Отель «Снежная кошка» - Трофимова Ирина
А через два дня Олег Кладковский позвонил в агентство «Абажур» и заказал номер в отеле «Снежная кошка».
Глава вторая
В «Снежной кошке»
В это время где-то с другой стороны этой истории все уже завертелось.
Крепкие руки натирали серые мраморные полы с медными звездами и отшлифовывали каждую трещину. Крошечная китаянка, а может, японка, стоя на старинной бронзовой стремянке, протирала цветные стеклышки в витражных светильниках. Пожилой господин в темно-зеленом холщовом фартуке передвигал кипарисы в кадках и разговаривал с двумя огромными китайскими карпами, которые плавали в бассейне, выложенном тончайшей мавританской мозаикой. Рыбы высовывали из воды головы и, как кошки, следили за каждым его движением.
— Да, друзья мои, — говорил он бархатным голосом. — Время снова приходит. Оно снова сделает свое дело. С кем-то обойдется ласково, кому-то отвесит пощечин за то, что торопился и не доверял ему, кого-то окатит ледяной водой…
Карпы резко отплыли от бортика.
— Вы стали слишком чувствительны с возрастом, дорогие мои, — господин оставил кадку и наклонился над бассейном. — И вспыльчивы, что никому из нас не к лицу. А о вашей выходке с ключами на прошлой неделе, Гриданус, мы еще поговорим. Но не сейчас, сейчас нам надо готовиться, — он довольно потер руки, поправил золотые очки и мечтательно улыбнулся. — Время, время опять расставит все по своим местам! У нас с вами есть бесценный инструмент — одна ночь времени. Идеальный, совершенный отрезок. Ни дольше, ни короче нельзя — магия потеряется. Им всем придется пройти через это испытание. Они еще не знают, чем это для них обернется. Кому-то повезет… А кому-то… — Он замолчал, но тут же встрепенулся. — Юки-но, поставь нам музыку, дорогая! Юноши, поторопитесь с полами, вас ждут еще перила и мебель. И не забудьте вишневую полироль и настойку из лилий. Мебель из мангрового дерева рассыпается без влаги и тускнеет без ароматов. А какие сны, скажите мне, будут в апартаментах с такой мебелью? Работайте, дорогие мои, работайте. Время не ждет, оно скоро должно прийти. Оно скоро настанет!
Он опять вернулся к кипарисам, расставил их в идеальном порядке вдоль стен, между диванами и креслами. Потом достал из шкафа за стойкой портье лоскут бархатной замши и стал протирать одну из мраморных статуй — игривую нимфу с полными бедрами, идеально круглыми пятками и маленькими пальчиками.
— Вот как бывает, дорогие мои, — продолжил он через некоторое время. — Время превратило камень в женщину. Женщина, играя, может превратить в камень мужское сердце. А каменные мужские сердца разбивают чьи-то мечты на осколки… И их хозяйки снова превращаются в камень. Но только время… И тепло… Смотрите-ка, как она засияла, — он отступил на шаг, любуясь своей работой. — Вы дивно хороши сегодня, моя милая! Время и тепло… Видите, теперь наша холодная красавица непременно дождется своего истукана. — Рыбы закружились в бассейне, а горничная захихикала. — Прекрасно, прекрасно, друзья мои, что вы цените мои самые бездарные шутки. Но нам надо работать, нам надо торопиться. Скоро… Скоро они появятся. Я уже чувствую это. И знаете, их будет четверо!
Глава третья
Родмонга Эдуардовна
Каждое утро Родмонги Эдуардовны начиналось одинаково. Ее жизнью владел порядок. Во всем и прежде всего. Строгий свод правил, придуманных ею лично, не давал отойти от распорядка ни на йоту.
Она просыпалась каждый день за пять минут до звонка будильника, но оставалась лежать в постели, пока не раздавался жужжащий зуммер, предваряющий пронзительный писк. В эту же секунду длинный сухой палец Родмонги Эдуардовны впивался в кнопку, не оставляя будильнику ни малейшего шанса. Она, пожалуй, и не смогла бы вспомнить, как именно звонит ее будильник и может ли он еще вообще звонить, но о такой ерунде Родмонга Эдуардовна не думала. Подъем в ее расписании мог быть только в шесть тридцать, остальные детали ее не беспокоили. Придушив будильник, она тут же вставала с постели, надевала домашние туфли и отправлялась в душ, где истязала себя контрастными обливаниями и выполняла несколько дыхательных упражнений по методу Бутейко. Самого Бутейко и все его методы люди позабыли давным-давно, но Родмонга Эдуардовна, включив упражнения в распорядок двадцать лет назад, не могла допустить и мысли о том, чтобы от них отказаться, и продолжала старательно сопеть попеременно каждой ноздрей под счет «три-четыре» каждое утро. Ее зубная щетка непременно должна была быть сделана из натуральной щетины, и хоть она и начинала при попадании на нее хоть капли воды нестерпимо вонять псиной, Родмонга Эдуардовна не признавала никаких синтетических новинок. Надавав себе пощечин с увлажняющим кремом, она подводила черным карандашом глаза для придания образу дополнительной суровости и шла завтракать.
Завтрак Родмонги Эдуардовны состоял из несоленой овсянки и кофейного напитка «Радость». Других радостей в программу утра не входило. Чай портил цвет лица, а от кофе учащалось сердцебиение, чего Родмонга Эдуардовна позволить себе также не могла, и поэтому исключала из своей жизни все его причины, будь то кофе или какие-то посторонние легкомысленные эмоции. Порядок и здоровый образ жизни оставались прежде всего. Съев овсянку и допив утреннюю «Радость», Родмонга Эдуардовна приступала к действиям, казалось бы, для нее необъяснимым. Она ставила на плиту тяжелую чугунную сковородку, нарезала толстыми ломтиками сало с розовыми прожилками, обжаривала его до восхитительной прозрачности и разбивала на сковородку четыре яйца. Пока яичница жарилась, Родмонга Эдуардовна проходила ровно восемь шагов по коридору, стучала в деревянную дверь и произносила самое сладкое для нее слово:
— Птолемей!
За дверью раздавалось недовольное ворчание, но Родмонга Эдуардовна уже колдовала на кухне, выкладывая гигантскую яичницу на фарфоровую тарелку и размешивая в кружке с чаем восемь ложек сахара. Это, конечно, было неправильно и нарушало порядок, но ради своего мальчика Родмонга Эдуардовна могла пойти даже на этот шаг. Птолемей был ее единственным сыном и вечной гордостью. Она никогда не думала о нем иначе как «умничка и красавец» и ежедневно благодарила небо за то, что у нее был именно сын. Девочек Родмонга Эдуардовна терпеть не могла. О собственной принадлежности к женскому полу она как-то забывала, и девочки казались ей такими же никчемными и отвратительными, как и второй пункт в ее списке главных неприязней: простые имена. От маш, наташ и зин острый нос Родмонги Эдуардовны сам собой сморщивался в гармошку, как будто ей предлагали приласкать дохлую мышь. Сдерживаться приходилось почти ежедневно — Родмонга Эдуардовна возглавляла крупную кафедру в одном из престижных вузов, где основная часть студентов была именно женского пола. Работники деканата уже привыкли к ураганным визитам Родмонги Эдуардовны и заранее знали содержание ее жалоб. Кипя и бушуя, она распахивала дверь и объявляла с порога:
— Это недопустимо! Недопустимо!
Дальше всем присутствующим предлагалось услышать душераздирающую историю о невиданной наглости студентки, которая, сидя на третьем ряду на лекции у Родмонги Эдуардовны, позволила себе «употреблять напиток из металлической банки»!
— Да, напиток был безалкогольный, я обратила внимание! Пить алкоголь для девочки вообще недопустимо! Недопустимо! Но как можно было так себя вести на лекции по основному предмету! А ногти! Если бы вы это видели! Они накрашены лаком! Цветным вызывающим лаком! Ужасная пошлость! Чудовищная!
Далее следовала коронная речь Родмонги Эдуардовны о внешнем виде девочек, которым, по ее мнению, полагалось иметь «гигиенично остриженные ногти и аккуратно собранные волосы».
Образцом идеального внешнего вида являлась, безусловно, она сама. Независимо от погоды и времени года, статная фигура Родмонги Эдуардовны всегда была втиснута в мышиного цвета костюм, а на плечах возлежала неизменная соболиная горжетка с несколько побитым молью хвостом и глазами-бусинами, которые от времени изрядно подкашивали. Одевалась она так вовсе не от бедности. Вуз неплохо ценил ее заслуги, а несколько публикаций, в том числе и за границей, давали Родмонге Эдуардовне широкие материальные возможности. Птолемей работал в крупной известной фирме и тоже неплохо зарабатывал. Серые костюмы и черные боты без каблуков были частью свода ее правил. Они дисциплинировали и настраивали как ее саму, так и аудиторию на работу. Работать и учиться можно было или отлично, или никак. Среди студентов и сотрудников ходили легенды о том, что, принимая экзамены, Родмонга Эдуардовна входила в аудиторию в восемь утра и выходила только под вечер, ни разу не отлучившись ни перекусить, ни в туалет. Особо наивные и правда считали ее киборгом.
