Сергей Антонов - На военных дорогах

Сергей Петрович Антонов

На военных дорогах

(Назидательные беседы бывшего старшины Степана Ивановича М.)

Здесь говорят о смерти редко —

Все больше дождь клянут и грязь.

СТЕПАН ИВАНОВИЧ

Прошлым летом наше Краснознаменное военное училище выехало в лагерь и дислоцировалось в сосновом бору, недалеко от города, носящего имя великого писателя Пушкина.

Лето для курсанта — самая горячая пора; ученья, приближенные к боевой обстановке, стрельбы, физкультурные занятия закаляли нас физически и морально, и, возвращаясь с дальнего похода, бравые, загорелые, мы не без гордости ловили взгляды нарядных парочек.

Единственным гражданским человеком в военной семье курсантов был повар Степан Иванович.

Глаз у него был наметанный: нерадивого лентяя Степан Иванович различал сразу и всегда знал, кто заслужил добавки, а кто — нет. Жена и дочь его погибли в начале Отечественной войны, а он прошел войну в должности старшины отдельного дорожного батальона и был демобилизован вчистую по возрасту.

Помыкавшись месяца три в какой-то артели, Степан Иванович явился в военкомат и упросил направить его в любую воинскую часть на любую работу, потому что он, по его словам, «без военного распорядка жить разучился».

С тех пор Степан Иванович бессменно служит в нашем училище, пользуется уважением всего личного состава, неоднократно удостоен благодарности командования и почетного знака «Отличный повар».

За своим внешним видом Степан Иванович следит, как положено, носит отглаженную гимнастерку со свежим подворотничком и при встрече с незнакомым офицером представляется: «Бывший старшина такой-то».

Ежедневно на кухню выделяется наряд из восьми курсантов. Вечером они садятся вокруг большого чана и чистят картошку. Степан Иванович работал с ними «для затравки» минут десять, а потом уходил в кладовую получать продукты.

В течение этих десяти минут иногда всерьез, а иногда в порядке шутки он излагал какой-нибудь поучительный факт из своей фронтовой жизни.

Один из его рассказов, как мне показалось, имел воспитательное значение; я изложил его в письменном виде, добавил немного пейзажа и послал в Москву двоюродному брату с просьбой поместить в каком-нибудь литературно-художественном альманахе.

До сих пор я не могу дать себе отчета, почему Степан Иванович прогневался, увидев свой рассказ напечатанным.

— Ты что же это? — сказал он мне во время обеда. — Тебе говорят одно, а ты записываешь второе?.. Думаешь, насосал в вечную ручку чернил — и записывай? Нет, брат, ты пиши, что тебе говорят, а не сочиняй под моей маркой…

И не дал добавки.

Пришлось фиксировать точно по-сказанному, не добавляя ни одного слова, хотя первый рассказ у меня получился более идейный и, кроме того, в нем был пейзаж, как это требуется в художественной литературе.

Все рассказы оказались одного размера, хотя иные могли быть подлинней, а иные покороче. Это потому, что в отличие от некоторых других рассказчиков Степан Иванович, военный в душе человек, строго придерживался десятиминутного регламента и точно по часам уходил в кладовую получать продукты.

НЕСТРОЕВИКИ

— Вот вы спрашиваете про воинское геройство и про причины, какими оно обусловлено, — начал Степан Иванович. — А что я могу сказать вам про воинское геройство да еще про причины, какими оно обусловлено? Служить мне пришлось чуть ли не всю войну в тыловых частях, во втором эшелоне. Часть наша в основном была скомплектована из пожилых ладожских мужиков и псковских плотников-скобарей, и называли нас — нестроевики. Винтовку мы не очень уважали: стрелять из нее было не по кому, а чистить, между прочим, требовалось каждый день. Главное наше оружие было — топор и лопата. Топором мы тебе что хочешь сделаем: и избу срубим, и карандаш завострим. Иногда, правда, присылали нам фронтовиков из госпиталей, так те плохо приживались — неделю поработают и просятся снова на передовую.

Бывало, построит их старшина — веселый у нас был старшина — Осипов, — бывало, построит их и уговаривает:

— Что вы рветесь на передовую? У нас — одно дело: плотничать научитесь и домой вернетесь со специальностью, а второе дело: после нашей работы щи слаще.

А они — свое:

— Нам хоть сухой паек, да только бы врага бить, такая у нас по нонешним временам специальность.

Конечно, каждому охота конкретно воевать, а не копаться в тылу с лопатой. Мне и самому совестно бывало: кругом люди воюют, родину защищают, а ты возле них с лопатой ходишь — ровно дворник, только без бляхи. Однако народ у нас был в основном политически грамотный, сознательный, и службу свою мы старались справлять аккуратно. А служба была нелегкая.

Помню, стояли мы на Волховском фронте, возле Киришей. Зимой ударили наши по врагу — он попятился немного и окопался на горках. И к весне сложилась тяжелая обстановка: оказались наши части в низине, а проще сказать, на замерзшем болоте, а враг наверху — на горках. Пока болото не распустилось, надо либо вперед продвигаться, либо назад отходить. Чтобы назад отходить, об этом, конечно, никто и слышать не хотел. А вперед враг не пускает — уцепился за высоты, закопался в землю и сидит. Надо было что-то поскорей придумывать. Правда, по сводкам до тепла было еще далеко, но старики между собой говорили, что весна придет ранняя и дружная. И верно, уже в конце февраля подуло с весны: начались оттепели. Снег сделался сырой, слабый: стукнешь ногой — отпадает от каблука плюшкой. А в начале марта кое-где машины с боеприпасами стали вязнуть. И пушки вязнут. И в землянках вода. Наши изо всех сил стараются врага сверху сбить, но ничего не получается; мы дороги латаем, машины протаскиваем, а тоже ничего не получается — весну не можем перебороть. Тем более — болото.

Вот тогда строительным частям второго эшелона и было приказано отставить временный ремонт дорог и в самый кратчайший срок построить надежные коммуникации к фронту. А какие на болоте могут быть коммуникации? Исключительно деревянная гать. И не легонькая гать из какого-нибудь там подтоварника, а тяжелая гать из нормальных бревен, такая, чтобы на нее не только легковушки, но и танки чтобы не обижались.

Стали мы ее строить. А вокруг — разлилось все. Дорога вовсе рухнула. Грязь кругом — воробью клюнуть негде. Строим мы, строим, а конца не видно. Да и где тут конец, когда не один десяток километров требовалось застлать: и на передовую, и к складам, и к станции снабжения, и вдоль фронта, и туда, и сюда… Среди работы приехал к нам верхом на лошади генерал, член Военного совета армии, назначил окончательный срок, потребовал усилить темпы, потому что на передовых не хватает боеприпасов, а махорки для бойцов осталась одна сутодача. Все это мы и до него понимали, но как он уехал, стали еще крепче работать. Это не шутка — генерал приезжал! Для сокращения времени переселились из землянок на место работы. По новому распорядку на отдых определенного времени не было отведено — работали круглые сутки. Если вовсе невмоготу становится, попросишь разрешения у командира и приткнешься тут же, на бревнах. Только я в то время спать не любил, потому что сон все один и тот же снился — будто топором по бревну тюкаешь. Думаю, чем во сне тюкать, так лучше наяву. А потом, разве это спанье: только, кажется, веки сомкнешь — старшина будит: «Приступай к работе. Много спать вредно. У солдата один глаз спит, а второй смотрит. А ты, говорит, оба закрыл, да еще ушанкой накрылся. Эвон как разоспался — шинель к земле примерзла». Просишь еще немного подремать — не дает. «У тебя, говорит, совести нет. Ребята на передовой голодают, а ты тут спишь». Ну, рассердишься на него и на себя, конечно, шинель отдерешь — и снова за работу.

Однако чем дальше, тем становится виднее, что к сроку мы не поспеваем. Одно дело — лошади подвели. Лошади трелевали бревна, а лошадям, как хочешь, по закону полагается регулярный отдых. Второе дело — лесу не хватало. Правда, неподалеку, на сухом островке, росла высокая, ровная сосна. Но в этих местах долгий бой происходил, и все стволы были начинены осколками. С виду крепкая сосна, а свалишь ее — рассыпается на мелкие кусочки, как стеклянная.

Подошел срок — снова приезжает член Военного совета. Видит, по обеим сторонам дорога готова, а в середине осталось метров двести пустого болота. Нахмурился, приказал собрать роту. Построили роту. Стал он разъяснять обстановку на передовой: солдатам, мол, патроны выдают по счету, и стрельбы без крайней необходимости не открывают, к тому же раненых невозможно эвакуировать… Говорит он и говорит. А у нас в те ночи ребята приладились спать стоя. Как со мной это случилось, не знаю, я тоже забылся: вроде и в положении «смирно» стою, и глаза у меня смотрят, а если поглубже разобраться — третий сон вижу.