Три минуты - Андрей Беляков

Андрей Беляков

Три минуты

Он хорошо запомнил то время, когда встретил ее, такое не забудешь никогда. И вовсе не весна была и даже не лето, — январь был, разгар зимы. Но та теплота, в которую он окунулся той зимой, осталась теперь в его сердце навсегда. Первые зимние каникулы. Кто учился когда-нибудь в военном училище, хорошо знает, как хочется домой после первого, пожалуй, самого трудного полугодия. Егору повезло, он вовремя сдал все экзамены; более того, по математике умудрился получить «четыре» автоматом — такое, наверное, случилось впервые в истории училища. Друзья удивленно так промолчали, когда преподавательница перед началом экзамена объявила всем: «И еще… Смолин, Смолин получает «четыре» автоматом.» — Как же ее звали? — Пеликанша, ее звали Пеликанша за горбинку на носу. Замечательная такая женщина, а прозвище какое-то нехорошее, но курсанты на прозвища мастаки и такие безжалостные в этом отношении. Как-то неровно она к нему дышала, эту ее симпатию он тоже запомнил на всю жизнь.

А прилетев домой, Егор в первый же вечер встретился со своими друзьями. А те пригласили на встречу девчонок. Так вот он впервые и увидел Марину!

Марина! Круглолицая такая, с большими карими глазами, длинными ресницами, как у куклы. Густыми волнистыми каштановыми волосами, красавица неписанная. Еще особенностью девушки было то, что она немного заикалась, но это не только не портило ее, — наоборот, придавало некий шарм. Егор влюбился сразу, с первых минут, с первых взглядов, с первых слов. Может, сказалась нехватка женского внимания в последние полгода жизни Смолина или что-то другое, но факт остается фактом — он в нее влюбился! А она оказалась к тому же свободна, словно друзья нарочно пригласили ее для него. Нет, как выяснилось потом, она пришла с сестрой и о приезде Смолина заранее ничего не знала. И закрутилось все, и завертелось, быстро и стремительно, быстрее даже, наверное, чем положено. В первую же ночь они стали близки. Она была его первой женщиной; он, правда, не первым ее мужчиной, а она — первой! Егора это совершенно не смутило, влюбился, потерял голову, и не было теперь в его жизни человека важнее и ближе, чем она. Бедные его родители, особенно мама. За эти две недели, что сын был дома, она лишь несколько раз видела его! Расставание было тяжелым, другим и быть не могло, — таким трогательным со стороны, но тяжелым для них обоих. И казалось, никакие расстояния и преграды не сломают теперь эту любовь! Егор уехал…

И полетели письма, такие длинные и трогательные, словно поэмы, — и писатели позавидовали бы их содержанию. Марина писала замечательные письма, полные любви, надежд и ожиданий. Марина умела писать, а он уединялся с ними в свободное время и читал их снова и снова. Весна пролетела, и лето подходило к концу, — говорят, когда ждешь чего-то сильно, время замедляется, но это не их случай — время летело. И снова отпуск, а теперь целый месяц! Их медовый месяц! Друзья и родители лишь разводили руками, а они, они наслаждались жизнью и друг другом. И птицы по утрам пели для них, и ветер по вечерам разгонял духоту, создавая прохладу, и солнце, солнце днем светило и светило — и, казалось, тоже только для них одних. Время только вот летело, и летело, независимо от их желания и воли. И казалось, чем счастливее они, тем быстрее оно ускорялось.

Наступила осень. И вот осенью-то и появились первые трещинки в их отношениях. Марина вдруг стала писать реже и как-то более сдержанно, сухо, как показалось Егору. А он занервничал, задавал в своих письмах много вопросов, и все не мог понять, что же не так с его Мариной. И время, как назло, замедлилось в стенах училища, и он не мог дождаться следующих каникул. Но все когда-нибудь наступает или заканчивается, — наступили и они, следующие каникулы. И они снова встретились. А после их близости она разочарованно так заметила: «И это все? Я тебя столько ждала, написала столько писем, и ради чего? Ради этих трех минут.» Это был удар ниже пояса. От обиды на нее хотелось плакать, но Егор сдержался, слов лишь подходящих в ответ не нашел. И не получилось второй раз, и долго еще эхом отдавались в его голове эти слова. Они не расстались, как-то сгладили, перевели тему и таки остались вместе. Ходили в кино, встречались с друзьями, и дискотеки посещали, где все так же надрывалась CC Catch, но что-то шло уже не так, не было уже того полета, той искренности, какая-то нежность и привязанность остались, и была еще ночь любви, перед расставанием, но уезжал он с тяжелым сердцем, и воздуха не хватало ему в салоне самолета, и чувствовал он, предвидел, что это конец. И время словно остановилось, и безразлично стало все вокруг.

Она написала потом то, о чем он догадывался и чего так боялся. Нет, она не сказала ему прямо, что у нее появился новый парень. Марина умела писать, она изложила все более тонко и деликатно, старясь не обидеть Егора. Она писала, как проходят ее годы, как стремительно меняется мир вокруг (на дворе были 90-ые), что нужно жить сегодня и сейчас, а не строить иллюзий и планов на будущее, что жизнь так коротка, и как живут ее подруги, найдя себе крутых парней, и еще, еще — что парень всегда должен быть рядом, она много чего написала. И Егор все понял, он не стал ей отвечать, не наложил на себя в карауле руки, он пережил. Ушел в себя, стал более замкнутым, несговорчивым, но пережил, рубец на сердце остался, но он справился. Она написала еще пару писем, но не получив ответа, писать перестала. И все сошло на нет. И любовь! — любовь, казалось, такая бесконечная и бескрайняя, заменяющая Смолину целый мир, — в один миг схлопнулась в занозу, размером с булавочную головку, и впилась в сердце, причиняя теперь лишь только постоянную боль. А летом она вышла замуж за парня из «рощинской группировки», и осенью родила ему сына. Егор в свой летний отпуск домой не поехал, провел его у своего друга в Подмосковье. Бедные родители, бедная мама, сейчас, вспоминая все это, становится так стыдно за свое поведение, но по-другому тогда он просто не мог. Дома все напоминало о ней —