Игорь Рыжов - Питерский битник
И тут Сашка Ронис… Эх, не удержусь от комплиментов, хотя вы можете обвинить меня в том, что я к нему, как к другу, отношусь с некоторой либеральной предвзятостью. Ну, люблю я его, извините за очередное отступление. Отрастил себе когти на левой (он левша) руке, как у ястреба, заместо медиаторов и постоянно дома принимал этими когтями ванночки с соляным раствором, дабы они крепче стали. Учесть ещё, что он дома расхаживал в белой концертной рубашке с бабочкой и плюшевом чёрном пиджаке…
Так вот, этот апологет классического стиля, глядя на то, как мы безуспешно пытаемся осеменить дезодорантом стакан с водой, полируя при этом свои музыкальные ногти, заявляет:
— А мы с Маршалом на Гауе не так поступали!
Берёт стакан с водой, ставит его на блюдце, опускает в него флакон с дезодорантом пимпочкой вниз на дно, давит на него сверху и спокойно выстреливает всё содержимое. Всё, что пошло через край — аккуратно из блюдечка переливается обратно. Его брат Вовка, недавно вернувшийся из рядов вооружённых сил, подозрительно смотрит на Сашку, потом на меня и произносит:
— Ни на кого брата оставить нельзя, пока на пару лет уйдёшь!
* * *Сто лет портвейн не пью!
Опосля запоев у Юрая, Янки или Воропаева, с потреблением «Боярышника» (от 0,5 до «пупырышек») и «Адаптовита» с «изумительно лимонным привкусом!», по выражению покойного Бегемота, получил микроинсульт и частичный паралич нижней половины тела, который сам же и вылечил (Бэгги вообще крякнул, как и Наташка Воропаева, Янка, Олежка Гурьев, Котя Швейк — тот, правда, водки у Пита Самоделкина дома на кухне хватанул, да и с табуретки навсегда в астрал ушёл — и многим другим Царствие Небесное!) перешёл исключительно на пиво и (очень иногда!) хороший коньяк и водку!
Можно ещё вспомнить и технический спирт, и голладский «Маккормик», который следовало не путать с «Роялем» (мы с покойным Мишей Царёвым и Мэфом — дай Бог, здравствующим! — их с «Юпи» забодяживали), и «чебурашки» с «курицей» (ощипанный двуглавый орёл мерзко–розового цвета на этикетке), и стеклоочистители, и «жидкость для разнашивания обуви» — о, про неё будет отдельная поэма!
* * *Чужой, как больничный халат,Огромный, как чьё–то «Спасибо»,Я еду, опять, с похмела,От станции «Электросила».
Сжимая в зубах пищеводС усвоенным, и не успевшим,Я еду на четверть живой,А, в целом — уже отлетевший.
Вживаясь в сопревший мирок,На грани тычков и скандала,Я еду в желудке метро,Как суслик в желудке удава.
И девочка скажет мне: «Фи!»,И сморщится дама шаблонно.Я еду, глотая эфир,Подмышечно–одеколонный.
А где–то, наверно, есть Бог,Творец Бытия, вдохновенный,Ведь в том, что я сразу не сдох,Заслуга его несомненна…
И если я в Ад попаду,Допившись с утра до могилы,То ездить мне в этом адуОт станции «Электросила».
* * *«Жидкость для разнашивания обуви», цена 47 коп.
Когда бухло выдавали исключительно по талонам, да ночевать заносило в новостройки (к корням, блин, где я и завис теперь, вынужденно), то очереди в местных «культурных центрах» — Универсамах» — за этим делом были невъ. бенные.
Очнувшись где–то на Выборгской стороне, поддерживая друг друга кто чем может, добрели до богадельни и ткнулись в задницу километровой вереницы в ликёро–водочнный отдел.
Кто помнит, тот знает, что винные в тех маркетах были всегда расположены сбоку от общепотребительских, и мы, оставив стояка, отправились бродить по царству изобилия.
Меня, как всегда, занесло в отсек бытовой химии (другие отправились закуску в продовольственный тырить). Ну, хозяйственный я человек, иначе, все б давно в дерьме потонули! Перебирая разные навороченные «Средства для мытья полов, окон и промежностей», нахожу неприметную бутылочку с надписью: «Жидкость для разнашивания обуви», емкостью, как «Тройной одеколон», и по цене 47 копеек.
Её состав меня изумил:
— Спирт питьевой — 85 %;
— Глицерин — 10 %;
— Добавки ароматические — 5 %
То, что я охренел, это — ничего не сказать! Я выскочил в соседнее пространство и молча приволок всю похмельную бригаду к себе, со словами:
— Мужики, сюда 120 % воды добавить, и чистая водка получится!
Химию на нашей тусовке, хотя бы приблизительно, знают все, жизненная необходимость. Сознание прояснилось у всех сообща. Подмычали завсекцией и спросили:
— У вас Этого ещё много?
Тот, впав в лёгкую нирвану, спросил:
— А вам зачем?….
Бодун полез наружу. Мы, чуть ли не хором, взвыли:
— Парад, бля, алкоголиков на Дворцовой собираемся устраивать! Обувь из Центра не по размеру прислали, разносить трэба!
Бабла хватило только на две коробки, запой длился неделю…
Когда на исходе вернулись за добавкой — хрен там был чего, не одни мы такие умные оказались!
«Сон пьяного»
Спит в подворотне имярек,Все заморочки — не волнуют.Укрылся он под сень ночную,Свободен, как из бочки грек.
Ментам не интересен он,Они его уж обобрали.Не стану здесь я о морали,Спит, как в гробнице фараон:
Воскреснуть время не пришло,Уютен зев полуподвала.Ресницы бьют как опахала,Сложил десницу под крыло.
Он человек, достиг всего,Он жив покоем, по старинке.И всем кивает из ширинкиЕго скупое естество.
* * *ВОДКА — ДРУГ?…
Скорей — подруга!
Это кому как: я уж несколько лет её даже в товарищах не числю! А бывает так, что вся нажива на неё и уходит!
Повторюсь, из Вадика Горина, покойного:
Вино дано для утоленья жажды!
Вода — говно, я пил её однажды…
Эх, у покойного Сашки Бутмана, как у врача, огромные запасы в лаборатории на Петроградке всегда были!
Постоянно в такие оттяжные запои ненавязчивые у меня, тогда на Гатчинской уходили!
Под плов с мясом с Сытного рынка, под лепку пельменей, под совместный просмотр «Зенитовских» матчей!
Царствие ему Небесное!
Водка — праматерь!!! Как и пробатерь и проебатерь, ведущая на паперть!
Кстати, можно вопрос темы переформулировать: «Друг — это водка?».
В бытность, когда я убирал её по 2,5 л в сутки, к себе на флэт даже друзей без неё не пускал: похер ночь — иди, ищи!
Самое забавное было в том, что все тему просекали и где–то находили.
А интерес поутру начинался, когда ночные нычки отыскивать начинаешь, порой всем хором!
Известно, что по–пьяни вечером нычешь не только от других, но и от себя, дабы ночью всё не догнать, а поутру крякаешь потихоньку.
Подозревая всех в способности это отыскать, выискиваешь такие места, что поутру, всё–таки раскопав, охреневаешь:
«Твою мать, как меня вчера туда занесло–то?».
У покойной Янки Ишмуратовой, жены Ёза, тоже покойного, на Посадской потолки были метра за четыре.
Прихожая, коридор, соседские шкафы со столиками на кухне и бачок унитаза — детский лепет: найдут и схавают.
Когда с утра я не смог сориентироваться на самим собой заныканный литр, пришлось подключать оставшихся Киру Соболя и Юрку Шина.
Трубы горели немилосердно, а что–то подсказывало: водка здесь! К тому же вчера мы её не пили, а убрались чем–то другим.
Через час квартира визуально вызывала подсознательные воспоминания о визитах НКВД или гестапо. Были найдены два заряженных баяна, флакон «Адаптовита» от Ваньки или Наташки Воропаевых, но водка так и не обнаружилась.
Я в изнеможении плюхнулся в кресло перекурить и посмотрел вверх на неработающую люстру.
Обычная люстра: штырёк посередине потолка и три стеклянных рожка на распорках, взирающих в обгоревшую штукатурку, без лампочек.
В одном из них, слегка нарушая гармонию перпендикулярности отвеса конструкции, грациозно красовался литр «Сибирской»…
С утра–то ладно, как достать — не проблема: быстренько сбегали в коридор за стремянкой, выудили и Слава Богу!
После второй стопки всех прибило на тему того, как я её вчера туда затырил?
Все были и пили в этой комнате, стремянку, судя по пыли, никто не трогал минимум полгода, спали тут же.
Говоря словами Ватсона, в исполнении Виталия Соломина:
«Но, чёрт возьми, Холмс! Как???».
Оставалось только допустить, что у меня ночью, как у Карлсона, где–то в районе между лопаток и задницы, неожиданно вырос моторчик, когда все вышли я слевитировал к люстре, затарил рожок люстры продукцией и вернулся обратно.
