Андрей Пржездомский - Секретные объекты «Вервольфа»
Начальник отдела, время от времени перебирая стопку исписанных мелким почерком листов, диктовал, четко выговаривая слова, делая паузы в необходимых местах, для того чтобы машинистка могла расставить все знаки препинания и не допустить ошибки.
Впрочем, подполковник Ратнер знал, что Катя даст фору по грамотности многим не только в отделе, но и в управлении контрразведки. Три курса филфака МГУ не прошли даром, да и любовь к литературе развила у Кати чутье к тому, как правильно написать то или иное слово, какой оборот употребить, где расставить знаки препинания. К Кате, как к палочке-выручалочке, прибегали девчонки со всего управления: «Кать, как пишется „деслоцируется“ или „дислоцируется“»? «А „в пути“ пишется вместе или раздельно?».
Из Докладной записки о результатах розыска агентуры противника органами контрразведки «СМЕРШ» Земландской группы войск в марте 1945 года
«…Для диверсионно-террористической деятельности используются члены фашистской партии и гитлерюгенда[28], фолькештурмовцы, военнослужащие немецкой армии, в частности, из СС и штурмовых частей, оставляя или перебрасывая их под видам гражданского населения, не успевшего эвакуироваться, с установкой привлечения для подрывной работы лиц из гражданского населения, военнослужащих немецкой армии, оставшихся в окружении…»
Подполковник Ратнер диктовал текст докладной записки комиссару государственной безопасности второго ранга Абакумову — начальнику Главного управления контрразведки «СМЕРШ» о результатах работы контрразведчиков Земландской группы войск.
Управление контрразведки «СМЕРШ» размещалось в особняке, чудом уцелевшем среди многочисленных развалин небольшого немецкого городка, расположенного всего в каких-нибудь сорока километрах от Кёнигсберга — этого «логова фашистского зверя», блокированного нашими войсками со всех сторон еще в конце января. Впрочем, в сторону Пиллау — крупного порта и военно-морской базы на Балтике — немцам удалось пробить узкую брешь, в которую устремились тысячи жителей окруженного города. Повозки и конные фуры, грузовики и автобусы, толпы людей, тащащих, толкающих впереди себя, катящих за собой тележки, коляски, санки и просто ящики со своим скарбом, — все это смешивалось с липким снегом, как никогда обильно выпавшим в это время. Постоянные бомбежки и непрекращающиеся артобстрелы превращали следующие по заснеженной дороге колонны в сплошное месиво искореженного металла, расщепленного дерева, рассеянных повсюду вещей и валяющихся по обочинам трупов в самых причудливых позах.
Появлялись все признаки агонии блокированного города. Наступал завершающий этап битвы в Восточной Пруссии.
Из приоткрытого окна доносилось эхо глухих разрывов. Наши самолеты бомбили сосредоточение войск на ближних подступах к Кёнигсбергу и морские транспорты в Пиллау. К этим звукам за годы войны Катя привыкла настолько, что, казалось, не замечала их вовсе. Тем более что сейчас все было довольно далеко от того места, где сейчас размещался «штаб». Именно так называли все сотрудники место дислокации управления контрразведки. Так было привычнее, понятнее и не так угрожающе.
Ближе к обеду они наконец закончили печатание докладной записки. Подполковник аккуратно сложил свои бумажки, а Катя, бережно вытащив из машинки последний напечатанный лист и подколов к одиннадцатистраничному докладу синюю копирку — в управлении строго следили за соблюдением всех правил секретного делопроизводства, — отдала свою работу Ратнеру.
— Катюша, ты, как всегда, все делаешь быстро и аккуратно. Молодец! — похвалил подполковник. — Можешь отдохнуть, а то вечером у нас будет очень много работы. Ребята взяли несколько немецких агентов. Будем работать на допросах.
— Разрешите идти? — Катя, вся засияв от вдруг появившегося свободного времени, вытянулась перед подполковником.
— Иди!
Катя задержалась на несколько минут в просторном холле на первом этаже виллы. Несмотря на то что часть мебели была, по-видимому, вынесена отсюда, для того чтобы уступить место массивным металлическим шкафам, которые были завезены сразу после размещения управления контрразведки, помещение еще хранило в себе черты торжественности и незаурядности.
Полукругом сходящая вниз лестница с резными перилами, паркетный пол, совсем недавно очищенный от битого стекла и штукатурки, два массивных, обитых синей материей с золотым узором кресла с экзотическими подлокотниками по обеим сторонам спинки. В центре холла — изящный столик с витыми ножками, соединенными внизу тонкими перекладинами.
На фоне этого странно смотрелся угловатый письменный стол с облезлыми краями и ободранной, выцветшей зеленой материей на верхней крышке. За столом сидел дежурный офицер. Перед ним на столе стояло пять-шесть полевых телефонных аппаратов, на подоконнике громадного окна, забитого фанерой, — радиостанция, которую все называли ласково «эр-бэ-эмкой». Старший лейтенант Ланцов — именно он сегодня дежурил по «штабу» — вопросительно посмотрел на Катю, остановившуюся в задумчивости посреди холла.
— Что, Катюха, подполковник отпустил?
— Да, пойду пройдусь. А то уже надоело сидеть взаперти.
— Далеко не уходи. Фронт рядом. Вчера здесь, на окраине, на чердаке поймали «гитлерюгенда». Молодой, звереныш! Хотел жахнуть из «фауста»[29] по нашей колонне. Еле скрутили. Кусался, гад! Ребята хотели тут же расстрелять, да майор Терещенко не дал. Пацан, говорит, еще. Накостыляли ему по шее и вышвырнули на улицу. А он не убегает, скулит… Я бы его, конечно, кончил. Сколько волка…
— Тебе бы, Ланцов, только убивать! — перебила его Катя. — Война скоро закончится, что делать будешь? Ты ж ничего другого не умеешь! Допросы да вопросы! Да в расход пустить! Скучный ты человек!
— Сержант Скоморохова! Как разговариваешь со старшим по званию?!
— Подумаешь! Иди ты!
Ланцов даже привстал из-за стола от такой наглости. Наверное, он хотел что-то еще сказать, может быть, даже выругаться, но Катя, сорвав с вешалки шинель, выбежала на улицу, громко хлопнув входной дверью. Часовой, стоящий с наружной стороны, с удивлением посмотрел на девушку, неожиданно выскочившую из дома.
Перед двухэтажной виллой с внешней стороны каменной ограды стояло два «студебекера» и черный «виллис». Чуть поодаль сбились в кучу солдаты, одетые кто в шинели, кто в ватники. Слышался голос одного из них, прерывающийся время от времени громким хохотом. Вся земля вокруг дома была вытоптана солдатскими сапогами, снег уже сошел, хотя кое-где, особенно в тени вдоль стен, были видны оставшиеся корки тающего льда. Деревья с ободранными, израненными стволами были еще голыми, вокруг них земля была усеяна упавшими ветками и сучьями — все это говорило о прошедшем здесь совсем недавно свинцовом дожде.
Катя повернула за угол. Около массивного сарая из красного кирпича стояла пятнистая «летучка» — радиостанция управления. Повсюду небрежно болтались нити телефонных проводов. Похоже, связисты поленились аккуратно зацепить их за ветки деревьев или закрепить на крыше сарая. Никто уже не рассчитывал надолго задержаться в этом городке. Впереди был Кёнигсберг, и все со дня на день ожидали нового мощного наступления.
Из сообщения Советского Информбюро от 29 марта 1945 года
«…Войска 3-го Белорусского фронта 29 марта завершили ликвидацию окруженной восточнопрусской группы немецких войск юго-западнее Кёнигсберга.
За время боев с 13 по 29 марта немцы потеряли свыше 50 000 пленными и 80 000 убитыми, при этом войска фронта захватили следующие трофеи: самолетов —128, танков и самоходных орудий — 605, полевых орудий — свыше 3500, минометов — 1440, пулеметов — 6447, бронетранспортеров — 586, радиостанций — 247, автомашин — 35 060, тракторов и тягачей — 474, паровозов — 232, железнодорожных вагонов — 7673, складов с боеприпасами, вооружением, продовольствием и другим военным имуществом — 313…»
Со стороны прилегающего к дому сада показалась группа немецких солдат, сопровождаемых конвоем. Несколько автоматчиков вели семерых немцев в расстегнутых грязно-серых шинелях, под которыми виднелась советская форма. Все были без шапок. Грязные, небритые лица, тусклые, потухшие взгляды, походка, как у пьяных. У самого молодого из них был сильный кровоподтек под глазом, разбиты губы. По всему было видно, что этому немцу изрядно досталось в момент пленения. Несмотря на то что немцы были одеты в советское обмундирование, именно эти признаки выдавали в них деморализованных солдат некогда сильного противника.
Катя проводила пленных равнодушным взглядом. Сколько она насмотрелась их за последние годы. Только раньше многие из них были другими, какими-то напыщенными, что ли, высокомерными. А сейчас почти все пленные были одинаковые — с обреченными взглядами, со смертельной тоской в глазах и каким-то полным безразличием к окружающему. Теперь даже самому последнему глупцу было ясно, что война проиграна, что Германию постигла самая большая, какую только можно представить, катастрофа, что удел немцев теперь — сполна испить горькую чашу побежденных.
