Свен Хассель - Генерал СС
— Скажите, обергруппенфюрер… что было написано на памятнике вашей бабушки?
Гейдрих едва заметно напрягся. Потом засмеялся. Губы его были раскрыты, но холодные голубые глаза сузились и превратились в щелочки.
— В частности, имя, — ответил он. — Ее звали Сара…
Гиммлер взглянул на него.
— Говорят, вы пошли на то, чтобы снять памятник?
— Снять? — Гейдрих вскинул брови. — С какой стати, рейхсфюрер? Он стоит больших денег.
— Вот потому вы вернули его на место… но, как ни странно, без имени Сара.
Наступило молчание.
— Это имя… Сара, — заговорил Гейдрих. — Не появилось ли оно, рейхсфюрер, и на памятнике моей прабабушки?
Гиммлер посмотрел на него. Гейдрих спокойно сидел в кресле, на лице его было выражение живого любопытства, и до Гиммлера постепенно дошло, что этот самый компетентный из его генералов вместе с тем и самый опасный. Он решил пока что оставить этот вопрос.
— Хорошо, Гейдрих. Можете идти. Пока что забудем об этом.
Гейдрих, внутренне торжествующий, бесшумно пошел к двери. У него тоже имелось оружие, но пока что его нельзя было обнажать. Время еще не пришло…
ЗАВТРАК ПОРТЫ
Унтер-офицер Лутц распахнул дверь пинком с такой силой, что у меня мелькнула мысль о землетрясении. Нас каждое утро будил его отвратительный крик.
— Подъем, доблестные лежебоки! А ну, вставайте, и поживее!
В то утро побудка была еще хуже, чем обычно. Во-первых, было еще не утро, а глухая ночь, во-вторых, у Лутца имелось особое сообщение для меня, Порты и Малыша, которое он злорадно выложил во всю силу легких.
— Ты — ты — и ты! Немедленно к командиру полка. И раз я говорю немедленно — значит, немедленно… для особого задания, ну разве вы не счастливчики?
— Пошел знаешь куда? — последовал одинокий ответ из-под одеяла Порты.
— Предупреждаю! — выкрикнул Лутц. — Еще что-то в этом духе, и я добьюсь, чтобы тебя отдали под трибунал!
Малыш сел в постели и злобно уставился на Лутца покрасневшими глазами.
— Что это с тобой, черт возьми? Блоха завелась в заднице? Не видишь, что мы пытаемся заснуть?
Порта на свой знаменитый манер громоподобно испортил воздух и захихикал.
— Заверни это и передай оберсту с моими наилучшими пожеланиями.
Лутц бурно задышал.
— Больше говорить не буду, — произнес он отвратительным тоном. — Но лучше пошевеливайтесь… а то, предупреждаю… пойдете под трибунал за неподчинение приказу.
И снова хлопнул дверью, довольный раздражением, которое вызвал. От непристойных ругательств дрожали стены, но все же мы неохотно вылезли из-под теплых одеял на пронизывающий холод очень раннего утра. Лутц был мерзавцем и угрозы свои выполнял, а обвинение в отказе выполнять приказ вполне могло оказаться хуже самого приказа.
Порта с бранью сел в постели и ловко поймал блоху, ползавшую по его впалой, цыплячьей груди в тщетных поисках крови. Раздавил ее ногтями и бросил щелчком через всю комнату.
— Пошли они все! — заявил он. — Я ничего не могу делать без завтрака.
— Жди, — сказал я. — Завтрак в этот треклятый час ночи?
— Не беспокойся! — Порта соскочил с кровати, влез в мундир одним отработанным движением. И направился к двери, на ходу застегивая пуговицы. — Не беспокойся. Я получу завтрак у этих сволочей, даже если это будет стоить мне жизни.
Малыш и я, наскоро натянув сапоги и мундиры, поспешили за ним с твердой решимостью не упустить свою долю. У нашей полевой кухни ничего не делалось. Порта орал во всю глотку, но безрезультатно.
— Проклятые свиньи! И это называется взаимодействием, да? Взаимодействием? Пусть их товарищи идут на лютый мороз, даже не выпив чашки кофе? Чтоб им всем пусто было, вот и все, что могу сказать!
Сказал он на самом деле гораздо больше, перемежая речь плевками и всевозможными ругательствами, потом его осенила счастливая мысль, что повар из третьей роты должен ему деньги, и мы побежали трусцой вслед за ним будить беднягу. По пути нас остановил лейтенант Вельц, видимо, считавший, что мы получаем распоряжения.
— Вот вы где! — отрывисто произнес он. — Самое время!
— Да кончай ты, Ульрих! — Порта толкнул лейтенанта в грудь и пренебрежительно отстранил. — Думаешь, если стал офицером, так можно помыкать старыми товарищами? Мы знаем, что ты это не всерьез, просто для виду, так что брось и будь хорошим мальчиком.
— Ефрейтор Порта, я уже не раз говорил тебе, что по статье сто шестьдесят пятой…
— Ну-ну, не лезь в бутылку, — примирительно сказал Порта. — А то совсем износишься до того, как достигнешь половой зрелости. — И зажал рукой лейтенанту рот. — Забыл, как я вытащил тебя из снарядной воронки? Забыл, что я рисковал ради тебя жизнью? Твои паршивые кости до сих пор гнили бы там, если б не я, разве нет?
Лейтенант отдернул голову.
— Я тебя за это вознаградил.
— Что? Подбрасывая мне изредка несколько жалких марок? Называешь это вознаграждением? По-моему, это скорее взяточничество и коррупция… Будет тебе, Ульрих, я могу обвести тебя вокруг пальца, и ты это знаешь!
Мы пошли в расположение третьей роты вместе с лейтенантом Вельцем. Порта вытащил из-под одеяла сонного, но покорного повара, мы встали вокруг и смотрели, как он готовит нам кофе на спиртовке. Даже Вельц, на время забывший о своем звании и особых обстоятельствах, взял чашку и нашел время съесть толстый бутерброд с ветчиной. Повар тем временем выпросил у Порты еще один заем под совершенно поразительные проценты.
Через полчаса мы явились за распоряжениями. Оберст Хинка ждал нас.
— Ага! Стало быть, соизволили явиться? Очень любезно с вашей стороны, должен сказать. Я уж хотел сам идти за вами… Ладно, ладно, ефрейтор, не трать время на затейливые объяснения. У меня есть задание для вас. Подойдите сюда и посмотрите.
Хинка расстелил на столе карту, и мы обступили его, изображая рвение, чтобы загладить свою непунктуальность.
— Вот, смотрите, дело обстоит так… Нам очень важно точно знать намерения противника. У нас уже есть сведения о танковой части здесь, в пункте X. Мне нужно выяснить, что они прячут между этим пунктом и Ерзовкой, вот здесь. Другими словами, вам нужно как следует посмотреть на сосредоточение сил противника между двумя этими пунктами. Задание ясно?
Он обворожительно улыбнулся нам. Я улыбнулся в ответ и недовольно подумал, почему он выбрал нас для этой задачи. Порта принялся чесать грудь.
— Да, хорошо, что кофе был крепким, — пробормотал он.
Хинка, не обратив на него внимания, снова повернулся к карте.
— Нашу пехоту я уже предупредил. Перейти можете здесь. — Он ткнул пальцем в карту, и мы все с беспокойством уставились туда. — Теперь предлагаю сверить часы. Сейчас ровно час сорок пять. Жду вас обратно через шесть часов, явитесь ко мне никак не позже восьми. — Снова улыбнулся нам. — Если опоздаете больше чем на полчаса, — веселым тоном сказал он, — всех ждет трибунал… Вопросы есть?
— Так точно. — Порта перестал чесать грудь и вытянулся. — Хочу спросить, далеко ли простираются позиции противника? По словам фюрера, они тянутся от Черного моря до Баренцева. Так вот, мне кажется, что никак невозможно дойти до Баренцева моря и вернуться обратно за шесть часов, кроме того…
Хинка поднял руку.
— Не испытывай судьбу, ефрейтор. Ты что, совсем не слушал меня?
— Слушал, но…
— Между пунктом X и Ерзовкой от силы пять километров. Нет речи о том, чтобы идти к Черному морю. Не нужно пустых слов, приятель.
Ночь была темной, безлунной, начал падать снег. Мы решили, что нужно отдохнуть перед дорогой, забрались в густые кусты и пустили по кругу бутылку французского коньяка, которую я недавно стянул.
— Откуда она у тебя? — ревниво спросил Порта.
Я пожал плечами.
— Из генштаба. Ты поразился бы, узнав, что там припрятано у старины Паулюса.
— Ну вот еще, — ответил Порта, не позволявший себе поражаться чему бы то ни было. — Так оно и ведется, верно? Чем выше у тебя должность, тем больше тебе сходит с рук. Думаю, всегда так было… Знаете про ту войну в Китае?
— Какую? — тут же спросил Малыш.
Порта наморщил лоб.
— Не все ли равно? Какая-то гнусная война. Какое-то гнусное восстание. Половине мира пришлось вмешаться и посылать туда войска…
— Боксерское[26], — предположил я.
— Оно самое, — согласился Порта. — Я так и сказал… В общем, бои шли по всей треклятой пустыне, так ведь? И, похоже, удовольствий в той китайской пустыне не густо — понимаете, о чем я? Ни выпивки, ни жратвы, ни девочек — верно? В общем, однажды появляется там этот паскудный важный оберст, жравший все, чего душа пожелает — громадные куски жареного мяса, целые горы, самая лучшая вырезка и все такое… Знаете, что это было? Когда отняли у него и посмотрели, знаете, что он, оказывается, ел?
— Верблюда, — наугад сказал я.
