Брет Эллис - Гламорама
Некто с черной лыжной маской на лице сидит в кресле-качалке рядом со столом и кричит на манекена на каком-то языке, похожем на японский.
Брюс сидит рядом с этим человеком, сосредоточенно взирая на металлическую коробку и держась руками за два рычажка, которые выступают у нее по бокам.
Бентли Харрольдс снимает всю эту сцену на видео — камера установлена так, чтобы в кадр попадал только манекен.
Я смущенно улыбаюсь, удивленный тем, с каким серьезным видом снимает все это Бентли и как ненатурально и грубо сработана восковая фигура.
Человек в черной лыжной маске снова выкрикивает что-то по-японски, а затем делает знак Брюсу.
Брюс мрачно кивает, кладет руку на рычаг и нажимает на него, отчего лампочки в зале мигают, и мой взгляд моментально прослеживает, куда идут провода, выходящие из коробки, и обнаруживает, что они соединены с манекеном при помощи разрезов, сделанных в его сосках, пальцах, яичках и ушах.
В зале стоит такой холод, что зуб на зуб не попадает: гротескно дернувшись, манекен внезапно оживает, визжит, выгибает несколько раз дугою тело, подскакивая на столе, его шейные жилы напрягаются, и пурпурная пена начинает извергаться из его ануса, в который тоже воткнут провод, только толще, чем остальные. Возле колесиков, которыми оканчиваются ножки стола, валяются пропитанные кровью белые полотенца — на некоторых кровь уже запеклась и почернела. Что-то — это, наверное, кишки — медленно лезет наружу из еще одного, широкого разреза в животе манекена.
Съемочной группы в зале нет.
С перепугу я роняю бутылку из-под Evian, и она падает со стуком, услышав который Бентли поворачивается.
У меня за спиной Джейми визжит:
— Уберите его отсюда!
Сэм Хо издает звуки, которые я никогда не слышал из человеческих уст, и в перерывах между этими руладами боли он кричит: «Простите! простите! простите!», и тут фигура в черной лыжной маске выходит из кадра и снимает ее.
Потный и запыхавшийся Бобби Хьюз бормочет — я не уверен, к кому он обращается: «Убейте его!», а затем — это уже явно к Бентли: «Продолжай снимать!»
Брюс встает и маленьким острым ножичком ловко отсекает Сэму Хо член. Сэм умирает с именем матери на устах, и кровь хлещет как из лопнувшей трубы, пока не вытекает вся.
Кто-то выключает свет.
Я пытаюсь выйти из комнаты, но Бобби преграждает мне путь, и я закрываю глаза и скулю: «Чувак не надо не надо не надо», задыхаюсь от страха и разражаюсь рыданиями. Кто-то — наверное, это Джейми — пытается обнять меня и утешить.
1
— Виктор, — говорит Бобби, — Виктор, перестань, чувак, хватит… все клево. Вставай, хватит.
Мы — на втором этаже, в одной из пепельно-серых спален. Я сижу на полу, обнимаю Бобби за ноги и сотрясаюсь от рыданий, не в силах остановиться. Бобби скармливает мне ксанакс таблетку за таблеткой, и на некоторое время истерика отступает. Но затем я уже в ванной — Бобби терпеливо ожидает меня снаружи, и меня выворачивает рвота до тех пор, пока изо рта у меня уже не течет ничего, кроме слюны. Закончив, я сворачиваюсь на полу в эмбриональной позиции, уткнув лицо в колени, и неровно дышу, надеясь, что он предоставит меня самому себе. Но он становится на колени рядом со мной, шепчет мое имя, пытается поднять меня с пола, и я снова, всхлипывая, вцепляюсь в него. Он засовывает еще одну таблетку в мой рот и ведет меня обратно в спальню, где заставляет меня сесть на кровать, а сам становится рядом. В какой-то момент моя рубашка куда-то исчезает, и я впиваюсь пальцами себе в грудь так сильно, что кожа местами краснеет и чуть не выступают синяки.
— Тс-с, — говорит он. — Все в порядке, Виктор, все в порядке.
— Ничего не в порядке, — выдавливаю я сквозь слезы. — Ничего не в порядке, Бобби.
— Ты ошибаешься, Виктор, — говорит Бобби. — Все клево. И сейчас тебе тоже станет клево, понял?
— Ладно, — всхлипываю я. — Я верю тебе, чувак.
— Ну вот и отлично, — говорит Бобби. — Дыши ровнее и расслабься.
— Ладно, чувак, я постараюсь.
— А теперь слушай меня, — говорит Бобби. — Тебе пора кое-что узнать.
Он дает мне салфетку, которую мои пальцы сразу же раздирают в клочья, как только она оказывается в них.
— Я хочу домой, — хныкаю я, зажмурив глаза. — Я просто хочу домой, чувак.
— Домой ты не попадешь, — говорит Бобби утешительным тоном. — Не попадешь ты домой, Виктор. — И после некоторой паузы: — Чего не будет, того не будет.
— Почему? — спрашиваю я, словно ребенок. — Чувак, прошу тебя…
— Потому.
— Богом клянусь, я никому ничего не скажу, Бобби, — говорю я, наконец собравшись с духом, гляжу на него и постоянно вытираю глаза клочьями салфетки Kleenex, вновь неудержимо трясясь. — Богом клянусь, я никому ничего не скажу.
— Нет, не скажешь, — терпеливо соглашается Бобби уже с несколько иной интонацией. — Я знаю это, я это знаю наверняка, Виктор.
— Хорошо, тогда я пошел, — говорю я, высморкавшись и снова начиная рыдать.
— Виктор, — мягко начинает Бобби. — Ты был — ну-ка, смотри мне в глаза!
Я тут же подчиняюсь.
— Вот так-то лучше. А теперь слушай меня, — тихо начинает Бобби. — Ты был последним человеком, в компании которого видели Сэма Хо.
Он выдерживает паузу.
— Ты понял то, что я сказал? — спрашивает он.
Я пытаюсь кивнуть.
— Итак, ты был последним человеком, в компании которого видели Сэма Хо — ясно?
— Да, да.
— Когда его тело найдут, на нем обнаружат следы твоей спермы — ясно? — говорит Бобби, подчеркивая каждое слово кивком головы, а в глазах его при этом такое терпение, словно он разговаривает с маленьким ребенком.
— Что? Что?— Я чувствую, как мое лицо снова сводит судорога, и внезапно слезы снова льются из моих глаз, а я отталкиваю Бобби. — Этого не было, этого не было, ты не можешь…
— Вспомни, что случилось вчера ночью, Виктор, — говорит Бобби, положив голову мне на плечо.
— А что случилось вчера ночью, чувак? — переспрашиваю я, неожиданно для себя самого обнимая Бобби и утыкаясь носом в его шею.
— Ты был в постели с Джейми, помнишь? — говорит он мягко. — В первый и в последний раз.
Пауза. Бобби обнимает меня еще сильнее:
— Ты слышишь меня, Виктор?
Озарение. Я вспоминаю мой шумный оргазм, его интенсивность, как я кончил прямо себе на руки, на живот, на Джейми, как она вытерла меня своими ладонями, как она осторожно вышла из комнаты, держа руки перед собой, как я прикрыл глаза от яркого света из коридора и провалился в сон.
— Ну что, ты все понял, Виктор? — спрашивает Бобби, мягко отстраняясь от меня. — Ты все теперь понял? Ты понял, что между тобой и Джейми никогда больше ничего не будет?
— Я уйду, чувак, я все понял. Я никому ничего не скажу…
— Нет, Виктор, помолчи и лучше послушай меня, — говорит Бобби. — Ты не можешь уйти.
— Но почему, чувак, просто отпусти меня…
— Виктор, ты никуда не можешь уйти…
— Я хочу уйти, чувак…
— Виктор, если ты попытаешься уйти, мы опубликуем фотографии и видеоленты, на которых ты занимаешься сексом с сыном посла…
— Чувак, но я…
— Если ты попытаешься уйти, они будут посланы прямо…
— Умоляю тебя, помоги мне, чувак…
— Виктор, именно это я и пытаюсь сделать.
— При чем тут… сын посла? — спрашиваю я, давясь слезами. — Что за херню ты несешь, Бобби?
— Сэм Хо, — без напора сообщает Бобби, — сын корейского посла.
— Но… но как… я же не… я ничего с ним не делал!
— Тебе еще предстоит смириться со многим, Виктор, — говорит Бобби. — Ты меня понимаешь?
Я тупо киваю.
— Все это не должно тебя шокировать, Виктор, — говорит Бобби. — Всего этого следовало ожидать. Все идет по сценарию. Так что не следует ничему удивляться.
— Но… — я открываю рот, но голова моя бессильно падает на колени, и я начинаю беззвучно рыдать, — но я, я… чувак.
— Ты нужен нам, Виктор, — говорит Бобби, поглаживая меня по плечу. — Так много людей боятся идти вперед, дерзать и пытаться.
Он замолкает, продолжая меня поглаживать по плечу:
— Все боятся перемен, Виктор. — Пауза. — Все, но не ты.
— Но я лишь… — Я непроизвольно сглатываю, пытаясь не допустить того, чтобы охватившая меня черная паника снова перешла в рвоту. — Но на меня… действительно можно положиться, Бобби.
Бобби скармливает мне еще одну белую таблетку. Я с благодарностью ее глотаю.
— Ты нам нравишься, Виктор, — говорит Бобби ласково. — Ты нам нравишься, потому что у тебя нет никаких планов на ближайшее время. — Пауза. — Ты нам нравишься, потому что у тебя ни на что нет ответов.
Я рефлекторно давлюсь, и меня вновь передергивает.
Снаружи уже снова сумерки, город полон звуков приближающегося вечера, и сегодня нам нужно еще успеть побывать на нескольких вечеринках, и в комнатах на втором этаже жильцы дома принимают душ, одеваются, разучивают свои реплики. Сегодня все посетили массаж, а Тамми и Джейми — парикмахерский салон, который настолько моден, что у него нет даже имени или телефонного номера. Сегодня они наведались за покупками в «Дикий овес» в Ноттинг-Хилле, привезя оттуда ящик воды «Evian» и марокканский обед, который все еще стоит на столе в окрашенной в лососевые тона кухне. Сегодня по всему дому звучит Velvet Underground, и на компьютере в гостиной был стерт ряд файлов, а на диске — уничтожено огромное количество информации. Сегодня тренажерный зал вымыли, стерилизовали, а полотенца и простыни порвали и сожгли. Сегодня Бентли Харрольдс отправился в «Four Seasons» вместе с Джейми Филдс, выписал меня из номера, забрал мои личные вещи, а также подкупил коридорных, чтобы никто не мог получить ни от них, ни от регистратуры никаких сведений о том, куда я направился. Сегодня был окончательно выработан план путешествия, и сейчас мы пакуем вещи, потому что завтра мы отправляемся в Париж. Одновременно с этим успели избавиться от тела и разослать видеопленку по нужным адресам. Съемочная группа оставила свой адрес в Холланд-парке для того, чтобы мы встретились с ними сегодня не позднее девяти часов вечера.
