Василий Щур - Пограничными тропами
Собрались во дворе и допризывники из окрестных сел. Только что в Талды-Кургане закончились учебные сборы. Человек пятьдесят допризывников должны были переночевать в кооперативе, чтобы с рассветом отправиться дальше: в Абакумовку, Черкасское, Петропавловку, Сарканд и другие села.
Кооперативный двор стоял на отшибе, невдалеке от дороги и моста через маленькую степную речушку.
Далеко за полдень по дороге прогромыхало несколько подвод. Они свернули к кооперативу. С передней телеги соскочил чернобровый пограничник со знаками различия отделенного командира — тремя треугольниками на зеленых петлицах. Он подал команду — и опустели вмиг другие подводы. Молодые бойцы в новенькой красноармейской форме и островерхих буденовках выстроились перед своим командиром.
— Здесь будет привал на ночь, — говорил отделенный. — Сейчас я разведаю обстановку. Никуда не расходиться, быть возле подвод.
Он вошел во двор, поискал глазами дверь, за которой можно было бы разыскать начальство. Но никаких табличек на дверях не было. Пришлось расспрашивать. Нашел счетовода Фейсенко, представился:
— Отделком Слесарев. С командой следую по своему маршруту. Решил здесь заночевать. Да и подводы надо. Из Талды-Кургана подводчики только до вашего села везут.
— Что ж, хорошим гостям мы всегда рады. Загоняйте подводы во двор, распрягайте лошадей. Завтра сельсовет вам подводы выделит. Как на дороге? Спокойно?
— Спокойно. Прибыли без происшествий. А у вас?
— О банде какого-то Кивлева слухи ходят. Будто собрал он несколько тысяч бандитов и движется на Талды-Курган. У вас, пограничников, ничего неизвестно?
— На этот счет никаких данных не поступало.
Через полчаса, когда во дворе стало просторнее, Слесарев приказал загнать туда подводы, распрячь лошадей и задать им корм. Разбрызгивая грязь, перемешанную со снегом, подводы въехали во двор.
Впервые своих нынешних подчиненных Слесарев увидел в отряде. Они стояли в строю на плацу и на первый взгляд ничем не отличались друг от друга: в одинаковых островерхих буденовках и серых солдатских шинелях с зелеными пограничными петлицами. Он вызывал по списку, полученному в штабе.
— Лощинский.
— Я! — донесся голос из строя.
— Пять шагов вперед.
Высокий боец, четко печатая шаг, вышел из строя.
— Мокрослоев!
Из строя вышел белокурый кряжистый парень, косая сажень в плечах. Но не было у него настоящей солдатской выправки, как у Лощинского. Ремень не заправлен как положено под хлястик, а надет поверх него. Не по форме сидела и буденовка. Это уже непорядок. Слесарев считал, что дисциплина начинается с внешнего вида бойца. Неряшливый человек не может быть хорошим красноармейцем. На заставе этим Мокрослоевым придется заняться…
— Тимофеев! Игнатьев! Полетаев! Зубов! Поскребышев!
Так по очереди Слесарев вызвал тринадцать человек. В штабе оформили необходимые документы. Молодым пограничникам выдали оружие и боеприпасы. Командир взвода Головин и политрук Онопко, провожая команду, предостерегали:
— Будь осторожен, Слесарев. Возможна встреча с какой-нибудь бандой. В районе твоего движения неспокойно. Кулачье и баи зашевелились. Опять листовки «черной» армии обнаружены. Во всяком случае с наступлением темноты делай привал в надежном месте. Ни в коем случае не дроби команду по отдельным домам. Вместе держитесь!
— Есть! — отчеканил отделком.
— Ну, ни пуха ни пера тебе.
Чему научились новички за то короткое время, которое после призыва провели в отряде? Конечно, всех премудростей пограничной жизни они еще не знали. Настоящей школой для них должна стать застава. Но за пару месяцев они научились стрелять из винтовки, владеть клинком. Умели быстро седлать коней. Конечно, до заправских кавалеристов им, во всяком случае большинству из них, было еще далеко. По словам их взводного Головина и политрука Онопко, кое-кто уже неплохо показал себя в боях с бандитами, в которых участвовали бойцы учебного подразделения. Однако бой в составе большого подразделения — одно дело, а схватка, когда ты один, от силы вдвоем, а противника — целая банда, — уже другое дело. Вроде все тринадцать — один к одному. Но по-разному будут вести они себя в бою. Один отличится лихостью, а другой, возможно, в первой стычке растеряется, покажет спину врагу. Что ж поделаешь, и такое на границе случается иногда с новичками. Смелость не всякому дается с рождения. Вспомнилось Павлу, как год назад ему впервые пришлось участвовать в серьезной схватке против банды волостного управителя Агжибекова. Тогда на помощь пограничникам заставы отряд послал учебный дивизион. В него и попал Слесарев. Взвод попал в серьезный переплет. Слесареву даже показалось, что бандиты их окружили. И он растерялся, заметался на своем коне по ущелью. Ну и досталось ему тогда от взводного! Крепко отчитал Головин Павла. Но не только отругал командир курсанта, но и подсказал, как вести в бою, приказал не отрываться от командира. Посмотрел Слесарев, как отчаянно рубится с бандитами Головин, как в самое пекло лезет. В том бою понял он, что командир должен быть самым храбрым. У такого командира даже трусливый по натуре боец может проявить мужество.
И Павел старался быть именно таким командиром.
Перед вечером в кооператив прибежал местный житель и сообщил, что в горах близ села собирается банда. Это известие встревожило секретаря райисполкома Адильбекова и счетовода кооператива Фейсенко.
— Что будем делать, пограничник? — спросил Слесарева Фейсенко. — Двадцать тысяч пудов семенного зерна у нас на складах. Если бандиты захватят его, посевная сорвется по всему району. С нас потом голову снимут за это. Ведь зерно государственное — семенная ссуда райколхозсоюзу.
— Будем действовать в соответствии с обстановкой, — ответил Слесарев. — Возможно, кто-то с целью распространяет слухи о банде. Но если они появятся — сумеем дать отпор. Я приму пока необходимые меры.
Слесарев с наступлением темноты выставил у ворот кооператива наружный пост, сказал, в каком порядке и через какие промежутки времени бойцы должны будут сменять друг друга. Убедившись, что свою задачу пограничники поняли, он разрешил готовить ужин и отдыхать.
III
Возвращаясь из-за кордонной Кульджи в одно из сел пограничного предгорья, Кивлев вспомнил разговор с Толстоуховым, колчаковским полковником в прошлом, а в настоящем — главарем одной из частей так называемой «черной» армии, по милости синьцзянских властей сформированной из остатков анненковских банд в Кульдже, Суйдуне и других местах близ советско-китайской границы.
— Час настал! — высокопарно начал свою речь атаман. — Советы, организуя колхозы, окончательно потеряют поддержку как среди семиреченского казачества, так и среди инородцев. Стоит только бросить клич, как поднимутся против большевиков стар и млад. И мы захватим Верный. Пойдем на Ташкент. К нам примкнут люди эмира бухарского. И не будет в Средней Азии такой силы, которая способна нам противостоять. Мы начнем, а потом нас поддержат мужики по всей России. Колхозы им всем поперек горла встали. Всероссийская крестьянская партия поведет за собой народ. И мы, а не большевики, будем заправлять делами в Кремле!
— У нас в Семиречье казачки готовы взяться за оружие, — подтвердил Кивлев.
— Сколько у тебя активных сабель? — спросил Толстоухов.
— Сотни три.
— Не много. Талды-Курган с ними не возьмешь.
— Подними казачков Талды-Кургана. К тебе присоединятся и казахи. Нужно захватить все пункты, где большевики сосредоточили семенное зерно. Надо сорвать посевную кампанию.
— А дальше?
— Дальше события будут развиваться по плану. Верный мы захватим изнутри. Большевики готовятся отмечать свой красный праздник — Первое мая. Накануне мы введем в город, разумеется, тайком несколько батальонов верных людей. Под видом ликующей толпы они выйдут на улицы и площади, блокируют красноармейский гарнизон. И Верный окажется в наших руках. Надеюсь, что ты со своими семиреченскими станичниками не подведешь, захватишь Талды-Курган и разгонишь эти проклятые коммуны.
— Будет исполнено, господин полковник!
— С богом, Кивлев!
И теперь Кивлев спешил на место, чтобы поднять людей, сосредоточить их в нужных местах и вооружить.
Границу он перешел благополучно по тропе, контролируемой Мергебаем, главарем одной из националистических банд. Тот всегда в таких случаях давал хорошего проводника. Они пересекли рубеж в районе озера Казан-Куль и двинулись проселочными дорогами с гор в долину. В одном из хуторов Кивлев отпустил проводника, а сам заехал во двор богатого двора под железной крышей, где его ждали надежные люди. Им он пересказал свой разговор с Толстоуховым. Но если за кордоном в разговоре с колчаковским полковником Кивлев вел себя как подчиненный и преданный человек, то здесь он был уже начальником. Казаки из самых зажиточных слушали и поддакивали ему с подобострастием. Здесь Кивлев был хозяином. Семиреченское кулачество, поддерживающее «программу» крестьянской «партии», на него делало сейчас свою ставку.
