Николай Асанов - Огненная дуга

— Как же ты собираешься устроиться в Осло? — более спокойно спросила она.

— Может быть, твои друзья помогут мне?

— Наши друзья, — подчеркнула она, — постараются это сделать. Но они должны знать твои планы.

— Ну, что же, я охотно поделюсь ими и с тобой, и с ними, хотя, видит бог, сам еще не очень хорошо представляю свое будущее. Но я помню, что норвежцы в душе очень консервативны, не любят перемены мест, живут гнездами, из которых редко выбираются в полет. Хотя война добралась до вас даже раньше, чем до нас, можно все же надеяться, что многие из тех, с кем я был когда-то знаком, по-прежнему работают на своих местах, живут в своих квартирках. Я бы поискал мастера Андреена с шарикоподшипникового завода, — он жил на левом берегу Акерс-эльв, в Эстканте…

Эта небольшая речка, рассекающая Осло, была как бы негласной границей между городом богатых — Западным и городом тружеников — Восточным.

— Но это же ужасный район! — со всей непосредственностью хорошо устроенного человека воскликнула Вита.

— А где еще может приютиться беглый пленный? В районе бульваров, в Вестканте, где расположен особняк твоего отца? Вряд ли мне сдадут там комнату… А мастер Андреен не только работал в нашей конторе «Совэкспорт», но и по убеждениям примыкал к коммунистам. Я думаю, он поможет мне устроиться на работу.

— На работу?

— Но вот ты же устроилась? — усмехнулся он. — Будем вместе помогать великому германскому соседу…

— Но какую работу может предложить тебе мастер? Ведь ты же инженер!

— Сомнительно, чтобы кто-нибудь предложил мне пост инженера, — сурово заговорил он, пытаясь заставить ее оторваться от прошлых представлений. — Но, кроме того, я еще и термист, и механик, и, говорят, хороший. Вот, исходя из этого, я и стану строить свою новую жизнь.

— И я не увижу тебя? — жалобно проговорила она.

— Почему же? Когда у меня заведутся кроны, я приглашу тебя на танцы. Там, на левом берегу Акерс-эльв, были недурные дансинги для рабочих парней и их подружек, если немцы их не закрыли.

— Перестань! — воскликнула она. И вдруг заплакала, опустив голову на руки. Слезинки скатывались меж тонких пальцев.

Вот уж этого он не мог вынести. Прижав ее голову к груди и целуя плачущие глаза, он поклялся:

— Я всегда буду рядом с тобой! Если ты чуть-чуть посвистишь, я сразу прибегу…

И добился своего: она снова заулыбалась. Теперь уже разлука не казалась такой страшной.

— Но этот день и завтрашний ты отдашь мне? — только и попросила она. И сама же успокоила: — А завтра вечером наши друзья отвезут тебя в Эсткант. И у тебя будут мой служебный телефон, и мой домашний телефон, и будут еще телефоны наших друзей.

— Отлично! — весело воскликнул он. — По крайней мере мне не грозит безработица. У дядюшки Андреена тоже есть телефон, и я буду сутками сидеть возле него.

— Не шути так жестоко! — попросила она.

И он сам испугался, увидев ее такой, как в самый последний день в Осло, когда было совершенно ясно, что он вот-вот исчезнет навсегда из ее жизни, хотя было совершенно не ясно, удастся ли ему добраться до родины? — немцы, невзирая на свои торговые договоры с Россией, к русским, оказавшимся в Норвегии, отнеслись очень враждебно.

Вот такой же растерянной была Вита в те два дня, что еще подарила им война. Все было не ясно: позволят ли немцы вывести из норвежских портов советские корабли с рудой и машинами, с отъезжающими советскими работниками посольства и торгпредства и нескольких закупочных комиссий, — все страны раздвинулись, все границы ощетинились, мир оказался разделенным воюющими армиями…

И вот сейчас он снова показался ей солдатом, а не возлюбленным, и это опять потрясло ее, уже поверившую, что счастье вернулось к ней.

И он поклялся, что не станет огорчать ее. И два дня держал свою клятву…

А в понедельник, перед самыми сумерками, приехали гости.

Толубеев, наблюдавший из окна, сразу узнал и машину, и людей. Те, что встречали ого на взморье.

Вита побледнела, услышав шум подъезжающей машины. Теперь она не боялась, просто представила еще одно прощание.

Молодой человек, который помогал тогда Толубееву выйти из машины, сейчас, в отлично сшитом костюме и мягких зимних башмаках, мог оказаться и профессиональным спортсменом, и профессиональным политиком или адвокатом. Старший, широкоплечий, массивный, с тяжелой челюстью, был похож на боксера.

— А вы прекрасно выглядите! — воскликнул младший по-английски.

— Рад поблагодарить вас, господа, за помощь! — приветствовал их Толубеев на норвежском.

— Как, вы знаете наш язык? — растерянно спросил старший.

— Господин Толубеев два года работал в нашей стране торговым представителем по импортно-экспортным операциям. Он — известный русский инженер, специалист по черным рудам и металлам… — пояснила Вита. Об этой рекомендации они договорились заранее.

— Приветствую коллегу! — воскликнул старший. И поспешил представиться: — Свенссон, инженер-металлург. Сейчас руковожу небольшим опытным цехом, работаю на немцев! Впрочем, вы, вероятно, знаете наши шарикоподшипниковые заводы?

— Да, конечно! — ответил Толубеев, пожимая протянутую руку. — В сороковом году я заказал у вас довольно много вашей отличной продукции.

— Немцы потребовали от руководителей концерна ликвидации этого заказа на следующий день после захвата Осло! — хмуро сказал Свенссон.

Младший все смотрел на Толубеева, как на говорящую лошадь. Только после того как Толубеев пожал руку и ему, он растерянно пролепетал:

— Севед Свенссон, бакалавр литературы…

— Мой сын! — гордо объявил старший.

— Мы были здесь в отпуске, когда нам передали приказ нашей группы Сопротивления встретить вас, — сказал младший.

— Не подумайте, что у нас действительно крупная группа, — старший Свенссон улыбнулся. — Настоящее Сопротивление базируется в горах.

Толубеев понял, что от него ждут такого же доверия. Вита пригласила гостей к столу, и Толубеев добросовестно пересказал все, что должен был рассказать беглец из лагеря. Не забыл он сообщить и о том, что принял его рыбак Рон Иверсен.

По живому вниманию гостей, по улыбкам, которыми они обменялись при имени Иверсена, Толубеев понял, что они ждали именно такого рассказа.

— Что же вы намерены делать дальше? — спросил Свенссон-старший.

Толубеев рассказал о своем плане: разыскать старого знакомого Андреена, мастера одного из шарикоподшипниковых заводов, и попробовать устроиться при его помощи на работу.

— Я бы посоветовал вам продолжить отдых! — строго сказал Свенссон-старший. — Хотя эти два дня и пошли вам на пользу, но условия работы на подшипниковом заводе далеко не санаторные.

— Я должен как можно скорее встать на ноги! — твердо отклонил его невысказанное предложение Толубеев. — Вы сделали столько же, сколько мог бы сделать сам бог, если бы попытался спасти меня. Но теперь богу лучше заняться своими делами. Длительное знакомство с нашим братом опасно, особенно из-за страха гестапо перед народным Сопротивлением. А при помощи Андреена я вполне смогу выдать себя за русского норвежца.

— Может быть… — задумчиво произнес старший.

Выехали поздно вечером. Свенссоны сидели впереди, Вита и Толубеев позади. Старший Свенссон сам вел машину. Он предупредил, что на шоссе расположены несколько полицейских постов. Хотя его машина и известна постовым, но лучше будет, если гость притворится, будто занят разговором с фрекен Витой.

Глава третья. Есть еще смелые люди на земле…

«12 марта войска Западного фронта под командованием генерал-полковника тов. Соколовского В. Д. после решительного штурма овладели городом и железнодорожным узлом. Вязьма».

Все получилось даже лучше, чем Толубеев мог надеяться. Свенссон-старший признался, что когда-то знавал мастера Андреена, хотя давно уже не встречался с ним. Сказал он об этом довольно сухо: инженер и мастер— категории в обществе совершенно разные. Но Толубеева в разведку не пустил. Инженер может зайти к мастеру и без приглашения, это мастер к инженеру без приглашения зайти не может…

Толубеев улыбнулся этому объяснению, но возражать не стал. В конце концов, надежда на Андреена могла оказаться несбыточной…

Свенссон-старший, оставив машину в переулке недалеко от домика дядюшки Андреена, ушел. Через полчаса неторопливого разговора с Андрееном он упомянул имя старого знакомого дядюшки — русского инженера. А через десять минут сказал, что Толубеев, бежавший из плена, сидит в его машине и ему надо бы помочь. После этого старый мастер выскочил из дома, оставив растерянного Свенссона за чашкой кофе, а еще через минуту, не дав Толубееву даже проститься с остальными спутниками, увлек его в свой крохотный домик.