Игорь Афонский - Здравствуй – прощай!
— Если кто не знает, то в Армии все должно быть одинаковым или по ранжиру! Вот солдатские одеяла имеют три полосы с одной стороны, поэтому их стараются стелить на одном уровне, это просто проверяется шнурком, постели взбивают специальными дощечками, так что углы стоят. Подушки и табуреты — всё в один ряд. Шинели одним боком — смотрят эмблемами вперед. Полотенца… (где полотенце, бегом за новым полотенцем, а то, что обнаружили под матрацем, им кто-то свои сапоги вытер) с одной стороны коек, заправлены все одинаково. Паркет полов начищен мастикой (кому-то повезет, если паркета нет), или просто вымытый пол до блеска. Вот вроде бы всё!
— Особая статья — это Ленинская комната, святая святых, хранилище регалий и стягов! Это гордость и слава каждого подразделения полка. Тут стандартный набор плакатов, свежий номер боевого листка, знамя или переходящий вымпел, собрание подшивок центральных газет и доска с указкой и мелом. Конечно, кто-то может сказать, что все Ленинские комнаты одинаковые, что везде портреты Ильича, министра Обороны СССР и членов ЦК Коммунистической партии, а стены обиты опаленной рейкой или затемнены марганцовкой, везде одинаковые столы и даже стулья. Да, это так! Вероятно, их где-то клонируют в одном месте, а потом раздают по частям, или оформители все из одной художественной академии, а может быть, что это проверяющий успел всех проверить и теперь, согласно его замечаниям и требованиям статей Устава ВС, они все одинаковые и не имеют ничего лишнего. Только зачем тогда проводят соревнования и конкурсы на лучшую Ленинскую комнату? Присуждалось бы такое звание пожизненно или понедельно. Лучшая комната этой недели! Комната первой недели июля! Звучит как— то необычно! Успех обеспечен».
У Олега тоже ничего лишнего в Ленинской комнате не было. В данный момент он занимался внимательным изучением материалов очередного съезда по газетным, доступным широкой общественности источникам, что успели буквально прилипнуть к его щеке. Вот если бы его увидел старший сержант, он бы выразился поточней как-нибудь!
«Да, ты, брат, шайбу тут ловишь! Или всё-таки массу давишь?» Вошел второй дневальный, невысокий, крепко сбитый чеченец по имени Осман. Он имел удивительное свойство — всегда напевал про себя какую-то мелодию. Мелодий у него было несколько, выбор зависел от настроения, слов никто не мог разобрать, да и звуки выходили неестественно глухими и загадочными. Это было не примитивное мычание или популярная песенка из кинофильма «Мимино»:
«Чита — брита, чита — марта — рита!
— Птичка! Птичка! Птичка — невеличка!»
О, нет, это было что-то сложное, глубоко трагическое и безысходное. Он сел рядом с Олегом, оперся о другие материалы, и теперь уже два дневальных пытались осилить «нерукотворные работы нашей партии и достижения нашего правительства», так выразительно отображенные в четких газетных страницах.
Теперь уже два дневальных были этим заняты. Очень скоро третий дневальный громко объявил:
— Батарея, отбой!
И три взвода, что занимали эту часть казармы, расползлись, закончив свои дела, и готовились «принять горизонтальное положение» на двух ярусных койках со скрипящими панцирными пружинами.
Послышались быстрые шаги, кто-то стремительно приближался к Ленинской комнате, но материалы съездов не давали никаких шансов повернуть головы. Неизвестно, чем бы это всё закончилось, но ворвавшийся младший сержант Орлов, обнаружив на одном месте такое недопустимое количество дневальных по батарее, стал просто раздавать легкие и обидные щелчки по носу. А когда остатки материалов партии были стряхнуты с уставших от них лиц подчиненных, Орлов напомнил, что следует сделать.
— Наступило то время, когда необходимо приводить в порядок расположение батареи, чтобы всё остальное время этот порядок поддерживать!
И всё было бы ничего, но Осман отказался мыть полы, мотивируя это тем, что он мужчина!
«Да, у нас в доме такую работу выполняют только женщины!»
Тут бы Орлову проявить смекалку, обратить всё в шутку или пойти навстречу этому достойному джигиту, но дело происходило в армии, где таких компромиссов не принимают и шутить не любят. Сам младший сержант только имел русскую фамилию, но смесь ярко выраженных азиатских кровей и, несомненно, древних корней его предков не мог смириться с неповиновением подчиненного. Он всегда считал себя очень крутым. Осман подвергся легкому прессингу, который, несмотря на свой малый рост, смело отразил. Он даже схватился за рукоятку своего штык— ножа. Дело принимало серьёзный оборот! Две стороны просто уперлись друг в друга лбами. Орлов, высокий, спортивно сложенный атлет с навыками самбо за спиной, и низкорослый горец с уже седыми висками и впалыми щёками, такой жизнь уже знает, можно сказать, что свои зубы на этом съел! Если один смотрел таким орлом вниз, то другой снизу вверх соколом пятился.
Что касается третей стороны, то два других дневальных были крайне озадачены, искренне ничего не понимая!
«А что, собственно, произошло?»
Предчувствие скандала, возможно, драки, просто потасовки, как яркое зрелище, пьянящее кровь чувство мятежа!
«Сейчас! Сейчас!»
Противники схлестнутся, победителю достанется всё! Ведро и Швабра! Хвала герою! Стоит наломать лавра, сплести венок для того, кто выиграет в этом поединке! Давид и Голиаф! А побеждённому бойцу в таком поединке придётся хлебнуть горя, и нет ничего горше, чем та участь, что обретаешь в поражении! Конечно, если победит рядовой, то это ЧП, если сержантский состав, то — уже неуставные взаимоотношения.
Разнимать их совсем не торопились, мол, покажите из какого вы, ребята, теста слеплены! Повод, правда, выбрали несерьёзный! Олег даже не понял, что в этом особенного, подумаешь, пол помыть! В его семье пятница считалась днем генеральной уборки, когда все работы по дому выполнял он сам, быстро и скоро. А тут, такая заковырка! Он решил принять сторону Османа!
«Я за тебя! Брат!»
Это в знак солидарности, но, если задуматься, то растягивать уборку вечером — это верный способ не быть приобщённым к отдыху, который и так ненормированный, даже тем же Уставом ВС. Где-то в сознании мелькнули толстовские образы из повестей «Казаки» и «Хаджи-Мурат». Вдруг он понял, какие они тут все разные, какой различный у них был уклад жизни и, вероятно, смысл во всё они вкладывают иначе. Это, как скопление планет, где друг о друге только догадываются, где не измеряют своими аршинами и не ломают каждого под себя. Но взвод был многонационален и зачесан армией под «ноль», всех старались видеть одинаково, так что планеты все собраны в одну лузу. Появился хмурый лейтенант другой батареи, который являлся в этот вечер дежурным офицером, сходу «перевел стрелки» на старшего офицера, которого тут же потребовал вызвать, так как не хотел брать на себя никакой ответственности.
Дежурным по штабу оказался офицер в звании капитана. Этот, недолго думая и посовещавшись со всеми, отошел с Османом в сторону, чтобы поговорить наедине. Он напомнил ему о присяге, о чувстве долга перед Родиной, о патриотизме и о чём-то ещё.
— Вспомни, ты же присягу давал! А твоё чувство долга перед Родиной, где оно? Будь патриотом!
Короче, напустил идеологического тумана, довел всех присутствующих до слез своей проповедью. Но, надо заметить, это были скупые мужские слёзы! А пока Осман остался при своём требовании, правда, штык-нож у него забрали, на всякий случай. Поставили опять на «тумбочку», дали двух бойцов в помощь дневальным. Совещание перешло в другое крыло.
Орлов уже не жалел, что не подключил к делу двух сержантов, чтобы обломать новичка. Так бы он развеял то либеральное настроение во взводе, которое сложилось в последние дни. Внутри взвода не было никаких осложнений на национально почве, все всегда выполняли своё дело. Так, узбеки, которые плохо знали русский язык, со слов товарищей учили статьи из Устава. Азербайджанцы, нередко вспыльчивые, не задевали во взводе никого. Все привыкли видеть в Орлове такого барина, постоянного рассказчика, такого ведущего, который уводил за собой в гражданскую жизнь! Часто повествуя о славном городе на Неве, где есть замечательное «рок-кафе», о «Сайгоне» — месте богемных встреч и неформальных «тусовок», о чем-то не от мира сего, далеком и загадочном. Итак, принцип: «не хочешь — заставим, не можешь — обязательно научим» дал сбой. А может быть, наоборот, что-то выросло человеческое, необъяснимое, выше примитивных рефлексов.
Вероятно, что Осман был чем-то симпатичен Орлову. Этот невысокий чеченец невольно внушал уважение: суровый, надежный, всегда справедливый. Поэтому у сержанта просто не поднялась рука, а крики и вопли — всё это наносное. Олег же с Османом всегда ладили, был случай, когда вечером у Олега раскалывалась голова от боли, и узнавший об этом Осман избавил от неё методом мануальной терапии, сказав, что это их народное средство. Средство выглядело как очень сильнодействующий массаж шейных позвонков и затылка. Воздействие на точки сняло напряжение и боль. Орлов к Олегу относился снисходительно, было у них много общего. Порой Олегу казалось, что все эти рассказы и байки были обращены к нему, он мог критически оценить услышанное, так как сам немало исколесил Союз до армии.
