Михаил Водопьянов - Киреевы
Рано утром произошло событие, из-за которого пришлось временно отложить предполагавшуюся операцию. Валентина только успела поздороваться с хирургом, как ворвалась запыхавшаяся, расстроенная нянечка:
— Федор Алексеевич, объездчика Никиту Финогенова привезли. Несчастье-то какое! Ненароком в него из ружья выстрелили.
Не дослушав до конца, врач стремительно выбежал из комнаты. Валентина поспешила вслед за ним. Сзади причитала нянечка:
— Молодой-то какой! Богатырь! Красавец!
Никита был в полубессознательном состоянии. По его бледному лицу струился пот. Федор Алексеевич быстро осмотрел его и, повернувшись к Валентине, невесело покачал головой:
— Тяжелое ранение живота. Операция предстоит сложная. Необходимо срочно доставить в областную больницу. Вызывайте самолет, — приказал он дежуркой сестре.
— Станция! Станция!.. — тщетно надрывалась у телефона сестра. Ее сменила Валентина:
— Станция! Станция!..
Полная тишина. Ясно, — связь порвана» Под окном неожиданно загудел автомобиль. В кабинет заглянул Федор Алексеевич:
— Ну, как?
— Станция молчит, — сказала Валентина.
— Сестра, пойдите к больному, — я сейчас вернусь.
Он выбежал на крыльцо в тот момент, когда навстречу ему по ступенькам поднимался молодой человек в щегольском дорожном плаще.
— Будьте любезны сказать, где живет студентка Киреева, — обратился приезжий к доктору.
Но тот прервал его:
— Помогите спасти человека.
Приезжий с удивлением взглянул на пожилого, начинающего седеть человека в белом халате:
— Вы ошибаетесь. Я, к сожалению, не врач, и при всем моем желании не сумею вам быть полезным.
— Не спешите с выводами, — сказал Федор Алексеевич. — Помощь нужна очень несложная. Довезите нашу практикантку на телефонную станцию. Необходимо срочно вызвать из области самолет для тяжело больного, а телефон не работает.
— С удовольствием. Я только на одну минуту, — начал было владелец машины.
— Надо немедленно отвезти! — сурово прервал его врач. — Жизнь пациента под угрозой. Дорога каждая секунда… Валентина! — закричал он. — Идите сюда скорее!
Девушка вышла своей обычной плавной походкой. Федор Алексеевич зло блеснул глазами и коротко дал ей указания.
Запыленный автомобиль легко сорвался с места и помчался по зеленой немощеной улице. Несколько минут длилось молчание… Нарушила его Валентина. В сидевшем за рулем человеке она узнала того самого инженера Глинского, который встречал Наташу после экзамена.
— А Киреева вас ждет сегодня.
— Я даже не сумел предупредить Наталью Николаевну о нечаянном опоздании, — взволнованно произнес Глинский.
— Это не страшно, — успокоила его девушка, — сейчас вы довезете меня до телефонной станции и вернетесь. Мы вместе с Наташей живем недалеко от больницы. Я расскажу вам, как ближе проехать. А сейчас поедемте как можно быстрее. Здесь условий для проведения тяжелой операции нет. Раненого надо возможно скорее доставить в областную больницу.
Когда они подъехали к телефонной станции, Валентина попросила:
— Я быстро! Подождите, пожалуйста! Вернулась она сразу же, но очень расстроенная.
— Телефон не работает. Буря оборвала провода. Скоро ли удастся починить, никто не знает. Что же теперь делать? Ведь у нас нельзя Никиту оперировать.
Инженер на минуту задумался, словно взвешивая за и против:
— Я предлагаю… — не совсем уверенно начал он, — Валентина… — Глинский вопросительно посмотрел на девушку, — простите, я не знаю ваше отчество.
— Васильевна! — резко ответила Валентина. — «Тоже нашел время церемонии разводить», — сердито подумала она.
— Я предлагаю, Валентина Васильевна, следующее, — уже твердо сказал инженер. — Вы напишите несколько слов, вашу записку я доставлю в город и буду добиваться, чтобы сюда немедленно послали самолет. Хорошо?
— Очень хорошо! Спасибо вам большое!
— Сначала завезу вас в больницу. У меня к вам просьба: когда увидите Наталью Николаевну, передайте ей мои извинения и расскажите все, как было.
— Отвозить меня в больницу не надо, пешком, дойду. Вам отсюда прямая дорога в город. Наташе вез передам, не беспокойтесь. Еще раз спасибо! Счастливого пути!
Валентина побежала в больницу. Никита по-прежнему был без сознания.
Вскоре пришла Наташа. Валентина, еще не остывшая от возбуждения, рассказала о помощи, оказанной Глинским.
— Молодец твой знакомый! Молодец! — оживленно повторяла Валентина. — Сам предложил поехать! Ведь на него можно надеяться, Наташа? Такой, наверное, сумеет добиться? Правда? — тревожно спрашивала она подругу.
Как бы в ответ издалека донесся гул самолета…
— Слышишь, — радостно сказала Наташа. Ей казалось: она получила дорогой подарок.
Девушки возвращались по тихой теплой улице, залитой лунным светом. Они дошли до дома молча, усталые, но довольные. Старый клен бросал узорчатую тень на крыльцо. Лена бегом взбежала по ступенькам и исчезла в темном коридоре. Плавной походкой поднялась Валентина. Скоро засветились окна их комнаты. А Наташа все стояла под кленом.
— Пора спать! — позвала ее в окно Валентина.
— Иду! — откликнулась Наташа. А сама не двинулась с места. Она не могла оторвать глаз от освещенной лунным светом таинственной дали. Что-то большое, радостное и немного тревожное наполнило ее душу…
До чего же хороша эта летняя ночь! Как чудесно жить!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Белов с нетерпением ожидал возвращения Николая Николаевича из Москвы. Помимо дружеского интереса к судьбе Киреевского самолета-гиганта, его серьезно беспокоило, как отнесутся в Наркомате к авиадизелю. Он не сомневался, что некоторые из наркоматских специалистов разделяют точку зрения инженера Глинского.
— Хоть инженер он и способный, знающий, но чересчур благоразумный, осторожный, огонька ему не хватает, — все ему подай наверняка, — с досадой говорил о Глинском Владимир Федорович в беседе с Дорониным.
Сам директор завода был человеком совсем иного склада, — любил непроторенные дороги и еще не открытые сокровища, создаваемые человеческим разумом.
«А сколько их, этих сокровищ! Только сумей найти тех, кто их творит, поддержи… помоги… Для этого тебя партия на директорское кресло посадила», — мысленно рассуждал Владимир Федорович. Еще он думал: «Нельзя останавливаться перед некоторой долей риска, когда открываются большие возможности, особенно, если веришь тем, кто с тобой вместе работает».
Директор и парторг быстро подружились и нашли общий язык, несмотря на разницу в летах и характере. Белов любил иногда «тряхнуть стариной», весело пошутить, шумно повеселиться, совсем, как в молодые годы. Доронин, на вид суховатый, держался ровно, не повышал голоса, даже когда внутренне бывал сильно взволнован.
Оба они умели, каждый по-своему, находить и беречь людей.
— Конструктор Родченко не всегда достаточно напористо защищает свое детище. Все же он человек, безусловно, творчески одаренный и, что еще очень важно, влюблен в свой мотор, как юная девушка, впервые полюбившая, — без эффектных слов, тихо, стыдливо, зато всем сердцем, — говорил Владимир Федорович парторгу.
Присмотревшись к Андрею, Доронин присоединился к мнению директора. А после испытательного полета в Арктику парторг стал убежденным сторонником авиадизеля.
Увидев высокую фигуру летчика-испытателя, направлявшегося в кабинет директора, Доронин тоже пошел к Белову.
Николай Николаевич приехал на завод прямо со станции. Ему не терпелось рассказать о решении Коллегии Наркомата. Владимир Федорович не сумел скрыть своего удовлетворения, узнав, что с авиадизелями все обошлось благополучно.
— Спасибо за хорошую новость, друг любезный, — он крепко пожал руку Киреева.
— Сейчас для авиадизеля начнется новый этап. Надо как можно скорее создать для Родченко нормальные условия работы, — сказал Доронин.
— Конечно, конечно! — подхватил Владимир Федорович. — Мы приветствуем каждое начинание, если оно хоть сколько-нибудь полезно для нашего государства. А тут такое интересное дело — авиадизель! Теперь и марка нашего завода повысится.
Директор тут же снял телефонную трубку и распорядился:
— Выделите в экспериментальном цехе участок специально для конструктора Родченко. Пусть работает спокойно, а не бродит, как беспризорник, по заводу с просьбой сделать какую-нибудь деталь.
Новость быстро долетела до цехов. Рабочие тоже искренне были рады успеху молодого конструктора. Андрей пользовался у них особой симпатией за простоту, скромность, а главное, за страстное беспокойство новатора, за умение терпеливо и много работать. Для тех, что давно поступили на завод, он был свой, — они знали его отца.
