Лидия Раевская - Мама Стифлера
Потом осмелела, и стала трогательно запихивать в Петину ладошку презенты: то флакон туалетной воды, то печатку золотую.
Петя принимал дары, и благодарственно блестел шейными опрелостями.
А однажды он напился на рабочем месте.
Петя мужественно боролся с неукротимыми рвотными позывами, а Юля страдала, переживая муки вместе с Петром.
А потом подошла к начальнику охраны, дала тому тысячу рублей, и попросила разрешения забрать Петю к себе домой, потому как пользы клубу от него сегодня не будет, а трезвым Петя никогда не согласиться заняться с Юлей жестким петтингом и бартерным обменом гениталий.
И втянула носом повисшую соплю.
Начальник был мудр и добр. Поэтому Пётр перекочевал в Юлины хрупкие ручки, и был отбазирован в номер гостиницы "Золотой Колос", что на Ярославке.
Пользуясь Петиным алкогольным параличом и амнезией, Юля всю ночь благоговейно мацала Петин пенис, и два раза склонила Петину физическую оболочку к затяжному куннилингусу.
Ранним утром Юля окропила Петра ковшом холодной воды, склоняя оного к пробуждению.
Петя захлебнулся, но не насмерть. И проснулся.
И очень сильно испугался.
Потому что он лежал в незнакомой комнате, на незнакомой кровати, а рядом лежала голая Юля.
— С добрым утром, любимый! — крикнула Юля, и ослепила Петю вспышкой фотоаппарата.
Ослепший, испуганный Пётр вскочил с кровати, ударился о подоконник, споткнулся о Юлины сапоги, валяющиеся на полу у кровати, упал, прозрел, и убежал в туалет.
Так начался их роман.
Который длился три года.
Юля заставила Толясика снять квартиру в доме, находящемся в ста метрах от Петиной работы.
Юля носила в кошельке Петино фото, сделанное утром в гостинице, и запечатлевшее Петино перекошенное лицо, и изысканно выпученные глаза, а негативы с той плёнки хранила в моём шкафу.
Юля меценатствовала, и осыпала Петю дарами, купленными на деньги, который трудолюбивый Толясик каждое утро давал Юле "на булавки".
А Петя приходил к Юле раз в месяц и, услышав Юлин клич: "К кормушке!" — монотонно тыкался в Юлины гениталии холодным прокисшим носом.
Через три года Юля перевлюбилась в официанта, и Петя был забыт.
А спустя ещё четыре года, тёплым летним вечером меня занесло в тот приснопамятный клуб.
Что греха таить — у меня тоже когда-то был там знакомый охранник. С которым я даже неблагополучно прожила несколько лет. А преступников всегда тянет на место преступления.
В клуб сей я зашла с целью вкусить в одиночестве алкогольной продукции, вследствии какого-то стрессового события.
У меня было три тысячи рублей, розовая кофточка, сиськи, и унылое выражение лица.
Молодой незнакомый охранник на входе потребовал показать документы.
Документов у меня с собой не было, и я предложила посмотреть мою жопу. Как альтернативу.
Потому что жопа врать не может — все мои года, так сказать, налицо.
Охранник посуровел, и вызвал начальника охраны.
Петю.
И Петя тут же успокоил юного секьюрити, что эта дама давно справила двадцатиоднолетие, и ей можно вкушать зелено вино, и рассматривать половые органы стриптизёров.
Можно уже.
А я обрадовалась знакомым лицам, и предложила Петру составить мне приятную компанию.
И вот сидим мы с Петей, пьём коктейль "Лонг айленд", и изливаем друг другу посильно.
— Петя, — я склонила голову, и доверительно ткнулась носом в Петину опрелость, — Мужики — это вселенское зло. Ты согласен?
— Нет! — с жаром восклицает Петя, и трясёт плешивой головой, окатывая меня брызгами слюней и "Лонг айленда", — Нет! Это бабы все — суки и корыстные ведьмы! Им всем нужны только деньги!
— Мне не нужны… — тихо признаюсь я. — Мне это… Дядьку бы хорошего… Чтоб добрый был, и ногами бы не дрался…
И устыдилась.
И выпила ещё коктейль.
Петя смотрит на меня блестящими от алкоголя глазами, и восхищённо шепчет:
— Ты — богиня, и мечта всей моей жизни… Да, я беден! Но зато я умею удовлетворять женщин!
И гордо откинулся на спинку высокого стула.
— Врёшь ты всё, Петечка! — это я в себе уже азарт почуяла. — Врёшь! У тебя нос холодный, и отлизываешь ты печально и нихуя не разу не душевно! Мне Юлька говорила!
Петя блестит глазами и опрелостью, и кричит мне в лицо, перекрикивая вопли: "Мальчик-гей, мальчик-гей, будь со мной понаглей!":
— Пиздёж! Врёт Юлька! Я очень душевно лижу! Да! А она — дура фригидная просто!
А вот это он зря.
Никому не позволю называть Юльку фригидной!
Анемичная официантка Катя принесла Пете кофе, и странно на него посмотрела.
— Клевета! — неистово кричу, и залпом выхлёбываю Петин кофе, — Отродясь у Юльки не было фригидности! Это ты виноват! Плохо старался, значит! Покажи мне язык немедленно!
Это уже третий Лонг айленд" иссяк в моём бокале.
Никогда себя так с трезвого на людях не веду. Да.
Петя пучится, краснеет, и вытаскивает язык.
На Петиной шее бьётся синяя вена, а Петин язык пытается облизать Петин нос, но безуспешно.
— Хо! — ликую, — Видишь? Ты виноват! Не можешь срать — не мучай жопу! И не сваливай с больной головы на здоровую!
Петя сконфуженно запихивает язык обратно в рот, и угрюмо присасывается к бокалу.
Мне становиться его жалко. Меняю тему разговора:
— Ладно, ты мне расскажи: как сам-то?
Банальный такой вопрос, но сказать что-то надо.
Петя оживляется, и извлекает свой нос из "Лонг айленда"
И смотри на меня изучающее.
— Что? — спрашиваю, и Петины слюни с сисек вытираю.
— Тебе можно доверять? — испытующе вопрошает Петр.
— Вполне. Я щас нажрусь, и всё равно всё завтра забуду. Стопудово. Рассказывай.
Петя начинает светиться изнутри таинственностью, и шепчет мне на ухо:
— Что ты знаешь о демонах, недостойная женщина?
Хмурюсь, и вспоминаю:
— Есть демоны инкубусы. Они невидимые, и по ночам тёток трахают несанкционированно. — вспоминаю, и радуюсь своей крепкой памяти.
— Дура. — огорчил меня Петя своей откровенностью. У кого чего болит… Что тебе известно о демоне Пиндобусе?
*Тут я вру безбожно, потому что не помню я как там этого Петиного приятеля звали.*
— Ничего не известно мне о Пиндобусе. — серьёзно отвечаю, и жду продолжения. И оно последовало:
— Тебе Юлька рассказывала о моей татуировке?
— Да, — говорю, — рассказывала. Говорила, что у тебя упырь какой-то то ли на жопе, то ли на спине нарисован.
— Обе вы дуры. — ещё больше огорчил меня, и огорчился сам Петя. — Это не упырь. Это — Пиндобус. Демон откровений и повелитель мёртвых душ. Я с ним общаюсь.
Последняя фраза была произнесена гордо, и с вызовом.
А я была к ней не готова, и "Лонг айленд" вытек у меня из носа.
— Зачем? — интересуюсь осторожно, а сама высматриваю удобные пути побега из Шоушенка.
— Пиндобус знает всё. Он учит меня. И он сказал, когда я умру.
— И когда?
— В прошлом году должен был умереть. Пиндобус иногда любит пошутить… — и засмеялся нехорошо.
А у меня в животе вдруг что-то забурчало.
— Клёво тебе… — говорю, а сама уже сигареты-зажигалки в сумочку складирую.
— Ты знаешь, как зовут меня друзья, а? Знаешь, бля? — тут Петя схватил меня за розовую кофточку, и смял в руке мою сиську.
— Не знаю, бля! — кричу в ответ, и выдираю из Петиных лап свою плоть.
— Волчара! Они зовут меня волчара! А почему? — орёт, и плоть не отпускает. А я уже протрезвела полностью.
— Потому что ты мудак! Отпусти мою сиську, опойка! — я уже говорю, что думаю. Всё равно терять уже нечего.
— Неееееет! — рычит, и плюётся Петя, — Потому что я — волк! Ррррррррррррр…
Очень сильно захотелось ощутить под ягодицами холодный фаянс казённого унитаза…
А Петя был в ударе:
— Пиндобус мне сказал, что мне нужно раздобыть волчью шкуру! И тогда я смогу быть настоящим пожирателем плоти и душ! И я не знал, понимаешь, не знал! Не знал, где мне взять шкуру волка! Я ходил в лес с рогатиной, я ставил капканы, но волк так и не пришёл на мой зов! И воззвал я тогда к Пиндобусу, и Пиндобус явился мне в откровении, и сказал: "Петя, купи, бля, газету "Их рук в руки", и пять раз произнеси: "Волчья шкура", и потом открой газету на любой странице.." — глаза Пети горели, слюни текли, опрелость источала миазмы, а я мысленно давала себе клятву в том, что никогда больше в это знойное заведение не войду. Если останусь жива этой ночью. — И я это сделал! И я сказал пять раз подряд "Волчья шкура!", и открыл газету! И первое, что я увидел — это объявление о продаже волчьей шкуры! Теперь ты веришь в демонов, женщина?
Я уже верила во всё. И даже в Петино утверждение, что я дура. И Юлька дура. Ибо это было правдой, видит Бог.
— Да!!!! — крикнула я, — Пиндобус жив! Воистину! А ты — волчара и пожиратель! А я ссать щас пойду, ибо прониклась и устрашилась! Жди меня тут, мой волк!