Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера.
— Разряжай!
По этой команде быстро и исправно заработали и расчет и пулемет.
— Заряжай! — снова скомандовал я. Когда пулемет был заряжен, сказал: — А теперь, Блоха, дайте по белому свету две короткие очереди.
Блоха не без злости нажал на спуск. «Тра-та-та, тра-та-та», — заговорил пулемет.
— Еще, товарищ комбат? — не оборачиваясь, спросил Блоха.
— Дайте одну длинную очередь.
Блоха, нажав на спуск, крепко держал рукоятку. Пулемет и наводчик задрожали, как в лихорадке.
— Стой!
Захлебнувшись, пулемет замолк.
Первые стрекотания нашего пулемета с новой боевой позиции возвестили, что «мы здесь», «мы не ушли», «мы будем драться». Пусть об этом знают немцы, пусть об этом знают и наши.
Так началось для нашего батальона боевое утро 27 октября 1941 года.
Приказав Белякову подготовить еще четыре позиции для станковых пулеметов, я собрался было уходить. Он спросил:
— Что нам делать, товарищ комбат, если начнется бой?
— Бой не скоро начнется.
— Почему вы так думаете?
— И наши и немцы пока ни в чем не разобрались. Часика три-четыре можно поработать. Сейчас я пришлю сюда Краева.
— Значит, товарищ комбат, нам работать?
— Вам лично, лейтенант Беляков, не работать, а немедленно же лечь и спать до начала настоящего боя. Выставьте боевое охранение и отдохните.
— Я не могу.
— Что значит «не могу», если приказано?
— А вы сами, товарищ комбат, — вырвалось у юноши.
— Я всю ночь спал... Проспал ваши пулеметы... Проспал Попова... Проспал весь ночной бой нашего батальона, поэтому-то у нас нескладно получается, товарищ Беляков.
Далее я ему рассказал то, что уже известно читателю. Беляков проводил меня до самого оврага.
Я скользил по крутому берегу этой маленькой речушки. Однажды чуть не угодил в ее грязную воду. Я горный казах: с самого детства научен взбираться и спускаться по горам в тысячи раз круче и опаснее, чем подъем и спуск Тимковской «горы». Но у наших гор почва другая — там не земля, а россыпь гранита. А здесь под ногами все ползет. Какая досадная ошибка природы и судьбы затеять на этой самой грязи войну! Я вспомнил поговорку наших дедов: «Жау жагадан алганда ит етектен» — когда враг хватает тебя за шиворот, а собаки тянут за подол, — как же воину выйти из затруднительного положения?
Штаб наш находился в помещении племхоза. У входа стояло несколько бойцов. Увидев меня, они вытянулись.
Я приветствовал их и прошел в помещение.
В передней комнате на плащ-палатке лежали части разобранного пулемета. Сборкой вычищенных и смазанных частей перед окном занимался Бозжанов, а рядом стоял Семен Краев. Они были в одних гимнастерках и без шапок. На их руках грязно-желтым цветом лоснилось ружейное масло. На полу валялась грязная вата, пакля, тряпки.
— Плохо обучали людей, теперь сами кряхтите. При этих словах они заметили меня и оба выпрямились, держа в руках части пулемета.
— Товарищ комбат, всю ночь... — мигая глазами, прервал меня Краев.
— Кто ротой будет командовать? Лейтенант Краев или ефрейтор Блоха?
Услышав мой голос, из другой комнаты вышел Рахимов и сказал:
— Товарищ комбат, надо срочно доложить обстановку.
* * *Перед Рахимовым лежали отработанная карта и схема.
— Как видите, товарищ комбат, наш правый сосед-левофланговый батальон полка Шехтмана. Разрыв между нами — около двух километров. Наш сосед слева — батальон Н-ского полка, разрыв между нами — полтора километра. Мы на широком фронте. Как же мы обеспечим свои фланги, товарищ комбат? — закончил свой доклад Рахимов.
— Огнем пулеметов, орудий и маневром роты Филимонова.
— Значит, первую роту мы по обстановке бросим на какой-нибудь из флангов?
— Бросим только на левый фланг, правый пусть обеспечивают люди Шехтмана. Впрочем, так нельзя принимать решение. Пойдем на рекогносцировку.
* * *Повторяю, Тимковская гора господствовала над окружающей местностью, и город был хорошо виден. Мы стояли у стога сена, где ночью я спал три часа вместе с бойцами Джиенышбаева. Вдруг со стороны Рюховского и Спас-Рюховского на горизонте показались самолеты. Сначала шли бомбардировщики, эскадрилья за эскадрильей, над ними высоко в воздухе шныряли истребители.
Они шли явно на Волоколамск, по улицам которого мы вчера утром и сегодня ночью проходили походным маршем.
...В облаках, навстречу самолетам, вспыхнули взрывы снарядов наших зениток. Немцы развернулись, пошли звеньями в пике и начали бомбить окраину города, станцию. Черными фонтанами подымались взрывы тяжелых авиационных бомб над домами... Вслед за бомбардировщиками, почти на бреющем полете, пронеслись штурмовики, обстреливая из пулеметов и разбрасывая мелкие бомбы. Затем, как бы подхватывая замирающий гул самолетов и уханье бомб, задребезжал воздух, послышался далекий протяжный, раскатистый гром... Началась артиллерийская канонада. На город посыпались снаряды. Дым окутал дома, деревья, безжалостно полыхал огонь.
— Значит, товарищ комбат, он наносит главный удар по нашему левому соседу и по Капрову, — прервал молчание Рахимов.
— Танки! — крикнул Бозжанов. — Вот собаки, нашим опомниться не дадут! А!
Действительно, шли танки, за ними — мотопехота. А артиллерия все долбила и долбила сосредоточенным огнем.
Вскоре немцы ворвались в город...
Наша рекогносцировочная группа была на большом расстоянии от места жарких боев и не знала, что делать: содержание боя определяется замыслом старшего командира, а поведение подчиненных — задачей, поставленной перед ними.
И замысел старшего командира мне неизвестен, и задача толком перед нами еще не поставлена. Связи до сих пор нет.
— Теперь завязали уличные бои. Это продлится, быть может, до самого вечера, — сказал Рахимов.
...Спустя час на полк Шехтмана и на наш батальон пошли в наступление небольшие части противника.
— Теперь на нас пошли, товарищ комбат.
— Он же должен этими отрядами прикрывать левый фланг своей главной группировки, — ответил за меня Рахимов.
— Идите по своим местам, — приказал я. — Приготовиться к бою. Слава богу, хоть мы отвлечем на себя часть сил противника.
Когда враг уже занял Волоколамск и его отдельные подразделения по обеспечению фланга начали обходить нас, Филимонов со всеми нашими пушками и станковыми пулеметами занял позицию, загибая наш левый фланг. Немцы, увидев этот маневр, приостановились. Обе стороны пока молчали.
Я приказал Брудному и Краеву начать отход повзводно, короткими перебежками, к роще, что позади нас километрах в полутора.
Неожиданно пришли командир полка Шехтман и комиссар полка Корсаков. Как старшему командиру, я доложил майору Шехтману обстановку и свое решение: сначала под прикрытием роты Филимонова вывести из боя Брудного и Краева, потом под прикрытием их огня, с новой позиции, с мыса, что впереди рощи, вывести из боя Филимонова.
Шехман осмотрелся и сказал:
— Да, пожалуй, вы правы.
— Сумеете ли вы так сделать? — спросил Корсаков.
— Ну что спрашиваешь? — обратился Шехтман к комиссару. — Он уже принял решение.
— Надо же нам, как соседям, разобраться в обстановке, — запротестовал комиссар.
— Все ясно. Пойдем отсюда. Наши же ждут.
Когда они отошли, начался артиллерийско-минометный обстрел. Огонь был жиденьким — видимо, стреляло не более двух-трех батарей. Я послал Рахимова к Брудному и Краеву с приказанием немедленно начать отход.
Немец обстреливал. Я с группой людей стоял у каменного сарая, а со склона Тимковской горы спускалась рота, расчленившись повзводно и по отделениям. Перейдя ручей, бойцы попали в зону огня противника и залегли.
Побежали посыльные с приказанием не ложиться, броском перейти шоссе и занимать новые позиции. Заминка минуты две-три. Вдруг все поднялись как бы в атаку, ускоренными шагами пошли, обтекая с обеих сторон каменный сарай. Какое-то отделение, около которого вздыбились два разрыва мин, бросилось было бежать.
— Эй! Не бежать! — крикнул я. — Не бежать и не ложиться!
— Почему бы... — услышал я рядом голос Бозжанова.
— Чтобы люди Филимонова и немцы не подумали, будто наши бегут, — ответил Рахимов.
— Хаби, вы идите с ними и там организуйте оборону. И отойду вместе с Филимоновым.
Рахимов догнал Краева, и они под обстрелом пошли вместе.
— Разрешите мне остаться с вами, товарищ комбат? — обратился Бозжанов.
— Оставайтесь.
Немцы пошли в наступление. Филимонов открыл по ним огонь из всех видов оружия. Начался настоящий бой.
— Немцы залегли! — радостно крикнул Бозжанов.
— Идите к Филимонову и передайте ему: держать так до тех пор, пока наши не откроют огонь.
Бозжанов побежал, раза два споткнулся, упал, поднялся... С немецкой стороны на нашу отступающую группу посыпался рой трассирующих пуль. Наша пушка зачастила выстрелами — беглым огнем. Немецкий пулемет замолчал.
