Разорванные сердца (ЛП) - Контрерас Клэр

допоздна, играя в видеоигры, у меня они были, потому что я обычно держал ее каштановые

волосы, пока ее рвало. Учителя называли меня безответственным за то, что я забывал свою

домашнюю работу, и у меня не хватало духу, сказать им, что я делал её на полу в ванной

большинство ночей, и блевотина моей матери часто попадала и размазывалась по всей

тетради.

Я не умный парень, как Оливер, или же, как Виктор. Я не преуспел в спорте, как

Джуниор, но у меня было сердце. Часто я просыпался после двух часов сна и учился, чтобы

доказать маме, что тоже могу получать хорошие оценки. Я присоединился к бейсбольной

команде и косил газон для наших соседей, думая, что эти вещи заслужат ее уважение. Но в

ту ночь, когда я застукал ее собирающей чемодан, она повернулась, чтобы посмотреть на

меня, ее серые глаза расширились, когда она увидела меня стоящим у двери, и тогда я понял, что ничто из этого не имело для нее значения. Это было ничем.

— Почему ты не спишь, Дженс? — спросила она, слегка заплетающимся языком.

— Что ты делаешь? — тихо спросил я, глядя, как ее руки застыли в сумке.

— Я больше не могу этого делать, — крича ответила она. — Я не могу оставаться

здесь и притворяться, что знаю, как быть матерью, когда мы оба знаем, что я не знаю. Я

не могу… ты слишком на него похож. Чем старше становишься, тем больше похож на него.

Я не хочу… — она замолчала, шмыгая. — Я не хочу тебя ненавидеть.

— Ты уезжаешь? — мой голос дрогнул. Дверная ручка задребезжала в моей дрожащей

руке.

— Только на некоторое время. Мне просто нужно время, чтобы прояснить голову, —

сказала она. — Арчер подставил нас. Я поделю счет на два, и ты получишь то, что

принадлежит тебе.

— Арчер? — прошептал я, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы сморгнуть слезы, наполнившие мои глаза.

— Твой… отец.

— Ты имеешь в виду моего донора, — сказал я. —Так ты его называешь. Мой донор.

— Ну, его ведь здесь нет, не так ли? — она сплюнула, сужая глаза. — Он обещал мне

мир, оплодотворил меня и бросил в меня деньгами, чтобы якобы успокоить. Ну… Я больше

не могу. Я больше не могу.

Теперь она рыдала, уткнувшись лицом в руки, а ее волосы закрыли ее лицо. Я уставился

на нее, на сумку на кровати, на ее комнату, на пол.

— Почему ты уезжаешь? — спросил я. — Почему?

Она шмыгнула.

— Я вернусь, когда разберусь со своими мыслями.

— Пожалуйста, не уходи, мама. Я постараюсь быть лучше, — начал умолять я.

— Пэтти скоро будет здесь, — сказала она, застегивая чемодан и вытирая лицо. Она

подошла ко мне и взяла за подбородок. Мы были уже практически одного роста. Она всегда

шутила об этом, когда мне приходилось помогать ей укладываться в постель. — Я люблю

тебя, Дженсен. Да, но мне нездоровится. Ты должен понять.

Она поцеловала меня в щеку и вышла. Я стоял на месте, пока не услышал, как за ней

закрылась дверь. В голове снова и снова прокручивались ее слова: «Я люблю тебя, Дженсен.

Да, но мне нездоровится. Ты должен понять.»

Я часто вспоминал о той ночи. Наверное, чаще, чем следовало, и я всегда приходил к

одному и тому же выводу, она любила меня, но недостаточно, чтобы остаться. Недостаточно, чтобы поставить меня на первое место. Я рассказал эту историю только трем людям: Оливеру, Мие, а теперь и тебе. Я не жаловался. Я сам выбирал свою судьбу, и независимо от

того, была ли она хорошей или плохой, я должен был принять последствия своих действий. Я

рассказал ее, потому что верил, что история - это то, чему мы должны учиться. Мы изучали

ее, чтобы не повторять ошибок прошлого.

Я бы не сказал, что у меня было тяжелое детство. Я знал людей, у которых было и

похуже. Меня никогда не домогались и не били. Мне никогда не говорили, что я кусок

дерьма. Мной просто не интересовались. Меня никогда не воспитывали. Я никогда не

чувствовал любви от своих биологических родителей, но я чувствовал ее в другом месте.

Любовь была в друзьях, которые стали братьями. Она была в их родителях, и Пэтти, моей

приемной матери, женщине, которая показала мне, какой должна быть мать. И она была в

девушке - маленькой, нахальной блондинке по имени Мия.

Мия была любовью. Она была всем. Она любила меня, подталкивала и вдохновляла.

Оставить ее ради Нью-Йорка было одним из самых трудных решений, которые я когда-либо

принимал. Быть в огромном городе в одиночку не было для меня таким захватывающим, как

это было для людей, которых я встретил в университете. Мне нравилась моя жизнь. Я любил

свой город, я любил свою девушку, но я видел, как она была увлечена мной. Я видел, как ее

родители не одобряли наши отношения, и поэтому решил покончить с ними, когда уехал. Я

подумал, что перерыв будет полезен для нас обоих. Я не собирался ни с кем встречаться, или

даже заниматься сексом с кем-то еще, правда, но как-то так получилось. Я не мог винить

девушку за нашу ошибку. Это было безответственно, непростительно, но это случилось. Это

была жизнь. Я не ожидал, что Мия поймет. Я не ожидал, что она поймет, но, когда я смотрел, как она пакует свою сумку, смотрел на первую женщину, которую я любил, я не мог не

задаться вопросом, что я мог бы сделать по-другому.

Не заниматься сексом с той девушкой из класса поэзии. Я знал это. Очевидно. Но даже

до этого, я хотел бы держаться за это немного крепче. Хотел бы я оговорить с ней больше.

Мне жаль, что я не умолял ее поехать со мной. Я хотел бы вытереть слезы с ее лица, но она

не позволила мне приблизиться к ней.

— Боже, ты такой мудак, — сказала она, всхлипывая. — Я, бл*дь, доверяла тебе.

И от этого было больнее всего на свете, потому что она была права. Я мог бы стоять и

указывать на обстоятельства: у нас был перерыв, и я знал, что она встречается с каким-то

чуваком по имени Макс. Я точно знал, что они ходили на свидания каждые выходные, и что

он иногда подвозил ее домой и оставался. Я знал обо всем этом. Я мог бы позвонить ей, но не

звонил, потому что у нас был перерыв, и мы могли делать все, что хотели, но в конце концов, мы должны были быть вместе, и я все испортил.

— Прости, — сказал я, делая шаг навстречу ей. Она резко вскинула голову.

— Не надо. Даже не пытайся прикоснуться ко мне прямо сейчас, — сказала она, ее

грудь вздымалась от рыданий. Я видел, как она плачет, но так, как сейчас, никогда. Даже

когда умерла ее собака, она так не плакала, и это убивало меня. Ее голубые глаза были полны

боли, которую я причинил. Она подняла палец и указала на меня.

— Это должна была быть я. Это все, о чем я могу думать прямо сейчас.

Я закрыл глаза, чтобы попытаться сдержать свое горе, но это было бесполезно. Я

прикусил губу, чтобы не заплакать, это все, что я хотел сделать, но я бы не сделал этого перед

ней. Поэтому я прикусывал губу так сильно, пока не почувствовал кровь.

— Ты моя лучшая подруга, Мия, — сказал я, снова открыв глаза. Ее сумка была

перекинута через плечо. — Пожалуйста, не уходи.

Она яростно покачала головой, ее волнистые волосы прилипли к влажному лицу.

— Не проси меня остаться, — хрипло сказала она.

— Пожалуйста, останься, — все равно прошептал я.

— Дженсен, я не могу! — громко рыдала она. — Я даже смотреть на тебя сейчас не

могу!

— Тогда отвернись, но, пожалуйста, останься. Только сегодня.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, вытирая слезы с лица.

— Я действительно ненавижу тебя сейчас, — сказала она, и снова открыла их. — Я