Мицос Александропулос - Ночи и рассветы
В типографии его ждала Янна.
— Я не спрашиваю, куда ты едешь. Не говори. Но тебе нужно переодеться, сменить рубашку, белье. Когда ты выезжаешь?
Он ответил, что будет ждать машину.
— Ну, вот что, — решила Янна, — я пойду домой и принесу все, что нужно… И не вздумай возражать, я бы все равно пошла по своим делам… Это уже по женской части и тебя не касается… С отцом я договорилась, он разрешил…
— Так и быть, — согласился Космас. — Но смотри не спеши. Я скорее всего уже уеду, так что не беги, иди осторожно…
Он проводил ее до угла.
— И когда ты вернешься? — решилась спросить Янна.
— Думаю, дня через два-три, не позже… Я еду недалеко…
— Я не спрашиваю…
На углу они протянули друг другу руки. Он торопливо поцеловал ее волосы, она с улыбкой нагнулась и выскользнула у него из-под руки, точно прошла через низенькую дверь. Волосы ее упали, закрыли лицо. Янна тряхнула головой и зашагала — Космасу показалось, что слишком быстро.
— Мы же договорились не торопиться!
— Если ты сию же минуту не уйдешь, я побегу!
Космас не ушел и продолжал смотреть ей вслед, тогда Янна сделала вид, что собирается побежать. «Ладно! Ладно!» — крикнул Космас и не оглядываясь завернул за угол.
* * *Через два часа подъехала машина, а Янна все еще не вернулась. На машине приехал Спирос. Он был расстроен.
— Отправляйся немедленно! — сказал он Космасу и спустился в подвал.
— Да, да, сейчас!
Космас добежал до угла — Янны не было. Он пробежал еще один квартал…
Возвращаясь, он увидел Спироса, который возбужденно разговаривал с шофером. Космас побежал еще быстрее.
— Почему ты запоздал?
Пожалуй, никогда еще Спирос не был с ним так суров.
— Я ждал Янну!
— А куда она пошла?
Космас начал объяснять.
— Ах, да, — вспомнил Спирос, — она что-то говорила мне утром… Но выезжать нужно немедленно. — Его тон снова стал ровным. — Положение осложняется… Утром опять обстреляли Коккинью. Не оставили камня на камне… А у нас в районе сегодня ночью произошло еще одно преступление… Зарезали врача и всю его семью… Так же, как и профессора…
Космас пожал ему руку и сел в машину, не сводя глаз с перекрестка.
* * *— Этот узел для тебя тяжеловат! — сказала тетушка, глядя, сколько белья собирает Янна. — Погоди, я сейчас накину пальто.
Из дому они вышли вместе.
— Я тоже хочу повидать Космаса! — сказала старушка.
И она пошла по левую руку от Янны, поддерживая узел. При ярком дневном свете Янна показалась ей еще бледнее, чем дома. И она подумала, что нужно будет пробрать и отца, и мужа. Не дело это для женщины перед самыми родами круглый день работать в типографии без воздуха и света. «Вот сейчас пойду и поговорю с ними. И сегодня же заберу Янну домой!»
А Янна торопилась и шагала все быстрее.
— Тише, девочка, тише, — говорила старушка. — И тебе не след сейчас бегать, да и я тоже не могу. Давай передохнем…
Янна остановилась, но тотчас снова подняла узел. Она очень волновалась.
— Уедет Космас, и мы его не застанем… — Не бойся, успеем.
Так они прошли половину дороги и, чтобы сократить путь, свернули с большой улицы в узенький переулочек. Они пробирались среди заборов из гнилых досок, ржавой жести и проволоки и зашли уже далеко, когда Янна вдруг вскрикнула. Вскрикнула негромким криком человека, с которым случилась беда, страшная беда. Переулочек был узкий и грязный, впереди шла тетушка, сзади Янна. Тетушка оглянулась на крик и увидела белое, искаженное страхом лицо племянницы.
— Неужто схватки? Бог мой, какая беда!
Янна поднесла палец к губам.
— Иди, тетушка, иди!
— Да что с тобой?
— Иди скорей! — еще нетерпеливее прошептала Янна и подтолкнула ее узлом.
Только тут старушка заметила, что Янна старательно смотрит налево. А справа, в глубине двора, мимо которого они шли, она краем глаза выхватила двоих — мужчину и женщину, они стояли в дверях и разговаривали… Тетушка побежала. Позади она слышала тяжелое дыхание Янны и чавканье грязи под башмаками.
Чуть подальше, за полуразрушенным каменным забором, сидели на поленнице пятеро мужчин. Это были эласиты.
Янна кинула узел в руки тетушки и бросилась к забору. Эласиты вскочили на ноги.
— Скорей! Здесь, вон в том дворе, предатель, — тихо сказала Янна.
— Какой предатель? — Бойцы перепрыгнули через забор и окружили Янну.
— Скорее, а то убежит…
Старушка видела, что бойцы как будто колеблются и нерешительно переглядываются. «Не верят или боятся», — подумала она и тоже крикнула:
— Скорее! Она знает, что говорит… Наконец один из бойцов решился.
— Поди покажи нам его! — сказал он Янне и взял ее за локоть.
Янна сморщилась от боли, попробовала выдернуть руку, но он не отпускал.
— Чего ты меня держишь?
Тот схватил ее и за вторую руку.
— Молчи! — прошипел он сквозь зубы. — Пикнешь — прикончим!
Обезумев от страха, потеряв дар речи и не понимая, что же это происходит, смотрела тетушка Ольга, как бьется Янна в руках вооруженных мужчин. Вот они заткнули ей рот.
Со стороны дома крикнули:
— Эй, что там у вас?
— Вали сюда!..
И он прибежал, смуглый небритый мужчина с револьвером в руках.
— Посмотри. Она тебя знает!
Он нагнулся, взглянул.
— Кончайте и отчаливайте…
Янна еще боролась. Сдавленные крики вырывались из прикрытого мужской ладонью рта. И тут тетушка Ольга увидела, как в тяжелых, толстых руках сверкнуло белое лезвие. Ноги у нее подкосились, она упала и поползла по грязи, обнимая чьи-то ноги, оказавшиеся возле ее лица. Голос ее звучал, как слабый вздох, как последнее дыхание старческой души:
— Нет, сынок, нет! Она беременна… Она мать!
— Одним большевиком меньше! — рявкнул сверху грубый бас.
Большой нож глубоко вошел в живот — легко и бесшумно, как в тесто.
— И меня! — тающим голосом прошептала старуха.
— И тебя!
Она увидела над собой красный клинок, он падал и закрывал от нее землю, словно красное, окровавленное небо, обволакивающее весь мир, от горизонта до горизонта.
XI
Пожалуй, никогда еще Космас не видел Ставроса таким довольным, как в то утро, когда приехал в Астипалею.
Произошло следующее:
«Астрас», который стараниями Бубукиса и Элефтерии превратился в одну из лучших провинциальных газет, в те дни пережил серьезный бумажный кризис. Элефтерия давно уже забила тревогу и предупредила Ставроса и секретаря областного комитета ЭАМ Лиаса, что газета того и гляди закроется. Тревожные сигналы передали по инстанциям, но в ответ получили жалкие крохи. Помочь мог только Мил, но он заявил, что не такой дурак, чтобы давать эамовцам бумагу для газеты.
— Судите сами, — как будто в шутку говорил он в штабе, — это было бы по меньшей мере странно: в Афинах ЭАМ воюет против англичан, а в Астипалее капитан английской армии дает эамовцам бумагу, чтобы ЭАМ открыла против английской армии газетную войну…
— Во-первых, — одернул его Ставрос, — Афины — одно дело, Астипалея — другое. Не ЭАМ воюет в Афинах против англичан, а, наоборот, наши союзники — англичане — воюют против ЭАМ. А здесь, в Астипалее, мы, кажется, не воюем. Приходите вы к нам в дивизию — мы угощаем вас кофе, мы к вам приходим — вы предлагаете нам чай.
— Но как бы с бумагой не получилось то же самое, что с оружием. Во время оккупации мы давали партизанам оружие против немцев, а теперь они обернули его против нас…
Тут Ставрос снова перебил Мила:
— Какое оружие? Оружие мы добывали в бою, у фашистов и греческих предателей, а если сейчас в Афинах добываем и у англичан, то не по нашей вине.
Мил сделал вид, что после этих слов Ставроса ему сказать уже нечего.
— Конечно, конечно… Я шучу… А бумаги у меня все-таки нет.
— Но мы узнали…
— Да, действительно, вагоны с бумагой пришли, но на другой же день мы ее раздали… Если бы вы попросили нас раньше…
Мил не подозревал о том, что все железнодорожные грузчики были преданными эамовцами и лучше его самого знали, что есть и чего нет на английских складах, расположенных у вокзала.
Он так и не понял, что именно произошло, но, видя, что «Астрас» не закрылся, взвесил все обстоятельства и явился к Ставросу с претензией.
— Не может быть! — воскликнул Ставрос. — И потом, вы же говорили, что бумаги у вас нет?
Отказаться от своих слов Мил не захотел.
— Ох, если бы ты его видел! — рассказывал Космасу Ставрос. Он все еще был под впечатлением разговора и описывал его со всеми подробностями. — Если бы ты видел его гримасу, когда он понял, что его же ложь его наказала…
В полдень в офицерской столовой разговор тоже зашел о бумаге.