Масудзи Ибусэ - Чёрный дождь
— Случилось что-то страшное, госпожа Такахаси. Что-то из ряда вон выходящее. Поэтому, прежде чем действовать, надо успокоиться, хорошенько все обдумать.
— Можно было ждать всего, только не этого... Не знаю, бомба это либо что-нибудь другое, но такое испытание свыше сил человеческих... нельзя так, нельзя...
— Госпожа Такахаси, на вас столько пыли. Как будто седой парик на голове.
Женщина наконец выпустила мою руку и стала отряхивать волосы. Пепел посыпался на лицо, на плечи. Тогда она начала его сдувать. Это получалось у нее еще успешнее. Затем она наклонилась вперед, продолжая энергично отряхивать волосы.
Я последовал ее примеру. С головы у меня посыпался мелкий пепел, словно я дунул в потухшую жаровню полную золы.
— Так дело не пойдет, госпожа Такахаси. Надо найти воду и умыться. Хорошенько умыться!
Найти воду оказалось не так-то просто. Все дома вокруг были разрушены, а противопожарные бочки погребены под развалинами. Мы вернулись к колонке. Кран был открыт, вода из него не лилась. Ни холодная, ни горячая. Оказывается, кран был подсоединен к стоявшему у входа в магазин баку, и вся вода, разумеется, давно уже вытекла. Сам же магазин был разрушен до основания.
Людей на улице стало меньше, реже слышались стоны раненых. Почти все направлялись к парку Митаки или к железнодорожному мосту Сандзё. Мы тоже пошли в ту сторону. Вдоль железнодорожных путей двигалась бесконечная вереница беженцев. Вот так, должно быть, в очень давние времена шли паломники к священным храмам Кумано. Холм в парке Митаки издали был похож на круглый пирог, облепленный бесчисленными муравьями.
Проходя мимо начальной школы Ёкогава, мы заметили во дворе большой противопожарный бак. Такахаси бросилась к нему. Я рванулся было вслед, но резкое движение отдалось болью в щеке. «Спокойно, спокойно»,— сказал я себе, замедляя шаг. Когда я протянул к переносице руку, чтобы снять очки перед умыванием, оказалось, что очков нет. Да и шапки не было.
— Потерял очки и шапку,— сказал я Такахаси.
Та растерянно оглянулась, затем неожиданно схватилась за плечо, за пояс и тихим голосом проговорила:
— А я потеряла сумочку. В ней три тысячи иен наличными, сберегательная книжка и фабричная печать.
— Нужно ее найти. Наверное, вы обронили ее на станции Ёкогава — там, где мы увидали этот огненный шар. Три тысячи иен — сумма нешуточная.
Но прежде чем идти на поиски, надо было умыться. Мы подобрали лежавшее рядом ведро и стали поливать друг другу воду на голову.
— Старайтесь только не тереть щеку, Сидзума,— сказала мне Такахаси.
Я и сам понимал, что этого нельзя делать. Набрав полные легкие воздуха, я сунул голову в ведро. Поднимаясь вверх, пузырьки приятно ласкали щеки.
Улыбнувшись, я вдруг почувствовал сильную жажду, набрал чистой воды и, трижды прополоскав горло, стал жадно пить. Никто меня не учил, но с детских лет я никогда не пил воду из колодца или из источника в незнакомом месте, не прополоскав предварительно горло. Так же поступали мои сверстники в деревне. Считалось, что это не только предохраняет от болезней, но и является необходимым обрядом поклонения водяному божеству, обитающему в колодцах и источниках.
К этому времени улицы почти совсем обезлюдели, я двинулся в обратный путь к станции. Такахаси пошла следом за мной в надежде найти пропавшую сумку с деньгами.
— Черная лакированная сумка с позолоченной застежкой,— без конца твердила она.
— Вы, вероятно, уронили ее в суматохе,— всякий раз говорил я.
На станции не было ни души. Повсюду — от входа и до самой платформы — валялись ботинки, деревянные сандалии, парусиновые туфли, зонты, шапки, пиджаки, корзинки, узелки, коробочки с едой. Как в театральной уборной во время спектакля, устраиваемого выпускниками школы. Особенно много валялось коробочек с едой. Большинство из них было раскрыто. Удивляться тут нечему — еды не хватает, люди все время голодные и едят где попало. Да и что это за еда! Колобки из риса вперемешку с соевым жмыхом, бобами или овощами. На закуску — соленая редька с рисовыми высевками.
— А вон моя сумка,— воскликнула Такахаси и спустилась с платформы на рельсы, на то самое место, куда мы спрыгнули с площадки вагона, когда на небе появился огненный шар.
— Должно быть, и очки мои здесь,— сказал я.
И правда, очки валялись около столба, за который я держался. Стекла, к счастью, остались целы, а вот целлулоид с левой стороны оправы скрутился в спираль, обнажив белый металл. Я собрал остатки целлулоида и поднес очки к глазам. Оправа выглядела странно; левая половина металлическая, а правая — целлулоидная.
— Мне повезло, все на месте,— воскликнула Такахаси, обследовав содержимое своей сумки.
Я попытался протереть стекла очков воротником рубашки, но руки так дрожали, что мне никак не удавалось это сделать.
— Позвольте, я вам помогу,— предложила Такахаси.
— Спасибо. Я сам. Знаете, почему у меня дрожат руки? Я думаю о том, как жесток наш враг. Этот адский свет, который излучала бомба, не только опалил мне левую щеку, но и расплавил очки. Что это за бомба? Страшно даже подумать. Враг не останавливается ни перед чем, стараясь поставить нас на колени.
— Как вы думаете, Сидзума, налетов больше сегодня не будет?
— Если бы только враг видел эти коробочки с едой, он сразу понял бы, что в налетах нет больше никакой необходимости. Все уже и так уничтожено, неужели это не ясно?
— Не говорите так, Сидзума. Я надел очки.
Невдалеке валялась раздавленная форменная фуражка. Я поднял ее, осмотрел: похожа на мою, хотя и чужая. «Э, да какая разница»,— подумал я, нахлобучил ее на голову, и мы вместе с Такахаси вышли на улицу.
— Завяжите щеку, а то попадет пыль,— посоветовала Такахаси.
Я достал индивидуальный пакет, вытащил из него марлевую салфетку и повязал ее, как косынку. Вот только когда я попытался надеть фуражку, она уже не налезла.
— Чужое барахло не в пользу,— сказал я и нацепил фуражку на фигурную черепицу, торчавшую из развалин дома,— авось кому-нибудь пригодится.
Мы продолжали идти к парку Митаки. Беженцев попадалось теперь уже совсем мало, но их вид надрывал сердце. Особенно запомнилась мне женщина, которая печально стояла на обочине, придерживая раненую руку, из которой сочилась темно-бурая кровь. Немного погодя нас обогнал мальчик. На нем были парусиновые туфли и рубашка с короткими рукавами, заправленная в рваные штаны. Мальчик остановился перед юношей в железной каске и закричал:
— Брат, брат, это я!
Юноша пристально взглянул на него и в замешательстве спросил:
— Кто ты?
Я и Такахаси стояли на месте, наблюдая за этой сценой. Распухшая голова мальчика напоминала темно-синий футбольный мяч. Волосы на голове, брови, ресницы — все это исчезло. Узнать его, разумеется, было мудрено.
— Брат, да это же я, я,— повторял мальчик, заглядывая в лицо юноши.
Тот недоверчиво морщился.
— Скажи, как тебя зовут и где ты учишься?
— Мое имя — Кюдзо Сукунэ, учусь во второй группе первого класса первой Хиросимской средней школы.
Юноша, словно уклоняясь от удара, отшатнулся.
— Кюдзо, говоришь... Но ведь мой брат был одет в гетры и рубашку в синий горошек, перешитую из кимоно.
— Гетры порвались, а все пятнышки прогорели насквозь, когда упала бомба. Брат, это я, Кюдзо!
Рубашка у мальчика в самом деле была как решето, но юноша упорно отказывался узнать своего младшего брата.
— А ну-ка, покажи мне пояс.
— Вот он, гляди, брат! — Обожженными руками мальчик быстро снял пояс и протянул юноше.
Пояс был сделан из кожаного ремешка, которым перевязывают плетеные корзины. Около коричневой пряжки виднелась такого же цвета вращающаяся трубочка.
— Да, это и впрямь ты, Кюдзо! — проговорил сдавленным голосом юноша, едва сдерживая слезы. Он быстро нагнулся к мальчику и стал продевать ему пояс в петли.
Госпожа Такахаси и я, так и не решив окончательно, куда идти, повернули обратно. Я колебался: то ли мне пойти на службу, то ли вернуться домой. Такахаси тоже не знала: отправиться ли ей на фабрику либо к заказчику.
— Пойду-ка домой. Надо посмотреть, все ли там в порядке. По железнодорожным путям можно добраться, даже если в городе пожары,— наконец решил я.
— А я все же схожу к заказчику, получу от него деньги и сдам в банк, а то как бы не прекратилась поставка товаров.
— Но ведь у вас там, в конторе, Ивасита. Если случится пожар, он не покинет своего поста. Такой уж он парень.
— На Ивасита, конечно, можно положиться, но прежде всего я должна сдать деньги в банк — иначе поставка товаров прекратится.
— Вряд ли сейчас есть кто-либо в банке, да и вашего заказчика, я уверен, нет на месте.
— Пусть так. Все равно я пойду. Кто не рискует, тот не выигрывает. Деловой человек должен в первую очередь думать о деле.
