Михаил Авдеев - У самого Черного моря. Книга II
Две повторных атаки сзади. Одна — сверху, с дистанции всего каких-нибудь двести метров. Никаких результатов. Казалось, что у «Гамбурга» немного забарахлил мотор. Горючее кончалось. Алексеев и Данилко повернули на свой аэродром. Гитлеровец — в сторону Турции.
Седушкин и Михайлов, шедшие на Як-1, повстречались с «Гамбургом» в сорока милях от берега на траверзе Гагры. Пять раз атаковали они летающую лодку: сверху, сзади, с дистанции сто, сто пятьдесят метров. Все, что им удалось — убить стрелка в задней кабине, повредить мотор. Боезапас был израсходован, и преследование пришлось прекратить. Немец снова ушел в сторону Турции.
— Что они, заколдованные, что ли! — чертыхался Алексеев.
— Как уж схватились, а он выскальзывает, — комментировал Михайлов.
Печальная хроника неудач продолжалась…
22 декабря Алексеев атакует «Гамбург» на траверзе Гудауты. Неудача.
24 декабря Белозеров и Юдин на ЛаГГ-3 встретились с «Гамбургами» на траверзе Адлера. Удалось лишь поразить стрелка в задней кабине. Восемь атак не дали результата. Гитлеровец уходил, касаясь поплавками воды.
— Хватит! — не выдержав, командир полка Юмашев стукнул кулаком по столу. — Хватит! Скоро над нами будет смеяться весь Черноморский флот. Пора во всем этом разобраться. Всех ко мне на совещание…
Оглядев хмурых летчиков, сказал:
— Нервы будем распускать после войны. Алексеев!
— Я.
— Вам больше, чем другим, пришлось встречаться с «гамбургами». В чем, на ваш взгляд, причины наших неудач?
— Во-первых, мы еще не привыкли вести бой в обстановке, когда противник в буквальном смысле этого слова касается воды…
— А, во-вторых?
— Во-вторых, видимо, мы недооцениваем запас живучести этих машин. «Гамбург-140» несет мотор с воздушным охлаждением. «Гамбург-138» имеет большие габариты. Где-то — это минус. В условиях преследования — дополнительный запас живучести.
— А вы что думаете по этому поводу, Белозеров?
— Думаю, что ведущий и ведомый неправильно распределяют свои задачи в бою, неправильно действуют. Один из нас идет в атаку на поражение. Другой ее имитирует, отвлекает на себя огонь противника. Но вход в атаку и выход из нее производит на увеличенных дальностях. Такая имитация мало кого может обмануть.
— Что ж, это дельно… Продолжайте.
— В конечном счете это приводит к тому, что один из атакующих, израсходовав весь боезапас, вынужден уходить на аэродром.
— Второй, — в разговор вступил Алексеев, — второй, имея еще более полукомплекта боезапаса, также возвращается домой. Не может же он бросить напарника.
— Где же выход?
— Выход есть. Мы тут мозговали с ребятами… Летчик, израсходовавший боезапас, должен продолжать атаки, имитировать бой. А второй — вести огонь на поражение. Иными словами, ведомый и ведущий в данном случае должны поменяться местами… Можно иначе. Не имитировать, а бить. Одновременно с разных сторон.
Долго шел этот разговор.
— Ну что же, — подытожил споры командир, — попробуем для начала поднимать в воздух по две пары истребителей. А там посмотрим…
— Внимание, внимание! На траверзе Гудауты — «Гамбург-138».
— По машинам!
Томашевский идет в паре с Кособьянцем, Клюков — с Сиковым. С КП полка мы наводим их на цель.
Заметив наши ЛаГГ-3, гитлеровец, используя старей прием, стал круто снижаться. Вот уже поплавки его коснулись воды, по морю побежали две белопенные дорожки. Томашевский пикирует. Бьет с дистанции всего каких-нибудь ста метров. Старается попасть по моторам и кабине пилота. «Гамбург» взлетает, бешено огрызается. Его задний стрелок ведет пушечно-пулеметный огонь.
Второй ЛаГГ-3 пытается зайти с хвоста на бреющем, и… — мы никак не ожидали такого — «Гамбург» начинает сбрасывать глубинные бомбы. Высокие смерчи воды встают над морем, заставляя истребитель подняться выше. Опять неудача!
Томашевский повторяет заход. Кажется, он решил умереть, но достать огнем ненавистную машину. Бьет. Есть попадание! «Гамбург» резко потянуло на нос. Пилот справился, быстро выровнял самолет, только лодкой задел за воду. И снова продолжал лететь. Лететь с креном на правое крыло и с дымящимся правым мотором. Лететь, огрызаясь с еще большей яростью, чем прежде.
В атаку заходит Клюков. Фашисты встречают его огнем. Снаряд перебивает ему трос руля поворота. Второй разрывается в правой плоскости. Клюков вынужден уходить на аэродром.
В бой вступает Сиков. Меткая очередь — и у Гамбурга загорелся правый мотор. Но гитлеровец не теряется: он бросает самолет из стороны в сторону, маневрирует, уклоняясь от огня истребителя.
Теперь очередь за Кособьянцем. Ему уже легче: товарищи вывели из строя стрелков, прикрывавших хвост «Гамбурга». Заход. Второй. Третий. Резко накренившись, фашистский самолет врезается в волну.
Таким было начало. Не все на войне делается сразу и просто. Опыт оплачивается кровью, и мастерство состоит в том, чтобы ее было пролито как можно меньше.
Далее было легче. «Гамбурги» валились на землю и в море так же, как «мессеры» и «хейнкели».
Но совсем без улыбки слушал я однажды, как Алексеев поучал молодых летчиков:
— Не обольщайтесь успехом, если вам удастся вывести из строя стрелка на хвостовой турели «Гамбурга». Его тут же подменит второй. Внимательно следите за противником, когда преследуете его на бреющем. Фашисты в таких случаях сбрасывают глубинные бомбы. Огромные столбы воды, поднимающиеся при их взрыве, могут быть смертельными для атакующего…
Глубинные бомбы и скоростной истребитель… Расскажи кто-нибудь мне ранее об этих двух понятиях, я решил бы, что вижу перед собой либо профана, либо шутника.
«Ягуар» не вернется на базу
Техник любимовской «кобры» озабоченно отозвал в сторону приятеля:
— Не знаю, что и делать! Командир сам решил идти сегодня в бой.
— Это же сумасшествие. Его собьют. У него же такой длительный перерыв. Да и ноги…
— Сам знаю. Но он приказал…
— Может быть, сообщить кому-нибудь из начальства?
— Ты с ума сошел! После такого он отчислит меня из полка.
— Ребята, а вы в общем-то неправы, — вмешался в разговор подошедший моторист. — Ведь Любимов — летчик. А вот если бы ты сам был летчиком, — моторист обратился к технику, — ты смог бы не летать? Ясно, что не смог бы. А потом Любимову нужно снова поверить в свои силы…
Вероятно, моторист в чем-то глубоко важном был прав, потому что после того, как весть о решении Любимова самому идти в бой быстро распространилась по аэродрому, его никто не решился отговаривать: ни техник, ни начальник штаба, ни комиссар полка.
Волновались ли они? Да! Но есть высшее на земле право: чувствовать себя в строю. Быть бойцом, когда страна истекает кровью. И где-то в глубине души каждый чувствовал: отнять у Любимова это право нельзя.
Не такой он человек, чтобы согласиться на уговоры. Да, признаться, все они, сейчас с удивленным восхищением поглядывающие на командирскую «кобру», втайне полагали, что на месте Любимова каждый из них поступил бы точно таким же образом.
Настораживало несколько другое: Любимов не успел еще по-настоящему освоить эту машину. Как бы то там ни было, но с первым тревожным ударом боевого колокола «кобра» Любимова ушла в воздух. Прикрывал командира капитан Кисляк.
Дойдя до Архипо-Осиповки на бреющем, летчики набрали высоту. И как раз вовремя: со стороны Голубой бухты к аэродрому стремительно приближались два Ме-109. Вероятно, гитлеровцы были уверены, что обеспечили себе скрытность подхода. К тому же такая уверенность подогревалась воспоминаниями о том недавнем бое, когда немцам удалось подбить над аэродромом две наши машины, а Любимову и его орлам пришлось выслушать далеко не ласкающие слух размышления комдива Токарева.
В наушниках прозвучала отборная немецкая ругань: гитлеровцы не ожидали лобовой атаки и были к ней явно не подготовлены. Но нужно отдать им должное: не растерялись. Приняли бой.
В любой атаке побеждает тот, у кого крепче нервы. Стоит немного отвернуть — и твой самолет разнесут пушечные очереди. Промедлить с выходом из атаки — столкнешься с противником и грудой дымящихся обломков рухнешь на землю.
Цветные ленты очередей потянулись к кабине Любимова, но он, решив идти до конца, не сворачивал с курса, выжидая момента для удара. Пальцы привычно лежали на гашетке. Еще секунда, вторая и… фашист не выдержал, отвернул. И в то же мгновение Любимов влепил в него яростную, короткую очередь.
Немец, свалив самолет в пике, уходил под прикрытием своего напарника. Любимов бросился вслед. Шесть тысяч метров… Пять с половиной… Пять… Четыре с половиной… Стрелка высотомера торопливо бежала вниз по шкале.
«Что за черт! Так с этим гитлеровцем и сам отправишься к праотцам!», — подумал он.
