Чарльз Буковски - Первая красотка в городе
– Никакого телевидения или громких звуков после десяти вечера. Таковы у нас правила.
Она взяла у меня деньги, дала квитанцию и закрыла дверь.
На ключе было написано: Комната 103. Я ее даже смотреть не стал. Двери мелькали мимо: 98, 99, 100, 101, а я шагал на север, к Голливудским Холмам, к тем горам, что за ними, и великий золотой свет Господа сиял мне, и я вырастал.
ЕБЛИВАЯ МАШИНА
жаркая ночь у Тони стояла, о ебле даже мысль в голову не приходит, хлещешь холодное пиво и всё. Тони катнул парочку мне и Индейцу Майку, и Майк вытащил бабки, пусть хоть за первую заплатит. Тони выбил чек, скучая, оглядел заведение – 5 или шестеро сидят, стаканы свои изучают, олухи. поэтому Тони подвалил к нам.
– что нового, Тони? – спросил я.
– а-а, говно, – ответил Тони.
– это не ново.
– говно, – повторил Тони.
– а-а, говно, – подтвердил Индеец Майк.
мы отхлебнули пива.
– что ты думаешь о луне? – спросил я Тони.
– говно, – ответил Тони.
– ага, – подтвердил Индеец Майк, – если на земле мудак, то и на луне мудаком останешься. без разницы.
– говорят, на Марсе, вероятно, жизни нет, – сказал я.
– и что? – спросил Тони.
– а, говно, – сказал я. – еще 2 пива.
Тони их нам катнул, подошел за деньгами, выбил, вернулся на место.
– вот говно, как жарко-то. уж лучше слохнуть, как вчерашний Котекс.
– куда люди попадают после смерти, Тони?
– в говно. какая разница?
– ты что, не веришь в Человеческий Дух?
– говна мешок!
мы пили пиво и обдумывали это замечание.
– слушайте, – сказал я, – мне надо поссать.
я пошел к писсуару, а там, как обычно, торчал Филин Пити.
извлек свой инструмент и начал ссать.
– какой у тебя хуй маленький, – сообщил он мне.
– когда я ссу или медитирую – да. но я отношусь к суперрастяжимому типу. когда я готов к бою, каждый дюйм, что у меня есть сейчас, приравнивается к шести.
– тогда хорошо, коли не врешь, потому что я вижу только два дюйма.
– я только головку высовываю.
– я тебе доллар заплачу, если дашь отсосать.
– это немного.
– ты выташил больше, чем только головку, ты вытащил вообще всё, что у тебя есть.
– отъебись, Пит.
– ты еще ко мне прибежишь, когда деньги на пиво кончатся.
я вышел обратно.
– еще 2 пива, – заказал я.
Тони проделал весь номер снова, вернулся.
– такая жара, что я, наверное, рехнусь, – сказал он.
– жара просто заставляет тебя осознать свою подлинную сущность, сказал я Тони.
– секундочку! ты что, меня чокнутым назвал?
– да мы все тут такие, только это держится в тайне.
– ладно, допустим, это говно твое – правда: сколько тогда на земле здравых людей? вообще хоть один остался?
– несколько.
– сколько?
– из миллиарда?
– да, да.
– ну, я бы сказал, 5-6.
– 5-6? – переспросил Индеец Майк. – соси мой хуй!
– слушай, – сказал Тони. – а откуда ты знаешь, что я псих? как нам это сходит с рук?
– ну, поскольку все мы психи, контролировать нас могут только очень немногие, их слишком мало, поэтому они нам просто дают порезвиться на воле. больше пока сделать они ничего не могут. я некоторое время думал, что они найдут себе какое-нибудь местечко для жизни в открытом космосе, а нас уничтожат. теперь же я знаю, что и космос психи контролируют.
– откуда знаешь?
– потому что они в луну американский флаг воткнули.
– а если бы русские русский флаг в луну воткнули?
– то же самое, – ответил я.
– а ты, значит, беспристрастен? – спросил Тони.
– я беспристрастен ко всем степеням безумия.
мы притихли, пили дальше. Тони тоже начал начислять себе скотча с водой. он-то вправе, он тут хозяин.
– господи, какая жарища, – сказал Тони.
– да, говно, – подтвердил Индеец Майк.
затем Тони заговорил.
– безумие, – сказал Тони, – а знаете, вот в эту самую минуту кое-что очень безумное тут происходит!
– ну дак, – подтвердил я.
– нет-нет-нет… я имею в виду ПРЯМО ВОТ ТУТ, у меня!
– м-да?
– м-да. настолько безумное, что иногда самому страшно.
– рассказывай, Тони, – сказал я, постоянно готовый выслушать чужое дерьмо.
Тони склонился очень близко.
– я знаю, у одного парня тут есть машина для ебли. не какое-нибуль сумасшедшее говно из секс-журналов, как в рекламе пишут, грелки там со сменной пиздой из теста и прочая хрень. парень в самом деле ее собрал. немецкий ученый, мы его заполучили, я имею в виду, наше правительство, пока русские его не сцапали. а теперь держат в секрете.
– конечно, Тони, еше бы…
– Фон Брашлиц. наше правительство пыталось заинтересовать его в КОСМОСЕ. фиг там. просто блистательный старый хрыч, но все мозги одной этой ЕБЛИВОЙ МАШИНОЙ забиты. и в то же время считает себя чем-то типа художника, иногда даже Микеланджело себя называет… его списали на пенсию, на 500 баксов в месяц, чтоб только не помер и в психушку не загремел. некоторое время за ним присматривали, а потом им надоело или забыли про него, но чеки слали регулярно, и агент время от времени заходил к нему поговорить минут на двадцать раз в месяц, в отчете писал, что он по-прежнему псих, потом отваливал. и вот он мотался по городам, мотался, везде за собой здоровенный красный чемодан таскал. наконец, как-то вечером заруливает сюда и начинает кирять. тележит мне, что он старый, устал, что ему нужно хорошее тихое местечко – исследования проводить. я от него отмазывался, как только мог. сюда много чокнутых захаживает, сами знаете.
– ага, – подтвердил я.
– тогда, чуваки, он надирается все сильнее и сильнее, и выкладывает мне. он-де изобрел механическую бабу, которая мужика выебет лучше любой женщины в истории!
плюс никаких котексов, никакого говна, никаких наездов!
– я ищу, – сказал я, – такую бабу всю свою жизнь.
Тони рассмеялся:
– все ищут. я решил, что он ненормальный, конечно, пока как-то ночью после закрытия он не завел меня к себе в ночлежку и не вытащил из красного чемодана свою ЕБЛИВУЮ МАШИНУ.
– и?
– будто в рай попадаешь, а не сдох.
– давай, конец угадаю? – предложил я Тони.
– валяй.
– Фон Брашлиц и его ЕБЛИВАЯ МАШИНА сейчас у тебя наверху сидят.
– а-га, – протянул Тони.
– сколько?
– двадцатка с рыла.
– двадцать баксов с машиной поебаться?
– он превзошел всё, что бы нас ни Создало. сами увидите.
– да Филин Пити у меня за доллар отсосет.
– Филин Пити-то ништяк, только он – не изобретение, которое богов на лопатки положит.
я сунул ему 20.
– ну, Тони, гляди у меня: если это ты по жаре приколоться решил, то считай, лучшего своего клиента ты уже потерял!
– ты же сам сказал, что мы все тут всё равно чокнутые. дело твое.
– правильно, – сказал я.
– правильно, – поддакнул Индеец Майк, – и вот мои 20.
– я только 50 процентов получаю, вы должны меня понять. остальное Фон Брашлицу идет. пенсия в 500 баксов – это не сильно много с инфляцией и налогами, а Фон Б. к тому же шнапс хлещет, как сумасшедший.
– пошли, – сказал я, – 40 баксов у тебя уже есть. где эта бессмертная ЕБЛИВАЯ МАШИНА?
Тони поднял створку стойки и сказал:
– проходите сюда. подниметесь по задней лестнице, просто подниметесь, постучите, скажете: “нас Тони прислал”.
– что, в любую дверь?
– №69.
– ох ты ж черт, – сказал я. – ну еще бы.
– ох ты ж черт, – передразнил Тони. – лучше яйца в кулак собери.
мы нашли лестницу, поднялись.
– Тони прикола ради на все пойдет, – сказал я.
идем дальше, вот она – дверь №69.
я постучал:
– нас Тони прислал.
– ах, заходите же, джентльмены!
сидит там такой старый похотливый шизик, в руке стакан шнапса, очки с двойными линзами. прямо как старом кино. у него, казалось, была гостья молоденькая, даже слишком молоденькая, на вид и хрупкая, и сильная.
она закинула одну ногу на другую, мелькнув всем, чем надо: нейлоновые колени, нейлоновые ляжки, и вот этот крошечный просвет, где заканчивались длинные чулки и едва намечалась полоска голого тела. она вся была сплошной попкой и грудями, нейлоновые ноги, смеющиеся иссиня-чистые глаза….
– джентльмены – моя дочь, Таня…
– что?
– ах, да, знаю, я так… стар… но точно так же, как существует миф о черных с их вечно огромными хуями, есть еще и миф о старых грязных немцах, никогда не прекращающих ебстись. верьте во что хотите. это моя дочь Таня как бы там ни было…
– приветик, мальчики, – рассмеялась она.
тут мы все взглянули на дверь с надписью: КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ.
он допил шнапс.
– так, значит… вы, мальчики, зашли ПОЕБАТЬСЯ как никогда в жизни, я?
– Папа! – сказала Таня, – неужели всегда нужно быть таким грубым?
Таня снова скрестила ноги, на сей раз задрав повыше, и я чуть не кончил.