Георгий Жуков - Один "МИГ" из тысячи

От издательства

Юрий Жуков — советский журналист, автор ряда статей и книг. В послевоенные годы работает в газете «Правда», обозревателем которой является в настоящее время. Участвовал в авторском коллективе, создавшем книгу «Лицом к лицу с Америкой», удостоенную в 1960 году Ленинской премии.

В годы Великой Отечественной войны Юрий Жуков в качестве корреспондента «Комсомольской правды» побывал на ряде фронтов.

В 1961 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла его книга «Укрощение «тигров», посвященная решающему сражению Великой Отечественной войны — величайшей битве на Курской дуге и последовавшим за ней боям за Харьков летом 1943 года.

В 1962 году наше издательство издало его книгу «Путь к Карпатам». В этой книге Юрий Жуков рассказывает о боевых действиях советских танкистов в 1944 году на Западной Украине и на подступах к Карпатам.

Его новая книга «Один «МИГ» из тысячи» — документальная повесть о трижды Герое Советского Союза А.И. Покрышкине и его товарищах — летчиках-истребителях, о их героических боевых делах в первый период Великой Отечественной войны. 

О КОМ ИДЕТ РЕЧЬ 

«Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем».

(Из старинной русской лоции)

Они все начинали войну рядовыми летчиками. Кто знал в июне 1941 года их имена?

Никто из них не носил в петлицах больше трех скромных красных квадратиков — так в то время выглядел знак различия старшего лейтенанта. Трудна военная карьера в мирное время. И Александру Покрышкину, к примеру, пришлось девять лет проучиться и прослужить в Красной Армии, пока он получил это звание. Никто из них ни разу не воевал и не был награжден. Один лишь добродушный тридцатишестилетний комэск Пал Палыч Крюков, которого сержанты за глаза звали «папашей», успел понюхать пороха на Халхин-Голе и с 1940 носил орден Красного Знамени.

Короче говоря, это были самые обыкновенные советские люди, со всеми качествами, присущими простым смертным.

Но вот война приблизилась к концу. На плечах у них теперь были погоны с большими серебряными звездами; они стали майорами, подполковниками, полковниками. На груди блестели Золотые Звезды — у кого одна, у кого две, а у Покрышкина три. Во всех газетах мира печатались его портреты.

Как произошло это превращение? Что это — чудо, судьба, удача? Или осознанная необходимость, тяжелый труд, упорство людей, не желающих пойти на попятную перед сильным, умелым и неумолимым противником? Как эти люди сумели преодолеть естественное и понятное в условиях первых дней войны состояние ошеломленности, и не только не пасть духом, но, напротив, закалиться, выстоять, стать выдающимися военными летчиками?

Чтобы получить ответ на эти вопросы, «Комсомольская правда» и решила послать осенью 1944 года меня, своего военного корреспондента, в небольшую деревушку близ Вислы, где стояла тогда гвардейская дивизия летчиков-истребителей, которой командовал Александр Покрышкин. Но прежде чем поехать туда, мне предстояло совершить вместе с ним далекое по тем временам путешествие в прямо противоположном направлении.

С Александром Покрышкиным приключилось то, что бывало крайне редко в годы необычайно жестокой войны: за выдающиеся подвиги при захвате плацдарма за Вислой, у города Сандомир, ему была дана драгоценная для фронтовика награда: отпуск на пять дней. Командующий авиацией предоставил ему- свой самолет — «ЛИ-2-001», и вот он летел к себе на родину, в Новосибирск, где его ждали мать и жена...

Я познакомился с Покрышкиным в кабинете у секретаря ЦК комсомола Николая Михайлова в 3 часа ночи 21 сентября. В то время было принято работать чуть ли не до утра, и назначенный час ни Покрышкину, ни мне не показался необычным.

Одетый в генеральский мундир секретарь ЦК представил меня летчику:

— Вот, если не возражаете, полетит с вами... А потом пришлем его к вам в дивизию. Хотим рассказать молодежи, как воюют наши комсомольские орлы...

Я с интересом приглядывался к молодому полковнику, пока он вел деловую беседу с секретарем ЦК о том, как помогает комсомол подшефному Военно-Воздушному Флоту, что надо сделать, чтобы улучшить эту помощь, как ускорить подготовку пополнения, в чем нуждается дивизия. Время от времени упрямое, немного угловатое и, на первый взгляд, сумрачное лицо Покрышкина как-то вдруг неожиданно освещалось мягкой улыбкой. И я подумал, что у этого сурового солдата сохранилась нетронутой молодая душа.

Передо мной лежала копия наградного листа, которую успел сунуть мне расторопный помощник секретаря ЦК. Это было необычное, пока единственное в своем роде, представление летчика к званию трижды Героя Советского Союза. Лист был заполнен еще 22 декабря 1943 года и подписан тогдашним командиром дивизии гвардии полковником Дзусовым. Я потихоньку переписывал к себе в блокнот:

«Фамилия, имя и отчество: Покрышкин Александр Иванович.

Звание: дважды Герой Советского Союза, гвардии майор.

Должность: и о. командира 16-го гвардейского истребительного авиационного полка.

Представляется к званию: трижды Герой Советского Союза.

Год рождения: 1913.

Национальность: русский.

Партийность: член ВКП(б) с 1942 года.

Участие в войне: с 22 июня 1941 года. За период боев по 20 декабря 1943 года включительно совершил 550 боевых вылетов, провел 137 воздушных боев и сбил 50 вражеских самолетов.

Имеет ли ранения и контузии: не имеет.

Чем ранее награжден: орденом Ленина — 22 декабря 1941 года, Орденом Красного Знамени — 22 апреля 1943 года, получил звание Героя Советского Союза со вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» — 24 мая 1943 года, награжден медалью США «За заслуги» — в июне 1943 года, орденом Красного Знамени — 18 июля 1943 года, получил звание дважды Героя Советского Союза — 24 августа 1943 года.

Постоянный домашний адрес: Новосибирск, улица Лескова, дом 43-а».

Я снова взглянул на Покрышкина. Увлекшись, он рассказывал секретарю ЦК комсомола об одном из воздушных боев, показывая пластичными и точными движениями рук маневры самолетов. Он раскраснелся, глаза его блестели, и я невольно залюбовался этим человеком богатырского сложения, одним из тех удивительных людей, которых дарит России Сибирь. Ведь надо же: сбил полсотни вражеских самолетов, а у самого ни царапинки!

Что это — удача? Нет, выучка. Выучка и характер. Тот крепкий характер, который читается на открытом и волевом лице этого человека. Я уже слышал, что жизнь у него была нелегкой, что ему не так просто далась карьера летчика, если тут вообще применимо слово «карьера», что на его пути было всякое: и хорошее и плохое. Но вот сумел человек все преодолеть и стать летчиком №1 советского Военно-Воздушного Флота!

Тем интереснее было проследить этот долгий и сложный путь, встретиться сначала с семьей, с родными и близкими Покрышкина, а потом с его однополчанами и попытаться рассказать о нем читателям...

—  Так вот, товарищ Покрышкин, завтра утром в дорогу, и не забудьте нашего корреспондента. Теперь мы прикомандировываем его к вам: куда вы, туда и он, — сказал, улыбаясь, секретарь ЦК комсомола.

Покрышкин насупился.

—  Вот что, — глуховато сказал он, полуобернувшись ко мне. — Я все-таки не балерина и... Ну, в общем, ничего такого особенного, экзотического во мне пет. Конечно, я, как говорится, благодарен за внимание, но давайте договоримся сразу: писать не обо мне, а о дивизии. У нас с каждого хоть портрет пиши, хоть бюст лепи. Вот Клубов — тридцать девять самолетов сбил, Глинка Борис — двадцать девять, Труд — двадцать четыре, Трофимов — двадцать три, Федоров — двадцать два. Одних Героев Советского Союза в дивизии двадцать один, а которые с орденами и медалями ходят — семьсот двадцать шесть!..

—  Но за вами ведь самый большой результат. Говорят, вы сбили более полсотни, — сказал секретарь ЦК комсомола.

—  Ну и что же? Все сбивают, дело тут не в статистике. Я хочу заранее уговориться: если уж писать, так обо всех!

—  А как же иначе? Конечно, обо всех, — вставил, наконец, и я словечко.

Покрышкин недоверчиво покосился в мою сторону и вдруг как-то неожиданно и приятно улыбнулся, блеснув ослепительно белыми зубами.

—  Ну ладно, поедем.. Только вы должны меня понять. Я вот уже двое суток в Москве, а в гостиницу невозможно войти: и корреспонденты, и фотографы, и художники, и даже скульптор — говорит, приказано лепить. Надо ему позировать, а у меня часы считанные...

В общем наутро мы отправились в путь. Самолет был просторный, удобный, с салоном; мягкие кресла были одеты в белоснежные накрахмаленные чехлы. Бортпроводник в сержантских погонах с тихой укоризной глядел на неописуемый ералаш, который сразу же устроили, вскарабкавшиеся вслед за Покрышкиным кинооператоры, фоторепортеры, корреспонденты газет. Не хватало только скульптора, которого бросили на произвол судьбы в гостинице вместе с его глиной.