Николай Леонов - Вариант "Омега" (=Операция "Викинг")
— Я уже отвечал, гражданин майор Что пользы было бы от покойника? Я вернулся живым. Принес, насколько я понимаю, ценные сведения. Разве не в этом долг офицера и коммуниста?
— Слова, Зверев! — Майор посмотрел на стоявшего у окна Скорина, как бы приглашая его принять участие в разговоре. — Я поклонник фактов. С последними у вас слабовато. Пока нет оснований верить вашей версии.
— Профессия у вас такая, гражданин майор. Не верить людям тоже уметь надо. Небось не просто дается? Или привыкли?
Лицо майора еще больше сморщилось и посерело. Он молча смотрел на Зверева. Даже стоя в стороне, Скорин чувствовал, как неуютно бывшему летчику.
— Кончайте вашу психологическую обработку. Спрашивайте, черт вас возьми! — крикнул Зверев, наваливаясь на стол. — Виноват я! Виноват, что жив остался?
Майор откинулся на спинку кресла, затем словно нехотя сказал:
— Точно подметили, дается не просто. Вы на кого кричите? — Он посмотрел на свои руки, усмехнулся. — Я майор государственной безопасности, у меня ромб в петлицах, по общевойсковой иерархии я комбриг. А вы, бывший майор, на меня кричите. Нехорошо.
— Я советский офицер, гражданин майор! — Бывший летчик вскочил.
— В личном деле написано, что офицер. — Майор разглядывал свои руки. — Характеристику читаешь, шапку перед вами снять надо. А как вспомнишь про службу у немцев, — он поднял голову и посмотрел на летчика, — и начинаешь думать: не ошибся ли ваш командир?
Скорин, стоя у окна, с возрастающим интересом следил за происходящим. Летчик нравился, хотя в истории его действительно было много непонятного.
— Так почему же абвер поверил вам?
— Не знаю, — ответил Зверев, — но я говорю правду, гражданин майор. Мое задание — создать сеть агентов-диверсантов по Транссибирской магистрали. Готовили меня тщательно, все, рассказанное мной, правда.
— Давайте сначала, Зверев. Как вы попали в школу для диверсантов?
На следующий день утром Скорин встретился с Леной у Никитских ворот. Он немного боялся, что за ночь Лена передумает, откажется от регистрации, поэтому, едва поздоровавшись, начал быстро говорить, не давая ей вставить слова. Так как мысли его неотступно крутились вокруг майора и ночного разговора со Зверевым, Скорин стал в комической форме рассказывать о новом начальнике, подшучивать над его мальчишескими вихрами, над привычкой без всякой надобности вставлять в разговор «извините покорно». Удивляясь разговорчивости Сергея, Лена молча слушала, шла, опираясь на его руку, изредка поглядывая на его бледное, нервное лицо, и, неизвестно в который раз, удивлялась, как мало знает этого человека. Оказывается, Сергей наблюдателен. Она ведь видела Симакова, разговаривала с ним. Сейчас в рассказе Сергея майор ожил, казалось, шел рядом, вместе с ними, подсмеивался над собственной персоной.
Скорин заранее разузнал, где расположен районный загс. Они не заметили, как подошли к серому, унылому зданию, редкие целые стекла окон были заклеены крест-накрест бумагой, большинство стекол отсутствовало, вместо них белела фанера. Скорин дернул дверь, она не открылась, он дернул сильнее. Лена обратила внимание на нарисованную на стене углем стрелку и надпись: «Вход со двора», взяла Скорина под руку, кивнула на надпись.
— Разведчик, — с грустной улыбкой сказала она. — Кому же это в голову пришло, при твоей-то рассеянности, сделать из тебя разведчика?
Скорин смущенно молчал.
Во дворе, у самой двери стояла группа мальчишек в возрасте десяти — двенадцати лет. Они с серьезными лицами наблюдали, как их товарищ в огромных кирзовых сапогах, ловко подбрасывая ногой чеканку, считает.
— Шестьдесят три… шестьдесят четыре. — Ребята беззвучно шевелили губами.
Лена и Скорин остановились, напряжение на ребячьих лицах возрастало, на счете семьдесят парнишка поддал чеканку сильнее, поймав рукой, повернулся к соседу. Тот стоял понуро, медленно полез в карман и достал кусок хлеба. Победитель схватил хлеб и на глазах у товарищей откусил половину.
— В таких прохорях я тоже смог бы… — пробормотал проигравший.
Скорин отодвинул ребят, открыл дверь и пропустил Лену. За спиной кто-то сказал:
— Женатики.
— Много понимаешь, видал: лица какие. Хоронят.
В полутемном коридоре, заставленном канцелярскими столами и стульями, у первой двери сидели несколько человек. Люди держали в руках бумаги, не разговаривали, не обратили на Лену и Скорина никакого внимания. Скорин посмотрел на приклеенную к двери бумажку и, взяв Лену под локоть, повел ее дальше. У двери с табличкой «Регистрация рождения и браков» никого не было. В комнате молодая женщина, в платке и валенках, что-то варила на электрической плитке, увидев вошедших, она торопливо закрыла кастрюлю.
— Война войной, а жизнь жизнью. Женитесь, Значит?
— Женимся. — Скорин положил на стол документы.
— Что-то невеста невеселая. Сейчас замуж выйти — счастье. — Женщина разбирала бумаги. — Да вы садитесь. Садитесь, молодожены. — В ее голосе слышалась наигранная доброжелательность. — Горе, горе кругом. А жить все равно надо. — Вдруг она замолчала и усмехнулась: — Елена Ивановна, вижу, у вас и сыночек имеется. Фамилию менять будете?
Скорин поднялся, загородил собой Лену, быстро сказал:
— Мою возьмет. Еще метрику сына исправьте, пожалуйста. Скорин Олег Сергеевич.
Женщина окинула Скорина взглядом, отметила трость, вздохнула и, взяв бумаги, вышла в соседнюю комнату. Там она протянула бумаги сгорбившемуся над столом мужчине в пенсне.
— Подпишите, Кирилл Петрович.
Мужчина предостерегающе поднял палец, еще дважды щелкнув счетами, подписал, даже не заглянув в документы.
— Это же надо, — сказала женщина. — В такое время с сыном замуж ухитрилась выйти.
— Безобразие, — думая о своем и продолжая что-то подсчитывать, ответил мужчина, затем спохватился и сказал: — А ты бы, Катюша, на фронт санитаркой пошла. Там женихов хоть отбавляй.
Когда они вышли на улицу, Скорин протянул жене конверт:
— Документы пусть будут у тебя. — Лена спрятала конверт и впервые посмотрела Скорину в лицо. Он, заполняя надвигающуюся паузу, продолжал говорить. Объяснил, что очень спешит, позвонит завтра, всячески давая понять, что регистрация брака не меняет их отношений, не накладывает на Лену супружеских обязанностей. С одной стороны, Скорин, достаточно самолюбивый и гордый, не хотел брака без любви, союза ради сына, с другой — он не хотел и простых дружеских отношений. Он не мыслил себя в роли брата либо друга детства и решил твердо — без боя эту женщину он не отдаст. Как именно сражаться за любовь, он не знал, ведь реального противника как будто не было. Работа в разведке приучила его неукоснительно выполнять правило: не знаешь, как поступить подожди, не торопись. Ждать он умел.
— Поцелуй Олежку. — Скорин взял Лену за руку.
— Желаю тебе, Сережа… — Лена высвободила руку и пошла. Скорин долго смотрел ей вслед, затем повернулся и, прихрамывая, зашагал в наркомат. Предстояло ознакомиться с материалами, касающимися личности Шлоссера. Ночью, отпустив Зверева, майор, не возобновляя разговора о дальнейшей работе в разведке, попросил Скорина помочь разобраться в деле Зверева, изучить все имеющиеся материалы о Шлоссере.
Деятельность Шлоссера в Москве была короткой, но бурной. Чем больше Скорин знакомился с личностью барона и его работой, тем тверже становилась его уверенность, что Зверев стал шахматной фигурой в руках опытного разведчика. Бывшего летчика использовали, как говорят в разведке, втемную — он не знал своей истиной роли.
Выслушав сообщение Скорина о Шлоссере и воздержавшись от каких-либо выводов, майор вновь вызвал Зверева. Симаков предложил ему начертить схему расположения абверкоманды в Таллинне, уточнить некоторые данные.
Зверев начертил схему и уверенно объяснял:
— Улица Койдула, три — абверкоманда. Начальник фрегатен-капитан Целлариус. В доме шесть, это почти напротив — офицерское казино. Здесь на углу парфюмерный магазин.
Майор и Скорин разглядывали нарисованную схему.
— Александр Федорович, вы говорите, что вас готовил и инструктировал…
— Майор абвера Шлоссер. Барон.
Симаков вынул из стола пачку фотографий, протянул Звереву.
Зверев, усмехнувшись, стал перебирать фотокарточки, отложил одну, остальные вернул.
— Целлариус, Шлоссера здесь нет.
Симаков взял фото Целлариуса.
— Верно. — Он вынул другую папку. — А здесь?
Зверев молча отделил фотографию Шлоссера.
— Отдыхайте, Зверев, — сказал. Симаков. — Готовьтесь к встрече с Ведерниковым. Мы должны взять его без шума.
Зверев четко повернулся и строевым шагом вышел.
Майор взял со стола фотографию Шлоссера, повертел между пальцами, протянул Скорину, погасил в кабинете свет. Отдернув штору, открыл окно.
