Сергей Борзенко - Десант в Крым

Герой Советского Союза

майор Сергей Борзенко

ДЕСАНТ В КРЫМ

(Из записок военного корреспондента)

С утра я опять пошел на берег.

Ветер валил с ног. Море было пестро от длинных белогорбых волн.

Мутные волны пролива и высокий неприятельский берег были хорошо освещены солнцем. Немцы занимались пристрелкой своих отмелей.

У нашего берега, у пристани, из воды торчали пулеметы затонувшего сторожевого катера.

Пускаться в такую погоду через пролив было бы безумием. Операция откладывалась.

Так продолжалось уже несколько дней.

31 октября 1943 года я встретил генерала. Командующий молча смотрел в море.

Море бушевало еще сильнее, чем в предыдущие дни. Было туманно. Темнота наступила раньше обычного.

Я пошел к командиру морского батальона капитану Николаю Белякову. Батальон стоял в строю во дворе. Все было готово к погрузке на суда.

Уже совсем стемнело, когда мы спустились к пристани. Наш батальон грузился первым. Я решил отправиться с Беляковым, на его мотоботе.

В мотоботе уже сидели автоматчики и связисты, на носу стояли 45-миллиметровая пушка и станковый пулемет. Мотобот подымал сорок пять человек. В самый последний момент нам прибавили еще пятнадцать человек.

Мы шли на буксире бронекатеров.

Я оглядел тех, с кем сегодня меня соединила судьба. Все это были русские моряки с сосредоточенными, красными от ветра лицами, готовые к самым суровым испытаниям.

В двенадцатом часу ночи мы отчалили от пристани. Мотобот был явно перегружен. Когда кто-то попытался пройти по борту, возмущенный старшина крикнул:

— Эй, ты, осторожнее, мотобот перевернешь!

Наша эскадра вышла в море.

В ушах надолго остался приветный крик людей на берегу:

— Счастливого плавания!

Дул сильный северный ветер.

Шумели моторы буксирующих нас бронекатеров.

Накрывшись плащпалатками поверх заспинных мешков, люди сидели в мотоботах, на гребнях баркаса и даже на плотах, поставленных на пустые железные бочки.

Было холодно. Люди старались не шевелиться, сохраняя в стеганках и шинелях тепло.

Рядом со мной сидел мой связной, двадцатилетний паренек из Сталинграда Ваня Сидоренко.

Суда миновали красные и зеленые огоньки на песчаном острове Тузла и повернули резко на запад, к берегам Крыма.

Волны начали заливать мотобот. Пришлось вычерпывать воду шапками и котелками. Все были мокры с головы до ног.

Там, у берега, занятого неприятелем, по небу и по морю шарили прожекторы. Очевидно, немцев донимали наши ночные бомбардировщики.

Мы неумолимо двигались вперед. Никто не разговаривал.

Несколько раз посматривал я на циферблат часов. Время тянулось медленно. Скорей бы все это началось!

Без четверти пять несколько лучей прожекторов вдруг вырвали нас из тьмы и задержались на судах.

Я разглядел до того невидимые десятки катеров и мотоботов, идущих рядом.

Свет слепил глаза. Нас обнаружили.

И в это время, потрясая небо и море, накатываясь, грянул страшный тугой гром. Снаряды, нагнетая воздух, начали пролетать через наши головы. Над неприятельским берегом встали клубы огня.

Это была артиллерийская подготовка.

Наши тяжелые пушки с Таманского полуострова били по береговым укреплениям немцев.

В то же время бронекатера отцепились от мотоботов, зашумели моторы на наших судах, и мы пошли своим ходом.

Через некоторое время артиллерийская подготовка окончилась. Снаряды зажгли на берегу несколько строений и стогов сена.

Пламя пожаров послужило нам ориентиром: суда двигались на огонь.

Но снова вспыхнули прожекторы. Немцы начали стрелять осветительными снарядами и бросать сотни ракет. В их дрожащем свете мы увидели высокий неуютный берег и белые домики.

К берегу.

Первые два мотобота с бойцами подходили к берегу.

Вражеские снаряды рвались вокруг, поднимая столбы холодной воды и обдавая всех колючими брызгами.

На нашем мотоботе разорвался снаряд. Он вывел из строя один мотор. Вспыхнуло пламя. Но мотобот продолжал итти. Его как бы увлекал вперед гудящий парус огня.

Вдруг берег как будто ударил нас.

Я стал на борт и, сделав трехметровый прыжок, спрыгнул на крымскую землю.

Мотобот врезался в песок. Морская пехота прыгала в воду. С невероятной быстротой выгрузили пушку и пулемет.

После мотобота на земле было очень просторно.

Прямо перед нами оказался огромный дот, из которого бил крупнокалиберный пулемет. Я видел, как к нему бросился командир батальона Беляков. В амбразуру полетели противотанковые гранаты.

Я подался вправо. Бойцы недвижимо лежали на песке перед колючей проволокой. Между ними рвались сотни снарядов. Яркий, словно свет электрической сварки, луч прожектора осветил нас. Моряки увидели мои погоны — я был среди них старший по званию — и крикнули:

— Что теперь, товарищ майор?

— Саперы, ко мне!

Появились шесть саперов.

— Резать проволоку!

Не прошло и двух минут, как проход был проделан. Мы ринулись в него. В упор по нас прямой наводкой била пушка. За мной ползли пехотинцы. Я узнал Цибизова — командира роты автоматчиков; слышал, как Беляков посылал кого-то атаковать пушку.

Вдруг рядом я увидел девушку. Она поднялась во весь рост и, ступая то вправо, то влево, пошла вперед.

В это время над головами у нас прошел маленький самолет с красными звездами на крыльях. Самолет снизился на немецкий прожектор, стреляя из пулемета.

Свет погас. Справа и слева гудели такие же самолеты, и я понял, как во-время они прилетели.

Мы бросились вперед. Густо рвались снаряды и мины.

Бегущий рядом автоматчик рухнул на землю. Он был смертельно ранен. Умирая, он прошептал:

— А все-таки я прожил хорошую жизнь…

С мыса ударил луч второго прожектора, осветил дорогую голые деревья вишневых садов, каменные домики поселка. Оттуда строчили пулеметы и немецкие автоматчики. У нас почему-то никто не стрелял.

— Огонь! — закричал я не своим голосом.

Затрещали наши автоматы.

— За родину, за Сталина! — кричали моряки, врываясь в поселок, забрасывая гранатами дома, из которых отстреливались гитлеровцы.

Победный клич, подхваченный всеми бойцами, поражал немцев, как огонь.

Гитлеровцы стреляли из окон, чердаков и подвалов, но первая, самая страшная линия их прибрежных дотов уже была обойдена.

Начинало светать. Бой шел на улицах. Я увидел пехоту гвардии капитана Петра Жукова, которая высаживалась правее нас.

— Вперед, на высоты! — кричал мокрый, вылезший из воды капитан.

Высоты, которые при свете ракет казались нависшими над самым морем, на самом деле были за поселком, в трехстах метрах от берега.

Пехота устремилась на высоты.

Я вбежал в первый попавшийся дом. На столе еще дымились горячие котлеты, стояли бутылки вина. Я отодвинул их и буквально в несколько минут написал первую корреспонденцию. В ней упомянул офицеров Николая Белякова, Петра Дейкало, Платона Цикаридзе, Ивана Цибизова, Петра Жуковаp[1]. Они храбро дрались в момент высадки.

Было важно дать знать читателям, что мы не погибли, а зацепились за Керченский полуостров и продолжаем вести борьбу. Я написал заголовок: «Наши войска ворвались в Крым». Заметку окончит словами: «Впереди — жестокие бои за расширение плацдарма».

Как раз в этот момент в дом попал снаряд. Ослепительные искры, радужные круги и темные пятна заходили в глазах. На какое-то мгновение потерял сознание, но все же поднялся.

Завернув корреспонденцию в кусок брезента, чтобы она не промокла в воде, мы со связными бросились к берегу.

Там под сильным неприятельским огнем разгружался последний мотобот. Я посадил в него связного и огляделся. Наши сторожевики и бронекатера вели огонь из пулеметов и пушек по неприятелю.

Мотобот отошел. Я вбежал на высотку и увидел, как два снаряда зажгли мотобот. Команда, сбивая пламя, упорно уводила судно от берега.

«Дойдет ли корреспонденция?» с тоской подумал я, но через минуту о ней забыл.

У берега.

Я добежал до группы бойцов, атакующих дот, издали похожий на курган. Немецкий пулемет уже был разбит гранатой, но два автомата стреляли из амбразуры.

С одним красноармейцем забежал с тыльной стороны дота. На бетонной лестнице показался офицер. Он выстрелил в упор из автомата, убил красноармейца. Пули сбили мою фуражку. Если бы я не отклонился, вся очередь автомата вошла бы мне в голову.

Я дернул за спусковой крючок своего ППД, но выстрела не последовало: диск был пуст. Изо всей силы ударил ногой по голове немца. Он качнулся, уронил автомат, поднял грязные руки. Я уже не помнил себя от ярости. В руках был наган. Раздался выстрел. Немец упал. На шее его белел серебряной оправой новенький железный крест.