Илья Масодов - Школа 1-4

— Как зовут? — спрашивает он глухо и морда его, заросшая волосом, словно вытягивается вперёд. Он больше похож не на медведя, а на огромную обезьяну.

— Наташа, — отвечает Наташа, поудобнее ухватывая топор и готовясь к смертной битве.

— Кто стрелял в тебя?

— Легавые.

— За что?

— Людей много убила, вот и стреляли.

— Сколько?

— Не считала.

— Зачем убила?

— Потому что ненавижу.

— Так ты никак партизанка, — обрадовался Упырь, держащийся за простреленный Наташей живот. — А я тебя чуть не зарезал.

— Хрен ты меня зарежешь, — зло отвечает Наташа, поднимаясь с земли. — Был бы ещё патрон в пистолете, мозги бы тебе вышибла.

На берегу появляются ещё двое партизан, один из них одноноглазый, по кличке Крыса, а второй — темноволосая женщина в побуревшей от дорожной грязи косынке, которую зовут Алёной по прозвищу Оспа. Крыса тащит на спине ручной пулемёт для особо свирепого боя, на груди Оспы висит автомат, а на поясе три гранаты. Они редко расстаются, хотя при жизни не выносилм друг друга, а вот смерть принесла им любовь, не требующую ни поцелуев, ни прочей половой ласки.

— Наши тут пропали, — говорит Медведь. — Не слыхала их?

— Ваших не слыхала, — отвечает Наташа. — Или это они на том берегу стреляли?

— Я стреляла, — говорит Оспа. — Девчонка среди деревьев почудилась.

— Говорил тебе, нечего поганки было жрать, — хрипло смеётся Крыса, показывая сгнившие зубы.

— У меня ж глаза волчьи, — с обидой говорит Оспа. — Настоящая фашистская девчонка, светловолосая и рожа у неё немецкая. Далеко только было, так я по ней очередью. Как сквозь землю провалилась. Выходит, не было её на самом деле. Иначе б, дрянь, от меня не ушла…

— Я знаю эту девчонку, — перебивает её Наташа. — Это не простая девчонка. Это страшная сволочь, настоящая фашистская гадина. Я её сама убить хочу.

— Судить суку надо, — рявкает Упырь. — Медь в глотку заливать.

— Куда она шла, в какую сторону? — обращается Наташа к Оспе, морщась от боли в боку.

— Туда, — Оспа машет рукой на север. — Там скоро лес перестаёт расти и начинаются немецкие поля.

— Её надо догнать, — злобно решает Наташа.

— Обожди землю топтать, — говорит Медведь. — Сперва надо наших найти. В этой избе у них место схода было.

— Славная здесь была битва, — говорит Оспа. Кругом сгоревший лес лежит.

— Танки, — рычит Крыса. — Танками подавили.

— Брось чепуху молоть, — рявкает на него Медведь. — От танков бы в лес ушли. Это, знать, новые немецкие машины без крыльев, которые в воздухе как облака висят.

— Вертолёты, — подсказывает Оспа выпытанное ею однажды у одного гитлеровского мальчишки слово. Оспе пришлось отрезать тому мальчишке четыре пальца, пока он не выдал военную тайну, и она очень гордилась своим терпением.

— Ох ты, мразь поганая, — ругается в тёмное небо Крыса.

— Может кто хоть ушёл, — мрачно говорит Медведь. — Может хоть Сова.

Из зарослей тростника с хрустом выползает последний пятый партизан по прозвищу Леший. Его жёсткие рыжие волосы длины и спутаны, как верблюжья грива. Ростом он мал, а позвонком крив.

— Там на песке у воды следы волчьи, — говорит он Медведю. — Трое наших в реку прыгали. И рыба варёная в траве позастревала.

Медведь стягивает с головы свалявшуюся ушанку. Партизаны молчат. Где-то вдалеке слышен шум уходящего поезда.

— Патроны у вас для пистолета есть? — нарушает тишину Наташа, осматривая кровавые ладони. Ей никто не отвечает, потому что отряд охвачен горем по погибшим товарищам.

Прочесав территорию, партизаны находят остатки одежды и тёмное место на земле, где упал Мешок, кровь которого оставила по стене избы вытянутое вниз пятно. Возле него они собрались в круг.

— Товарищи бойцы, — обращается к партизанам Медведь, обводя взглядом их суровые нечеловеческие лица. — Поклянёмся перед нашими геройски погибшими товарищами до последней капли крови сражаться против поганого фашизма, как сделали это они. — он поворачивается к Наташе. — Эту девушку, грудь которой вместо любви встретила вражеские пули, мы примем в наш отряд. Она встанет на место бойцов, павших за свободу Родины.

— Спасибо, — говорит Наташа.

— Завтра станешь комсомолкой, — решает Медведь. — Оспа, выдай новому бойцу Наташе обрез.

Соня спускается в овраг, припадая на раненую ногу. Оспа была от неё далеко и стреляла очередью по ногам, стремясь лишить жертву способности передвигаться. Только одна пуля попала в цель, но этого было бы достаточно, не сделайся Соня прозрачной как холодный воздух ночи. Соня могла исчезать полностью только в неподвижности, и пока Оспа осматривала кровавый след на траве, стоя всего в двух шагах от Сони, сидящей под деревом на опавших листьях, ей приходилось терпеть противную боль и зажимать рану на голени ладонью. Партизанка долго и молча изучала местность, пробуя кровь пальцем на вкус и водя дулом автомата по веткам деревьев. Когда она наконец ушла, матерясь и тяжело ступая сапогами в листву, Соня отпустила кровь спокойно стекать на землю, закрыв от боли глаза. Она не знала, сколько ещё партизан движется в ночном лесу и чувствовала себя усталой и несчастной. Она думала о том, что было бы, если бы она попала под один из ударов Маши и золотые эмальные звёзды навсегда остановились бы в её глазах.

— Тебе, наверное, всё равно, кто тебя хранит, — шёпотом обращатилась она к талисману, согревающему под кожей её детское сердце. — Ты такой же жестокий, как все, ты не умеешь любить меня.

Самое трудное для Сони то, что она не может подняться над вершинами облетевших деревьев и лететь на север, не деформируя свой путь из-за их прочно вбитых в почву стволов. То ли погода нелётна, то ли Соня истомилась до предела выниманием из пространства огненных колёс, как бы то ни было, ей приходится идти пешком, несмотря на хромую ногу и необходимость по возможности скорее убраться подальше от вражеского походного пути. На самом деле Соня мучается зря, потому что не знает истории партизанского движения края, иначе была бы спокойна, ведь партизан осталось всего пятеро и движутся они в противоположную сторону, тщетно силясь отыскать в дебрях времени своих испытанных боевых товарищей.

На дне оврага, где струится морозный ручей, холодно и сыро. В ручье Соня находит заснувшую до весны лягушку и ест её, согревая кусочки во рту прежде чем глотать. Она отламывает острый сучок и вытаскивает из ноги пулю, прошедшую голень почти насквозь и засевшую у самой кожи с другой стороны.

Соня выходит из оврага и идёт долго, так долго, что лес начинает редеть, будто устав изобретать перед глазами Сони новые деревья. Она снова чувствует на коже лица дыхание ветра и скоро проваливается в простор убранных комбайнами полей. Ступая босиком по отвердевшей от холода перепаханной под озимые земле, Соня думает о своём одиночестве во Вселенной, где отсутствует нежность настоящей жизни. Она думает об вымерших цветах, чьим бутонам уже не раскрыть навстречу солнцу своей крастоты, и об улетевших птицах, которым уже некуда возвращаться. Дождь кончился, из разрыва туч является луна, освещая поле и дерево, одиноко ростущее у обрыва времени, и ржавый трактор, погрузший колёсами в нейтральную полосу между небом и землёй.

Колхозный тракторист Фёдор Петухов отъездил на своей сельскохозяйственной машине двадцать пять лет. Трактор он любил как родную мать Евдокию Алексеевну, которая померла от душевного расстройства, когда Фёдор, по пьяни лёжа в поле, попал под сенокосилку и лишился обеих ног. В городской больнице Фёдору выдали вместо ног костыли, на которых он мог ходить, но не водить тяжёлую технику. Фёдор сразу начал пить самогон, не давая отдыха ослабевшему от казни телу, и очень быстро допился до бешенства, начал бить жену и детей, а под Новый Год даже дал по морде председателю колхоза коммунисту товарищу Гурину, когда тот пытался образумить Фёдора в отношении семейной жизни. По причине такого скотского поведения от Фёдора ушла жена, а прочие колхозники сторонились озлобившегося тракториста, который был вечно пьян и страшен в безудержном буйстве.

Однажды, когда надравшись по своему обыкновению до состояния злой свиньи, Фёдор ковылял летним вечером по околице деревни и нечленораздельно ревел пахабную песню, его внимание вдруг привлекли звёзды, рассыпавшиеся над крышами почерневших в наступающей темноте изб. Фёдор замедлил своё шкандыбание и вытаращился на светила, разинув рот, и тогда ему в глотку сильным толчком вдруг вошла бесовская сила безногого героя Великой Отечественной войны лётчика Мересьева. Осатанело заревев, Фёдор поскакал на костылях по капустному полю, мотая мордой и плюясь из разинутой пасти, словно пытался избавиться от вселившейся в него чертовщины. Посередине поля он совершил особенно длинный прыжок и, не удержав равновесие, с разгону повалился наземь, бросил костыли и пополз, загребая руками и отталкиваясь культями от почвы.