Юрий Домбровский - Факультет ненужных вещей
– Все, что я могла сказать, я сказала, – ответила посетительница.
– Ну если так, то, значит, вы многое еще не можете нам сказать, Полина Юрьевна, – мягко и зло улыбнулся Нейман.
– Ну так что же, было что-то выяснено или нет? – нахмурился Гуляев.
– Да вот, пожалуйста, могу продемонстрировать. Все под руками. – Нейман встал, вынул из стола папку с документами и стоя стал их перебирать. – Вот первая встреча. Вот вторая. Прогулка – одна, вторая, третья. Разговоры о живописи. К современному монументальному искусству он равнодушен, она – нет. Вот они купались. Вот они в ресторане сидят втроем. Вот опять-таки втроем они – третий какой-то отдыхающий – гуляют всю ночь со студенческой компанией. Разжигают костры. Вот вдвоем полезли на гору, там старое заброшенное кладбище. Ангел какой-то там неимоверный мраморный – это все собственноручные показания. Вот послушайте – «Памятник при луне был прекрасен. Когда пошли обратно, камни сыпались из-под ног, и если бы не сторож с разбитым фонарем...» Страница о стороже. «Он жил в склепе» и т.д. Спустились и пошли домой. Конец. Вот пятнадцать страниц и все они такие. Словом, то, что могла написать любая случайная знакомая. А у него, что верно, то верно! их было... было!..
– Да ведь я и есть случайная знакомая, – сказала она и как-то очень хорошо улыбнулась, – я ведь тоже из этого «было... было»!
Она сидела совершенно свободно, даже руки вот положила на поручни кресла и говорила так, как будто совсем не на площади Дзержинского, не в кабинете 350 происходил этот разговор, а просто забежала она на минуточку в свой деканат и там ее усадили заполнить анкету. Прокурор смотрел на нее, не скрывая улыбки, – на таких он клевал. Гуляеву было просто скучно. Он участвовал и не участвовал в разговоре. И вдруг Нейман почувствовал дуновение приближающегося бешенства. В такие минуты ему становилось горячо, предметы начинали косо прыгать перед глазами, а голос дрожал и становился мурлыкающим. Он уважал себя за эти минуты гнева, остервенения, ярости, потому что они – хоть они-то! – были настоящими, но сейчас все это было ни к чему, он подавил, проглотил удушье и сказал:
– Ну зачем же так скромничать? Вы случайная курортная знакомая? Ну вы же сами знаете, что это не так! Вспомните-ка!
– Ну, конечно же, не случайная, – ласково подтвердил прокурор и даже чуть ли не подмигнул.
– Ну, если вы говорите о том, что Зыбин помог мне выбраться из очень неприятного положения, – сказала она, – конечно, вероятно, вы правы. Но ведь так же он помог бы и другому.
– А если не секрет, то что за история? – спросил прокурор и поспешно оговорился: – Если, конечно, тут нет ничего интимного...
– Да какое там интимное, – слегка поморщилась Потоцкая, – я купалась, поскользнулась и вывихнула ногу. Было очень больно...
– А, вот в чем дело, – с почтительным пониманием кивнул прокурор.
– Да. И случилось это очень рано. Часов в шесть утра. В это время пляж совершенно пуст – позвать было некого. Я лежала и стонала, наверно, и тут вылез какой-то парень. Подошел ко мне. У меня на платочке лежала всякая мелочь: ну, ручные часы, перламутровый бинокль, сумка. Он схватил это и кинулся бежать. Я стала кричать. И тут откуда-то наперерез ему бросился Зыбин, нагнал его и отобрал. Вот так мы и познакомились.
– Ну я же говорю, иллюстрированный журнал «Огонек», роман с продолжениями, – усмехнулся Нейман, – что говорить! Умеете, умеете подносить события, Полина Юрьевна. А дело-то было так. Когда этот босикант подхватил сумку, Полина Юрьевна, конечно, закричала, а тут где-то шатался с великого перепоя и ждал похмелиться – это он сам нам объяснил – рыцарь Зыбин. Когда он услышал эти крики, он и гаркнул во всю глотку: «Ложь взад!» – а глотка у него луженая, труба. Босикант испугался, кинул сумочку и драпанул, а Зыбин подобрал и чин чином вручил все Полине Юрьевне. Вот так они и познакомились. Говорю все это с его слов и его слогом. История, конечно, чудесная, но нам она вроде бы ни к чему. Так что я велел Хрипушину изложить ее в самом сокращенном варианте.
– Нет, верно все так и было? – спросил восхищенно Мячин.
– Примерно, – кивнула головой Потоцкая. – Если не вдаваться в некоторые детали. Но вы тоже умеете подать материал, товарищ майор!
– Да уж будьте спокойны! Как-нибудь! – с легкой наглецой ответил Нейман.
– Но, значит, было и еще кое-что? – скромно поинтересовался прокурор.
– Было, – кивнула головой Потоцкая.
– Так вот это как раз «кое-что» нас больше всего и интересует, – сказал Нейман, – но вы как раз этого-то нам и не открыли.
– Ну, может быть, там какие-нибудь деликатные женские подробности, – шутливо нахмурился прокурор. – Вот все вам так уж и выложить! Нельзя!
– Нас женские подробности ни с какого бока не интересуют, товарищ прокурор, – жестко обрезал Нейман, чувствуя, что удушье его захватывает все глубже и глубже. На допросах он с ним справлялся сразу же: рявкнул, топнул, раз по столу, р-раз по скуле зека, и словно прорвался в горле и груди какой-то давящий пузырь, и начался обычный продуктивный допрос без всяких дурочек. – Нас никакие женские дела абсолютно не интересуют, – продолжал он с тихой яростью, – мы просто просили Полину Юрьевну рассказать нам о политических настроениях Зыбина. Ну хорошо, встречались, купались, гуляли, так что ж, и все это молча? Были же и высказыванья какие-то! Конечно были!
Она ничего не сказала, только как-то особо поглядела на него. И от этого взгляда его снова замутило – он подошел к столику с графином, осторожно налил стакан до краев и так же бесшумно опорожнил его. Но удушье, то единственное в своем роде чувство, что сейчас все сорвется и полетит к черту, что сию минуту он заорет, застучит, заматерится, и разговор будет кончен, – не уходило. Но в то же время он отлично понимал, что ровно ничего не произойдет. Было ли это чувство мгновенной, все перехлестывающей ярости настоящим, или же он сам его придумал и взрастил, т.е. и вообще чувство ли это было или профессиональное приспособление, необходимое для его работы, – об этом Нейман никогда не думал и, следовательно, даже и не знал этого.
– И не надо нам говорить, что таких разговоров не было, – сказал он, отставляя стакан, – в наше время каждая колхозница, каждый дед на печи говорят о политике. Будет война или нет? Как с хлебом? Будет ли снижение?
– Так ведь это дед на печи, а не Зыбин.
Он ее сейчас по-настоящему ненавидел! За все: за то, что она сидела слишком вольно, что сейчас же воспользовалась разрешением курить и курила так, как в этом кабинете, кажется, еще никто до нее не курил, – откинув острый локоть и легко стряхивая пепел в панцирь черепахи, – его ей поднес прокурор, – за взгляд, который она бросила на него, за прямую и открытую несовместимость с этой комнатой.
– Да, конечно, Зыбин говорил не как дед на печи, – согласился Нейман, медленно выговаривая слова, – и поэтому, скажем, будет война или нет, его должно было интересовать.
– Это его, конечно, интересовало, – согласилась она небрежно и, как ему показалось, насмешливо, – я даже помню такой разговор. Мимо нас по дороге шли пионеры и пели «Если завтра война, если завтра в поход», и он послушал и сказал: «Да, точно! Вот мы с вами планы строим, а если, верно, завтра война и завтра в поход? Тогда что?»
– Ну и что тогда? – спросил Нейман.
– Не знаю. Мы заговорили о другом. Слушайте, – взмолилась она вдруг, – да что у нас, других разговоров не было, что ли? Вы гуляли когда-нибудь с интересной женщиной хотя бы в парке Горького? И что, вы с ней о войне тогда разговаривали?
– Нет, меня уж прошу оставить в покое, но вы же сами сказали, – несколько сбился с толку Нейман, потому что прокурор тихонько фыркнул, – сами же сказали, что его интересовали такие вопросы, как...
– Ну правильно, – согласилась она, уже улыбаясь ему как маленькому, – интересовали! Но я-то, наверно, его интересовала еще больше. А о войне у него было с кем поговорить!
– Было?
– Да, было, было! Был у него такой человек, с которым он охотно говорил о войне, о политике и о всем таком...
– А фамилию не помните?
– Почему не помню? Роман Львович Штерн.
Надо сказать, что удар был мастерский. Его даже по-настоящему качнуло. На некоторое время он вообще выбыл из строя, просто сидел и глядел на нее.
– А кто это такой? – спросил он наконец.
– Отдыхающий, – ответила она очень просто.
– Так о чем же они говорили?
Он очень медленно собирался с мыслями, он все-таки собирался.
– Но откуда же я знаю? Его спросите.
В кабинете было тихо. Даже прокурор приумолк.
– А как спросить? Вы же не знаете его адреса?
– Почему? Знаю. Пожалуйста. Прокуратура Союза. Следственный отдел. Он его начальник.
– А... – двинулся было Мячин, но его прервал спокойный голос Гуляева:
– А еще он кто, не знаете? Ну этот ваш знакомый по пляжу. Кто он? Ну собеседник Зыбина, ну говорил с ним о политике, ну начальник отдела прокуратуры, а еще кто?
