Егор Лосев - Багряные скалы
Но тут позади, кто-то опытный прошептал:
– Миномет, это самая задница, кому он достанется, лучше сразу косите…
Дмитрий растерянно оглядел разложенное под ногами барахло и сообразил: никакого грузовика не будет… Затем поднял глаза на такие же растерянные лица остальных и вдруг, словно на кулак, налетел глазами на насмешливо вызывающий взгляд Двира.
Несколько секунд они жгли друг друга глазами. Явно собиравшийся кликнуть добровольцев, сержант засек их противостояние и замолчал, с любопытством глядя то на одного, то на другого.
Двир сплюнул под ноги, шагнул вперед и ловким движением вскинул на спину канистру:
– Я возьму воду… – сказал он и снова презрительно цыкнул слюной.
И хотя ни один мускул не дрогнул в лице Дмитрия, изнутри его взорвало.
И этот городской еще будет перед ним выпендриваться и героя изображать! Попахал бы разок в поле!
Он ухмыльнулся, глядя прямо в глаза Двиру, и сказал:
– А мне нравится миномет, если никто не возражает, я, пожалуй, возьму… и плиту тоже.
В глазах Двира мелькнула досада, в глазах сержанта – уважение.
Сзади кто-то прошептал:
– Только посмотрите на этого придурка…
Май 52-го
Автобус затормозил, издав протяжный визг. Дмитрий боднул головой стекло и проснулся.
– Кибуц Дан! – крикнул водитель в проход между сидениями, – Приехали!
Дмитрий поднялся, притопнув затекшими ногами. Подал руку матери, помогая сойти. Следом выпрыгнул Зюня, огляделся и тут же картаво прокомментировал:
– Как кгасиво!
Дмитрий полез на крышу отвязывать узлы и чемоданы. Водитель помог спустить багаж на землю, уселся обратно в кабину и махнул рукой, автобус покатил на запад, туда, где желтела гряда галилейских гор.
На дорогу опустилась тишина, вокруг, сколько хватало глаз, тянулись зеленые поля и дикие заросли шелковицы.
Зюня уже потянул спелые черные ягоды в рот и весь перемазался.
От шоссе отходила, прячась среди деревьев, грунтовка.
– Нам туда? – Спросил Дмитрий.
Мать промолчала, раздумывая, в этот момент из-за деревьев выкатился смешной полный человечек в рубашке цвета хаки и выгоревшей панаме. Перед собой человечек катил тачку на дутом резиновом колесе.
Завидев их, толстяк замахал рукой и перебежал шоссе.
– Вы Фридманы? – отдуваясь, поинтересовался он.
Дмитрий кивнул. Человечек стянул панаму, обнажив влажную розовую лысину, учтиво поклонился маме, после чего протянул Дмитрию ладонь.
Ладонь, несмотря на кажущуюся пухлость, оказалось жесткой и мозолистой, а рукопожатие крепким.
– Я Сорин, – представился кибуцник, – из канцелярии. Пойдемте, мы вас ждем.
Они погрузили вещи в тачку, Дмитрий сунулся было помочь, но Сорин энергично отмахнулся и взялся за ручки.
Весь их недолгий путь Сорин трещал без умолку, когда подошли к аккуратному одноэтажному домику с вывеской, они уже знали, что кибуц был основан перед войной выходцами из Румынии, и что он, Сорин, один из них.
Рядом с кибуцем течет река, которая орошает поля, на полях выращивают овощи, фрукты и еще хлопок. Во время Войны за Независимость сирийцы три раза штурмовали кибуц, но все три попытки местные отбили.
Маму и Зюню вселили в отдельную комнату рядом с медпунктом. Вообще-то дети здесь жили отдельно, но Сорин сказал, что Зюня еще мал, и переселять его в "дом детей" нужно постепенно.
Перетаскав все вещи, толстяк повернулся к Дмитрию:
– Ну-с… молодой человек… теперь займемся вашей пропиской.
Они пересекли большую лужайку, прошли мимо столовой, из окон которой доносился аппетитный запах.
Сорин потянул носом, причмокнул и сообщил:
– На обед будет борщ! Знаешь, – повернулся он к Дмитрию, – рецепт борща по-румынски?
Дмитрий пожал плечами.
– Пункт первый – украсть кастрюлю! – Толстяк заразительно захохотал собственной шутке, и Дмитрий тоже улыбнулся.
– А вот и твой новый дом, – Сорин ткнул пальцем-сосиской в длинный барак, выстроенный из массивных каменных блоков.
Распахнув дверь, он пропустил Дмитрия вперед.
Внутри барак напоминал казарму. Длинные ряды кроватей и шкафчиков разделялись листами фанеры. За каждой загородкой помещались две кровати.
Внутри никого не оказалась. Но веселые голоса мальчишек доносились снаружи.
– Наверное, мяч гоняют, – сообщил Сорин, останавливаясь у третьей загородки слева. Половина загородки была явно жилая, мятое одеяло топорщилось на кровати. На тумбочке были навалены тетрадки и учебники. С потолка свисала на нитке модель самолета с голубыми звездами на крыльях.
Правая кровать была аккуратно застелена, а за приоткрытой дверцей шкафчика виднелись пустые полки.
– Ну вот, – Сорин улыбнулся, – с новосельем. Обживайся. Если что понадобится, меня можно всегда найти в канцелярии.
Когда румын ушел, Дмитрий сунул чемодан под кровать, скинул ботинки и растянулся на одеяле. День выдался длинный, полный впечатлений. Голова гудела.
Из-за переезда на новое место Дмитрий не переживал, жаль только пришлось расстаться с Минькой, но здесь наверняка найдутся нормальные ребята. Он зевнул и принялся изучать модель самолета, лениво качавшуюся над кроватью соседа.
Хищный силуэт был знаком с детства – сто девятый "мессер". Только здесь в Израиле он назывался Авия и являлся не слишком удачным гибридом фюзеляжа от "мессершмидта" и двигателя от "хенкеля".
Как-то незаметно Дмитрий задремал.
Когда он проснулся, в бараке было шумно. Галдели за перегородками детские голоса. Взрослый мужской голос что-то строго выговаривал.
Дмитрий сел на кровати и провел руками по заспанному лицу. По коридору кто-то пробежал, стрельнув глазами, тут же шумно затормозил, и задним ходом вернулся, с любопытством уставившись на Дмитрия. Это был белобрысый мальчишка, такого же возраста.
– Новенький, что ли? – заговорил мальчишка, смешно топорща белесые брови.
– Ага, – отозвался Дмитрий.
– Это моя кровать, – он кивнул на противоположную сторону и добавил, – и самолет мой, ты руками лучше не трогай, развалится.
Дмитрий кивнул и протянул руку:
– Дмитрий!
Белобрысый хлопнул его по ладони:
– Адам! Акива предупреждал, что ты приедешь.
– Акива?
– Ну… воспитатель, – белобрысый высунулся в коридор и замахал руками.
По полу загрохотали тяжелые шаги, и в проеме возник высокий крепкий парень в шортах и рубашке защитного цвета, обутый в облезлые солдатские ботинки.
– Проснулся, соня! – Широко улыбнулся парень, – Давай знакомиться. Я Акива!
Дмитрий пожал большую, твердую, как доска ладонь.
За спиной Акивы замелькали любопытные детские лица.
Казалось, воспитатель заполнял собой все свободное пространство загородки от пола до самой болтавшейся на нитке модели. Голос у него тоже соответствовал фигуре, трубный и грохочущий так, что слышно было в каждом закутке барак.
– Дети познакомьтесь, у вас появился новый товарищ, его зовут Дмитрий!
Акива отступил в сторону, давая возможность населению барака познакомиться с новичком.
Ребят было человек сорок пацанов и девчонок.
– Ты что, русский? – поинтересовалась рыжая девочка.
Дмитрий кивнул.
– Русских у нас еще не было, – сообщила рыжая, и начала перечислять, загибая пальцы, – венгры, поляки, чехи…
– … румын навалом, – добавил кто-то, и все засмеялись.
– Адам, – снова загрохотал Акива, – присмотри за своим новым соседом, и завтра в школе тоже.
Вскоре шум и суета начали стихать, дети укладывались. Дмитрий собирался порасспрашивать соседа о новой для него киббуцной жизни. Но Адам плюхнулся в кровать, моментально вырубился и захрапел. Дмитрий лишь успел выяснить, что своей школы в кибуце нет. Учиться старшие дети ходят в соседний кибуц Дафна.
"В общем, пока все хорошо", мысленно подводил Дмитрий итоги первого дня, "Ребята вроде нормальные, Акива этот тоже ничего. Адам что-то говорил про еще одну воспиталку, по имени Талья. Ладно, завтра поглядим, что к чему. А сейчас спать…"
… тягучий вой сирены за окном. Черная тарелка радиоточки на кухне сообщает: Внимание! Воздушная тревога! Воздушная тревога! Голос диктора сменяется быстрыми щелчками метронома.
Дмитрий вскакивает, сует ноги в валенки и бежит в коридор. Мать уже здесь, возится с керосинкой. При дрожащем свете пламени проверяет, документы, карточки. Помогает ему закутать лицо теплым платком.
Единственное уцелевшее стекло, перекрещенное газетными полосами, начинает противно дребезжать. Тяжелый гул доноситься с неба.
– Скорее, Димочка, скорее… – поторапливает мать.
Они бегут вниз, потом по улице за угол. Снег искриться в лунном свете, холодный ночной воздух сразу пробирается в рукава и под платок. Жутковато завывает сирена, где-то вовсю хлопают зенитки.
Вот и бомбоубежище. Уже на лестнице, спиной он чувствует глухой удар, следом толчок в спину и в испуге жмётся к матери…
