Семён Данилюк - Остров незрячих. Военная киноповесть
Но некому оказалось вручать награду. После освобождения Льгова Арташов примчался туда. Увы! В городе Маши не было. От жителей разузнал, что за две недели до освобождения вновь активизировались партизаны. Каратели произвели массовые аресты. Ходили слухи, что среди расстрелянных был кто-то из работников комендатуры, изобличенных в пособничестве партизанам. Следы Маши вновь затерялись. Арташову оставалось лишь надеяться на чудо. Он и надеялся.
Глава 6. Найти и потерять
Душа твоя болела.
Душа твоя устала.
Под простынею тело
светилось вполнакала
— Она нам жизнь спасла, товарищ генерал, — упрямо напомнил Арташов.
— Это я слышал, — буркнул Полехин.
— Ладно, допустим, жива. Допустим, в Германии. Допустим, дам команду искать. Но то, что силком угнали, — доподлинно? А вдруг добровольно? Сам же говорил, что в комендатуре числилась?
— Исключено! — отчеканил Арташов. — Она мне дождаться обещала.
Полехин, не сдержавшись, фыркнул.
— Ты не пори горячку, разведчик. А если окажется все-таки, что нашкодила, да и сиганула от ответа? Тогда это уже, сам понимаешь, — совсем другая статья. Тут и женишку мало не покажется. Не поглядят на регалии.
Он пытливо присмотрелся к подчиненному:
— Все равно искать?
— Так точно. Товарищ генерал! Вы ж обещали: как Германию займем… Вроде уже в ней. Прикажете подать официальный рапорт?
Полехин обескураженно охлопал свою шею. — Думал, до потрохов тебя постиг. Ан — ухитряешься удивить. Так и я тебя удивлю: раз Генштаб ниже твоего достоинства, принимай боевой приказ!
Арташов, удивленный, подтянулся. Не поднимаясь с валуна, генерал поднял прутик и принялся рисовать на песке.
— Прямо по курсу, в двух десятках миль от Рюгена, датский остров Борнхольм. На нем, по нашим данным, порядка 20 тысяч фашистов. Их командование решило сдаться в плен англичанам. Пункт приема военнопленных — на острове Зеландия. Пробиваются туда по ночам мелкими разрозненными частями. На тральщиках, катерах, яхтах, рыболовецких траулерах. Всё в ход пущено. У местных рыбаков сейчас самая путина. Маршрут — в нескольких милях от северной оконечности Рюгена, как раз где мы с тобой. Помешать не можем, — участок Балтики контролируется английскими катерами. Да такой задачи и не стоит, — пусть катятся. Но побережье остается десантоопасным. Вряд ли, конечно, решатся на высадку. Не до того. Все думы, как бы сдаться не нам, а господам союзникам. Тем не менее остеречься будет не лишним. Мало ли у кого какая шальная мыслишка возникнет? Сохранилось кое-что из заводов ФАУ. Может, где какая документация запрятана? По данным моего начальника Особого отдела Гулько, среди фашистов есть власовцы. Для них, к примеру, сдаться англичанам с таким гостинцем, — гарантия, что нам не выдадут. А значит, жизнь. Потому обязаны предвидеть. Так что твоя цель — наблюдение и охрана прилегающего участка побережья. Обеспечишь патрулирование. — Есть!
— На всякий случай в шести километрах от тебя на мысе Арконс для ведения беспокоящего огня разместили танковый батальон. Съезди, договорись о взаимодействии, о связи. Хотя… — он спохватился, — сегодня, пожалуй, не езди. Сегодня туда мой начальник Особого отдела Гулько едет комбата арестовывать. Полехин нахмурился: — Нашкодничал, стервец, при штурме Штральзунда. Там у него два танка пожгли. Так он в отместку с немецкими девками надураковал. Теперь расплатится…Сколько предупреждали, скольких постреляли! Всё одно неймется. Как в Германию вступили, будто крышу снесло. Особых отделов не хватает…Так что завтра с утра езжай к тому, кто примет. Всё понял?
— Так точно. Только нам бы оружия не мешало. А то, считай, одни автоматы да «лимонки». Серьезного боя на полчаса не выдержать. Да и рацию вчера разбило.
— Прикажу подкинуть, — Полехин, заканчивая разговор, поднялся. Потянулся затекшим телом. Глянув на часы, тронулся к роще. — Кстати, насчет Гулько, — на ходу прикинул он. — Пожалуй, ему розыск твоей зазнобы и поручу. Если кто найдет, так он. Этот — только команду дай — копытом рыть станет. Ретивый! — с неприязненным смешком оценил Полехин. — К тому же у меня он с осени сорок третьего. А до того, доподлинно знаю, в тылу врага под прикрытием работал. И как раз в том самом районе, что и невеста твоя. Чем черт не шутит, может. пересекались. Будет тогда, кому доброе слово замолвить. Ты ведь в ней уверен? Арташов радостно вспыхнул: — Так, товарищ генерал! Да конечно же!.. — Что ж, прикажу, чтоб по дороге на Арконс к тебе заскочил за информацией.
— Есть! За разговором вернулись к воротам особняка. Генерал приготовился влезть в машину, но заколебался. Ухватив Арташова за пуговицу, отвел в сторону.
— Вот что еще! Не надо бы говорить, да иной раз нельзя не сказать, — и хоть на десяток метров рядом никого не было, генерал еще понизил голос. — Гулько, он при мне вроде как в ссылке. Задание, с которым забросили, выполнить не сумел. И ему в его ведомстве это помнят, — ходу не дают, на подхвате держат. А парень самолюбивый. Ищет случай загладить. Поэтому постарайся, чтоб с хозяевами твоими не состыкнулся. А то, ретивый-то он ретивый. Но и борзой. И такие, как они, для него подарок судьбы, — вмиг чего-нибудь раскрутит. Усёк? Арташов понимающе прикрыл глаза. Полехин забрался в машину. Арташов, торопясь, извлек самописку: — Товарищ генерал! Разрешите? На память от разведчиков. Можно сказать, в тылу врага добыли. Он дважды перевернул ручку, — перед генеральскими глазами сначала появилась блондинка в купальнике. И тут же — без. — Ишь ты! Что творят, — Полехин с удовольствием принял подарок. — Жене покажу. Чтоб бдила и форму не теряла. Глаза его наполнились лукавством. Он достал собственное, скребущее и брызжущее чернилами перо. — Тоже прими! Как подобное писать потянет, — он значительно похлопал себя по кармашку, — чтоб только этой ручкой. Глядишь, остынешь. Сокрушенно покачал головой: — Дура ты все-таки, Женька. Уж такой дурында!
Полехину хотелось вылезти, обнять напоследок любимца, которого скорее всего уже не суждено будет увидеть. Но ограничился тем, что прихватил Арташова за шею, слегка пригнул к себе и тут же с силой оттолкнул.
— Поехали, наконец, что ли? Вечно копаешься! — прикрикнул он на водителя.
«Мерседес» дернулся и, набирая скорость, скрылся за поворотом.
Из калитки выскочил подглядывавший Сашка.
— Ну чё, товарищ капитан? — забегая то справа, то слева от командира, Сашка старался заглянуть ему в глаза. — Насчет Маши говорили? — Говорил, — не стал отпираться Арташов. — Обещал, — будут искать. — И правильно. Глядишь, и найдут. Мало ли чудес бывает, — утешил командира Сашка. Впрочем, утешал через силу, — большой веры в результат поисков не испытывал. Репатриированная в огромной, вздыбленной Германии — та же иголка в стоге сена.
— А с чем вообще генерал приезжал? — Сашка подступился к главному. — Не насчет демобилизации, часом? Может, нас за особые заслуги в первую очередь? А? Товарищ капитан?
Арташов грозно, подражая Полехину, насупился. — Доведи до личного состава: переходим на режим берегового патрулирования, — к полному Сашкиному разочарованию, объявил он. — Забыли, что война не кончилась? Рассиропились?.. А где, кстати, этот гребаный часовой?
В самом деле, крыльцо перед входом в особняк было пусто.
— Да вроде здесь стоял, — растерянно пролепетал Сашка. Арташов через пустующую прихожую легким шагом прошел в глубь особняка и — замер: у противоположной двери, ведущей в девичью спальню, на уровне замочной скважины подрагивал объемистый выпяченный зад Петра Будника. Автомат с равномерностью метронома болтался меж широко расставленных сапог. — Это теперь так караул несут? — холодно поинтересовался Арташов. Застигнутый с поличным Будник извернулся и, подхватив автомат, застыл недвижно. Громко сглотнул слюну. Арташов подошел в упор к часовому, раскрасневшаяся ряха которого выражала сконфуженность и вожделение одновременно. Тяжелым взглядом вперился в упор в хитроватые, подернутые похотью глазки.
— Имей в виду, Петро, — процедил он. — Если хоть малейший повод…Расстреляю без суда. И напоминания, что ты меня на Висле собой закрыл, на сей раз не подействуют. Вник?
— Да вы чё, капитан? — в голосе Будника клокотнула обида. — За кого меня держите? В Кракове совсем другое было. Там маруха в теле. Сиськи по два пуда. Сама, считай, напросилась. Это уж после перед своими придумала, будто снасильничал. А здесь? Что ж я, нелюдь? И вообще это я на прислугу глаз положил…С прислугой-то можно, если по взаимности?
Повинуясь требовательному жесту капитана, он замолчал. Сверху, из библиотеки, донеслось пение. Горевой под аккомпанемент гитары исполнял романс. Слова едва угадывались. Но одну фразу Арташов разобрал. Не веря своим ушам, он, будто завороженный, принялся подниматься по лестнице, навстречу музыке. Стали хорошо различимы и гитарные переборы, и поощрительные реплики баронессы и Невельской. В ожидании второго куплета Арташов затаился. Может, всё-таки послышалось? Горевой артистично кашлянул и продолжил:
