В тени больших вишневых деревьев - Михаил Леонидович Прядухин

Михаил Прядухин

В тени больших вишневых деревьев

Михаил Прядухин

В тени больших вишневых деревьев.

Краснодар

«Новация»

2019

УДК 821.161.1

ББК 84(2Рос=Рус)6

П 85

Прядухин Михаил

П

85

В тени больших вишневых деревьев / М.Л. Прядухин. — Краснодар: Новация, 2019. — 272 с.

УДК 821.161.1

ББК 84(2Рос=Рус)6

© Прядухин М.Л., 2019

Глава I

Была ранняя весна, был ночной звонок, слова, прозвучавшие

в ночи: «Серый, ты крепись… Мать умерла…» Потом были ночные сборы и поездка в родную станицу. Потом был гроб с телом матери, которую он поначалу даже не узнал, так сильно исказили черты ее лица холодные лапы смерти.

Он ходил бездумно по улице, зябко пожимая плечами. Про-мозглая, сырая ранняя весна все время забиралась к нему под тоненькую куртку. Он увидел старенький забор и вспомнил, что когда-то, давно-давно, возле него стояла лавочка, которая по весне пряталась под тенью больших вишневых деревьев…

И вспомнилось, как всей улицей по вечерам собирались на ней гоп-компанией, веселясь новой весне и своей юности, как они ее удлинили, потому как уже не хватало места для всех желающих. Он вспомнил, как сидел на ней в последний вечер, перед тем как отправиться в армию. Вспомнил и то, что там,

в Афгане, с ним в мыслях почему-то всегда была эта лавочка, укрытая тенью больших вишневых деревьев, и мама, которая, выйдя поздно вечером на улицу, звала его:

— Сергей! Иди домой! Завтра рано вставать в школу.

А он, затушив бычок о край лавочки, кричал из темноты в весенний теплый, наполненный ароматом цветущих деревьев воздух:

— Ща, ма, иду!

Теперь не было ни деревьев, ни лавочки, ни мамы…

Когда он вернулся из Афганистана, то еще почти год кричал по ночам, но только уже не: «Ща, ма, иду!». Это уже были со-всем другие крики, в которых и в помине не было той беспеч-ности и радости жизни. На них из его спальни прибегала мама

и тревожно спрашивала:

— Что случилось, сынок?

А он, проснувшись от своего крика, отвечал:

— Да все нормально… Иди спать, мам. Она его поначалу спрашивала:

— Ты хоть что-нибудь расскажи, Сережа. Что там было? Но он отмалчивался или переводил разговор на другую

тему. Поняв, что ничего от него не добьется, мама больше не тревожила его своими расспросами.

3

Теперь ее не стало… Так Сергей ей ничего и не рассказал… Уже прошло тридцать лет с тех пор, как он вернулся из Аф-гана — целая жизнь. И время, великий лекарь, незаметно, день за днем, затянуло раны в душе Пожидаева, а из памяти стерло многие лица и имена. И уже не снятся сны, которые долгие годы преследовали Сергея, в которых его вновь и вновь забирали в армию, а он доказывал всем, что уже хапнул своего с избыт-ком. Но ему не верили и все равно везли в БТРе по бетонке в 12-й Гвардейский мотострелковый полк. И он просыпался по-среди ночи в холодном поту, а потом, осознав, что это всего

лишь сон, и успокоившись, засыпал снова…

***

БТР несся по бетонке в 12-й Гвардейский мотострелковый полк, что в восемнадцати километрах от Герата. Восемь неза-висимых колес существенно сглаживали неровности дороги, и на большой скорости машину раскачивало, как катер на волнах.

Сергея на броню не пустили — еще не по ранжиру, и он на-блюдал открывающийся ему пейзаж сквозь узкую створку бойницы.

Повсюду была терракотовая, солнцем выжженная земля, усыпанная острыми камнями. И если бы не одинокие, засох-шие, то тут, то там торчащие из земли верблюжьи колючки, то можно было подумать, что машина едет по поверхности Марса. Вздымающиеся со всех сторон красно-коричневые сопки тоже наводили на эти мысли, а лежащие сплошь и рядом по обочинам дороги сгоревшие остовы различной военной техники и еще чего-то добавляли эффект прошедшей звездной войны.

На место постоянной дислокации полка они приехали после отбоя, и сопровождающий молодых солдат прапорщик повел их в палатку карантина. Показав им кровати, он испарился не-надолго, чтобы появиться с термосом для пищи в одной руке

и коробкой в другой. В бачке оказалась толченая картошка, заправленная комбижиром, вперемешку с черными глазками, а в коробке — килька в томатном соусе и хлеб.

Сергей толком не ел уже почитай как две недели, а горячую пищу принимал последний раз еще в учебке.

4

Да… Тридцать лет прошло с тех пор, но ему никогда не за-быть вкус той картошки и кильки в томате. Ничего вкуснее он не ел ни до этого, ни после.

В палатке карантина, стоящей особняком от расположения войск, ежедневно происходило паломничество из всех подраз-делений полка — искали земляков.

На второй день пребывания Сергея в карантине вечером в палатку зашел высокий, широкий в плечах, красивый парень. Сильно бросалось в глаза и то, что он выглядел гораздо старше всех остальных. Его звали Саша Антонов. Он был из Кропот-кина Краснодарского края. Но все равно это считалось, что из Краснодара. Да и вообще, будь ты хоть из Белой Глины, что на окраине края, все равно ты — «Краснодар». Уже позже Сергей узнал, что за избиение офицера его выгнали с четвертого курса военного училища. Чуть-чуть не сев в тюрьму, Саша попал в качестве наказания в Афган в пехоту срочником и в звании рядового.

— Есть кто из Краснодара? — спросил он.

— Да, — ответил Пожидаев и встал с кровати.

— Надо же, два года отслужил — ни одного земляка, а тут вот-вот домой, на дембель — и нате, земляк. А откуда конкретно?

— Из Динской.

— А я из Кропоткина, — и, зная проблему молодых солдат, добавил: — Хавать хочешь?

— Угу, — промычал Сергей.

— Тогда пойдем ко мне в роту…

В 7-й роте, куда привел Пожидаева земляк, по тому, как с ним разговаривали сослуживцы, было видно, что Саша в ав-торитете. Угостив Сергея всякими «ништяками» из магазина

и поговорив, в общем-то, ни о чем, земляк спросил:

— План куришь?

— Конечно, — ответил тот и заулыбался.

Дело в том, что Пожидаев не был пай-мальчиком и курил план уже с восьмого класса. Хотя в те времена в СССР мало