Илья Маркин - Люди грозных лет
И действительно, едва они успели метров на пятьдесят оттащить пулемет, как нарастающий вой сдавил воздух, и на высотке ахнуло множество взрывов.
«Окоп, хоть бы маленький окопчик», — вжимаясь в снег, думал Дробышев. Однако вокруг без единого пятнышка белел девственно чистый, пушистый снег. Тугой шквал горячего воздуха оборвал его мысли. Пересиливая боль, он приподнялся, хотел было ползти дальше, близкий взрыв снова вдавил его в снег. Тупым ударом горячего воздуха Чалого отбросило в сторону. Он тут же вскочил на ноги и бросился к лейтенанту. Дробышев уткнулся лицом в снег, раскинув ноги.
— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, — отчаянно звал его Чалый. Дробышев лежал неподвижно, все также бессильно раскинув ноги и правой рукой держась за хобот пулемета.
Совсем рядом гулко ахали взрывы; шипя и свистя, шлепались осколки; едкая гарь закрывала свет.
Не раздумывая и не обращая внимания на взрывы, Чалый подхватил безвольное тело лейтенанта и, утопая в снегу, понес за высоту.
— Что? — закричал бежавший Козырев.
— Лейтенант наш, — не опуская Дробышева, прокричал Чалый, — пулей в руку, а потом снаряды… Товарищ старший сержант, Иван Сергеевич, неужели он?.. — с отчаянием выкрикнул Чалый и, поймав суровый взгляд Козырева, задохнулся от страшной догадки. — Да вы что? — закричал он. — Что так смотрите? Воды дайте, опомнится он…
Положив Дробышева на снег. Чалый вырвал из рук Козырева флягу и склонился над лейтенантом.
— Ух, — хлебнув воды, с шумом выдохнул Дробышев и открыл глаза. — Взрывом скосило меня. А пулемет где? — встревоженно спросил он.
— Да цел, цел пулемет, товарищ лейтенант! — радостно прокричал Чалый. — И фрицев разбили и пулемет цел! Повернитесь на бок, руку перевяжем…
Глава сорок вторая
В длинные зимние вечера в доме Бочаровых установился привычный для деревни порядок. Убрав скотину и рано поужинав, вся семья занималась своими делами. Прасковья Никитична чаще всего штопала что-нибудь, расчесывала волну, иногда на старой, чудом уцелевшей прялке сучила шерстяные нитки. Ходившая на последних неделях беременности Алла пристрастилась к вязанью и, навязав на всю семью перчаток, чулок, носков, свитеров, принялась за шерстяную кофточку для себя. Николай Платонович что-нибудь читал или чинил колхозную сбрую. Костик без конца складывал и разваливал карточные домики на столе или возился с кошкой. Меньше всех дома бывал Ленька. Поужинав, он забирал свою неразлучную балалайку и уходил на посиделки.
В этот вечер Ленька вернулся необычно рано.
— Все! Капут! — с порога закричал он.
— Что ты, оглашенный, шумишь-то! — прикрикнула на него мать.
— Вы только послушайте, — понизил голос Ленька, развертывая лист бумаги, — у Сергея Сергеевича переписал, а он по телефону принял. В последний час называется. Немцам в Сталинграде капут, всех до одного расколошматили, и война в Сталинграде закончилась. Так и написано: войска Донского фронта в шестнадцать ноль-ноль второго февраля сорок третьего года закончили разгром и уничтожение окруженной сталинградской группировки противника. Боевые действия в городе Сталинграде и в районе Сталинграда прекратились!
— Слава тебе господи! — перекрестилась Прасковья Никитична.
— Это еще не все! — выкрикивал Ленька. — Захвачено свыше 91 тысячи пленных, из них более 2500 офицеров и 24 генерала, 750 самолетов, 1550 танков, 6700 орудий, 462 миномета, 8135 пулеметов, 90 тысяч винтовок, 7369 мотоциклов. Подсчет трофеев продолжается.
— Батюшки, сколько оружия-то всякого! — всплеснула руками Прасковья Никитична. — Вот Андрюша-то наш радуется! Он же там был, в Сталинграде!
— Нет, мама, он где-то под Воронежем, — сказала Алла.
— Теперь уже не под Воронежем. Воронеж давно освободили, — уточнил Ленька, — теперь Андрей, может, под Курском, а может, под самым Харьковом.
— Дядя Леня, а к нам привезут винтовок немецких? — спросил Костик. — Вот бы нам с тобой по одной!
— Винтовки — это пустяки! Нам бы с тобой мотоциклик, вот это да!
— Не дадут мотоцикл, — усомнился Костик.
— Конечно, не дадут, — согласился Ленька, — для армии все пойдет, после войны, может, и дадут, да только тем, кто воевал.
— Наконец-то я разыскал тебя, — стремительно войдя в избу, подскочил Николай Платонович к Леньке, — что же ты делаешь, бессовестная твоя душа! И в кого ты, вражина такой уродился?!
— Что ты, батя, что? — бормотал ничего не понимавший Ленька.
— Прыток больно, вот что! Под чужую дудку пляшешь, паршивец разнесчастный! Ишь ты, писака нашелся! Да я тебе голову начисто сниму!
— Что ты набросился на него! Скажи толком, — вмешалась Прасковья Никитична.
— А ты не лезь не в свое дело! — прикрикнул на нее Николай Платонович и, размахивая газетой, вновь подступил к Леньке. — Твоя каверза! И подписал-то как: «Ал. Алексеев!» Я тебе пропишу такое, что у меня не Алексеем, а Кузьмой скажешься! Ведь надо же такое удумать? — обессилев от гнева, присел старик к столу. — И заголовок-то какой! «Председатель сельсовета потворствует лодырям». Это наш-то Сергей Сергеевич лодырям потворствует! А в лодыри-то кого записали? Двух старух и больную женщину! Да понимаешь ли ты, дурья твоя башка, — вновь вскочив, подступил он к Леньке, — да за то, что Слепнев защитил их от Гвоздова, его не разносить нужно, а спасибо сказать великое. Их же Алешка Гвоздов поедом ест. А за что, спрашивается? За то, что они ему правду в глаза режут и самогонкой не угощают! Вот что, — сурово сказал Николай Платонович, — садись сейчас же и при мне пиши: я, мол, этот самый Ал. Алексеев, по своей молодости и по глупости написал в газету неправду и все, что напечатано, — ложь и клевета.
— Да не писал я ничего! — вскрикнул Ленька, с трудом удерживая слезы.
— Как не писал? — не поверил отец. — А чья же эта работа?
— Не знаю. А я не писал.
— Поклянись, что не писал.
— Честное комсомольское!
— Значит, Алешка Гвоздов, — проговорил Николай Платонович, — он, подлая его душа, Сережку Слепнева подсиживает, из председателей выжить хочет. Уж больно он ему поперек горла встал, безобразничать не дает. Нет! Не выйдет. Я сам в Москву поеду, а Слепнева в обиду не дам. А он-то прочитал, видать, и переживает. Двери не закрывай, — сказал он жене, — я к Сергею побежал.
Когда Николай Платонович вошел к Слепневым, Сергей, его мать и Галя ужинали.
— Вот хорошо, что пришел, — вставая из-за стола, встретил его Сергей, — а я к тебе собирался идти. Присаживайся за компанию.
— Благодарствую, только что ужинал, — отказался Бочаров, с радостью глядя на похорошевшую после замужества Галю, — да ты сам-то чего встал, ешь, ешь…
— Я уже закончил, — присаживаясь напротив Бочарова, сказал Сергей. — Вот что, Платоныч, я сказать тебе хотел. Мы с Гвоздовым только что вернулись из района. Все дела наши утверждены. Трудно, правда, было, спорили много, но все одобрили и утвердили.
— Значит, и рыба и птица?
— Да, все! Первый вопрос о рыбе. Понравилось районному начальству, очень понравилось. Председатель райпотребсоюза уже заявку дает: привозите, говорит, хоть тысячу центнеров, всю куплю и по самой высокой цене.
— Тыщу-то тыщу, а где мы этих маленьких рыбок, мальков этих самых, возьмем, из чего больших-то рыб выращивают?
— Вот это и был самый трудный вопрос. Пришлось в обком за помощью обращаться. И там нас без звука поддержали. Есть такой знаменитый рыбхоз, карпа зеркального разводит. Далековато от нас он, километров двести будет, на берегу Оки. Но подчиняется он нашей области. И этот рыбхоз даст нам мальков. Подсчитали всё и говорят: дадим! В долг, конечно, осенью будем рыбой расплачиваться. Так что главный вопрос утрясен. А второе — кому поручить это рыбное дело? И все — секретарь райкома, Листратов, и я — все твою кандидатуру назвали.
— Да что ты, Сергей, какой из меня рыбовод? Я рыбу только есть умею, да и то больше селедку.
— Научишься. Решено послать тебя на две недели в этот самый рыбхоз. Там расскажут тебе, покажут все, а летом инструктор приедет, поможет тебе.
— Черт те какую работу придумали, — укоризненно говорил Бочаров, но по его глазам Сергей видел, что старик доволен новым поручением.
— А с птицей как же? — спросил Бочаров.
— И с птицей все уладили. Есть одна государственная птицефабрика. Она отпустит для нас две тысячи утят и тысячу гусят.
— Батюшки, — ахнул Бочаров, — что же мы с ними делать будем? Передохнут все, и воронье порастащит.
— Ничего! Сбережем! — улыбался Сергей. — Охрану поставим, птичниц хороших назначим. Мы так прикидывали с Гвоздовым. Думаем на эту работу назначить Наташу Круглову и Галю…
— Да что ты, Сережа, — зарделась Галя, — что я в гусях и утках понимаю!
— Ничего, научишься! — сказал Бочаров. — Меня вон царем морским назначили, и то не боюсь. Утки-то и гуси, они поверху, на виду плавают, а рыбка-то нырнет и днем с огнем не увидишь. Ну, а как Гвоздов-то, — спросил он Сергея, — опять, как и тут, артачился, легкомыслием называл?
