на удочках Чана и Чуня. Но рыбаки знали, что охотникам всегда следует ждать. И они ждали.
Вот уже и время обеда прошло, и вечерняя прохлада надвинулась с гор, и крикливые бакланы стали подниматься с воды, чтобы на ночь усесться среди скал, а добычи у рыбаков все не было.
Голод стал мучить Чана, и, забыв данный им обет, он стал жаловаться на свою судьбу такими словами:
— Ах, зачем человек живет на земле, если богатый сыт через меру, а бедняк постоянно голоден! Когда мы спим в своей хижине, наш сосед веселится с гостями в своем доме под золотой кровлей. А когда на заре мы голодные уходим в море, он ложится спать до вечера, не поверив нам в долг даже чашки рису. Разве мы не отдаем ему каждый раз половину своего улова только потому, что наша старая хижина стоит на его земле?
Чану никто не ответил, так как кругом было море. А Чунь тоже молчал, потому что был моложе брата и не считал себя таким умным, чтобы начать говорить первым, пока его не спросят старшие.
Тогда Чан сказал:
— Говори, Чунь, разве ты не слышишь меня?
— Если ты ко мне обращаешься, брат, то могу сказать тебе, что я думаю, — молвил тогда Чунь. — Ты спрашиваешь, зачем люди живут на земле? Наверно, затем, что на ней хорошо жить. Когда на заре я относил весла в лодку, то видел, что даже мох на нашей дикой скале светил мне, как жемчуг; он был весь в росе. Это принесло мне радость. Я потрогал его рукой и освежил свое лицо. И ты спрашиваешь еще, почему бедный человек всегда голоден, а богатый сыт через меру! Мне, глупому Чуню, трудно ответить на это. Но я думаю, что если человеку за его труд полагается на земле чашка рису, то, может быть, не следует просить ее в долг у богатых, а следует взять самому.
И тут, как ни был печален и голоден Чан, он весело рассмеялся, услышав слова младшего брата.
— Кто же позволит тебе это сделать? — сказал он. — Ох, Чунь, я вижу, что ты в самом деле глуп еще и молод.
Но Чунь не обиделся на старшего брата.
— Это правда, — отвечал он, — богатые не позволят так сделать. Но надо быть воином. Я говорю об этом каждому бедному рыбаку и носильщику, которые проходят мимо нас по тропинке вдоль берега. И они соглашаются со мной. Ведь недаром старики вешают лук и стрелы у косяка над дверью, если в хижине родится мальчик.
— Нет, ты не то говоришь, что говорили мне благочестивые странники, — сказал с огорчением Чан. — Лучше уж помолчи, и подождем, пока сами боги не пошлют нам удачи.
И при этих словах Чан вдруг увидел, что поплавок на его удочке, до того спокойно стоявший на воде, внезапно погрузился в море и стал уходить в сторону от лодки.
Чан крепко схватил свою удочку и сказал брату:
— Вот видишь, Чунь, кто из нас прав? Помоги мне!
Добыча, должно быть, была хорошая, так как удочка под тяжестью ее гнулась до воды и леска не выходила из моря.
Но Чан и Чунь были отважные рыбаки. Они не упустили добычу, вывели ее из глубины морской и подняли в лодку.
И тут они очень удивились, увидев на дне лодки вовсе не огромное чудище, тяжестью своей удивлявшее их, а совсем маленькую рыбку с бирюзовой чешуей, блестевшей на солнце, как небо. Глаза ее сияли ярче, чем звезды, а хвостик был золотой, как у рыбки «цзин юй».
Она лежала тихо на дне лодки, и только хвостик, в который впился крючок, тихонько шевелился.
Чунь хотел освободить хвостик от крючка и взял рыбку в руки. Она забилась на его ладони, и Чунь сказал старшему брату:
— Я никогда не видел такой рыбки в нашем море.
Но старший, Чан, знавший всех рыб на свете, сказал:
— Это та самая голубая рыбка, про которую старики говорят, что она живет тысячу лет.
— Но она так нежна и так мала, — сказал младший брат, — что, наверно, ей не исполнилось еще и года. Она может жить еще девятьсот девяносто девять лет. Мне жаль ее губить! Разве для того, чтобы пообедать сегодня, мы отнимем с тобой у нее такую долгую жизнь?
И Чунь стал просить старшего брата отпустить чудесную рыбку обратно в море.
Чан был, конечно, такой же бедный рыбак, как и Чунь, и вовсе не был злым человеком.
Он сказал:
— Ты прав, Чунь, мы можем и сегодня лечь спать голодными. Но что скажет наша старая мать, если мы вернемся домой без добычи?
— И мать нам ничего не скажет, — ответил Чунь. — Разве не она сама говорила нам в детстве, что сердце у человека должно быть мягкое, а рука твердая, если он хочет долго жить?
И так как Чану очень хотелось долгой жизни, то он согласился с братом и, подняв на своей широкой и твердой ладони трепещущую рыбку, отпустил ее обратно в море.
Море тотчас же заиграло вокруг, плеснуло вверх волной, и возле лодки весело зашумели струи.
И рыбаки вдруг услышали за своей спиной голос:
— Здравствуй, добрый Чан, и ты, юный Чунь!
