Преступление - Уэлш Ирвин
— Он еще ручонками махать будет, — рявкнул черноволосый, настоящий громила против мальчика. — Ишь, какой живчик, твою мать! — От хриплого хохота Рэю Ленноксу показалось, что ему на руки и на ноги плеснули кипятку.
Не выпуская бутылки, небритый спрыгнул с велосипеда (велосипед со звоном рухнул на землю), схватил Рэя за волосы и потянул вниз. Мальчик упал голыми коленями на острый, изгаженный гравий, перед глазами у него была стена полной темноты.
— Держи его за плечи, — велел небритый самому молодому из тройки, со светлым хохлом. Тот послушался, небритый ослабил хватку. Леннокс посмотрел в одну сторону, затем в другую. С того места, где он находился, света было не видно, ни в начале туннеля, ни в конце.
Небритый закрутил крышку на бутылке, сунул бутылку в карман. Рэй Леннокс, не сводивший глаз с потолка — ему казалось там, еще теплится свет, — заметил жирную черную грязь под нестриженными ногтями, желтые от никотина пальцы. Небритый расстегнул ремень и ширинку.
— Ну чего, небось не прочь, а? — прошипел он, почти заглушив крики и стоны Леса, эхом отзывавшиеся в туннеле.
— Нет... Мне надо домой, меня к чаю ждут... — молил Рэй и молился, чтобы хоть кто-нибудь пришел на помощь. Небритый заржал.
Ну, за чаем-то дело не станет!
Он спустил штаны и вытащил из трусов член. Член был огромный, вялый, но твердел буквально на глазах. Существо вроде змеи связанное с хозяином — и всё же самостоятельное, со своей волей. Такое было впечатление Рэя от того, что он увидел.
- Рот открывай, твою мать — прорычал небритый.
Рэй Леннокс зажмурился. В следующую секунду по челюсти ему пришелся тяжелый кулак. Из глаз полетели искры, затем наступила краткая, почти желанная атрофия всех чувств.
— Рот открывай, говорю!
Рэй затряс головой, уставился на человека в тени, попытался поймать его взгляд на мольбу в собственных глазах.
— Не надо, мистер, пожалуйста, не надо... Меня мама ждет...
Во взгляде небритого не было ничего, кроме пугающего, уничтожающего безразличия. Он достал из кармана бутылку, допил последний глоток, шарахнул бутылкой о стену. В руке осталась «розочка». Небритый поднес зазубренное горлышко к лицу Рэя, прижал стекло к его щеке.
— Открывай рот, или я тебе всю вывеску на клочки порежу. И Рэй Леннокс открыл рот. Небритый сунул свой затвердевший член мальчику в лицо, заставил его сначала испытать Приступ тошноты от вкуса и запаха мочи, затем — от инородного тела в горле. Рэй думал только об одном — о собственном носе, о том, как дышать через нос, все время через нос. Он пытался было кусаться, но небритый снова показал ему «розочку», и Рэй разжал челюсти. По щекам катились едкие слезы, грязные руки давили на плечи, загоняли голые коленки глубже в загаженный гравий.
Рэй давился и задыхался, но терпел. Слишком напуганный, чтобы понимать глумливые указания, мучительным саундтреком прилагавшиеся к кошмару, он мог только повиноваться. Небритый то и дело дергал его за волосы, угрожая лишить скальпа. Позже Рэй склонялся к тому, что у насильника был бирмингемский выговор. Рэй прокручивал в уме каждый слог раскидывал сеть шире — Уэст-Мидлендс? Промышленные районы? Пригороды Бирмингема?
Потом крики второго насильника, занятого Лесом, стали настойчивее.
— Я говорю, подсоби! У нас тут настоящий дьяволенок! Помоги его завалить, слышишь... — Дальше было произнесено не то «Билл», не то «Бим» -— наверное, кличка.
Небритый торопливо вытащил член, оставив Рэя кашлять и отплевываться и пытаться сделать вдох. Плечи ломило, колени были изодраны, в каждой волосяной луковице пульсировала боль. Рэй огляделся. Увидел, что стриженый подмял под себя Леса, хочет распять его на земле. Лес кричал, выл, ругался:
— ОТВАЛИ, ПИДОР ПОГАНЫЙ! РЭЙМИ!
Мучитель Рэя взглянул на него — и ударил по носу. Голова снова закружилась, из глаз посыпались искры. Рэй жалобно взвизгнул. На гравий закапала кровь.
— Подержи этого сукина сына, — велел небритый молодому, блондинистому. —- Он свое получит, только сначала мы вон тому козленку рога пообломаем!
И он пошел к Лесу Броуди.
Из-под покорно опущенных век Рэй изучал молодого, искал в его лице намеки на человечность.
— Мистер, отпустите меня, пожалуйста. Я никому ничего не скажу. Пожалуйста! — молил Рэй. Он заметил, что у молодого глаза незлые и вроде даже увлажнилась — в общем, молодой колеблется — и продолжал отчаянно: — Мне домой надо. Я ничего не скажу. Честное слово!
Оба, Рэй и молодой блондин, покосились туда, где небритый и темноволосый мучили Леса. Было темно, но Рэй видел дергающуюся голую Лесову ногу. Мы умрем, подумал Рэй. Перевел взгляд на молодого. Тот кивнул и разжал хватку. Рэй с трудом встал. Внезапно все мысли мальчика переключились на велосипед и последствия его потери. Он поднял велосипед, уселся и отчаянно заработал ногами. За спиной кричал Лес.
Проклятия перешли в мольбы: «Не надо, не надо», вскоре в голосе слышалось уже одно только неверие в возможность происходящего : «Нет... нет... Рэйми...»
- Ты, придурок, твою мать, давай за ним, — рявкнул на молодого один из двоих, как показалось Рэю, небритый. Он держал Леса за шею, вдавливал лицом в грязь. Молодой погнался было за Рэем, но быстро отстал — Рэй отчаянно крутил педали, икраножные мышцы едва не лопались, в легких кололо. Он вырваля из мрака на свет, процеженный сквозь кроны. Он мчался не разбирая дороги, не оглядываясь, пока туннель и его обитатели не остались далеко позади. Рэй перевел дух только на площадке, нависавшей над рекой, прямо над мостками, с которых обыкновенно удили рыбу. Рэй звал на помощь (тропа была пуста) и искал что-нибудь, что могло бы сойти за оружие (хотя и не сомневался: он не посмеет вернуться к туннелю один). Он поднял — и тут же бросил — две палки, бесполезные в его детских руках. Заплакал от бессилия и поехал к дороге. И тут на зеленой железной лесенке, ведущей от деревянного моста к тропе, появились они — двое мужчин, женщина и собака.
— МИСТЕР! — закричал Рэй. Неизвестные бросились к нему, он, задыхаясь, стал объяснять, что-то друга поймали и мучают в туннеле.
Последовал невыносимо долгий спор на тему, бежать ли спосать Леса или поискать телефон и вызвать полицию. В конце концов остановились на первом варианте. Рэя трясло и тошнило от ужаса при мысли, что эти благонамеренные граждане могут против тройки отморозков. Туннель оказался дальше, чем представлялось Рэю. Не успели они подойти к устью, как оттуда появился Лес. Прихрамывая, он толкал перед собой велосипед. На грязном лице виднелись следы слёз и побоев.
Лес приблизился — и едва не прошел мимо, словно не замечал никого и ничего. Вероятно, он был в шоке.
— Ты цел? — спросил один из мужчин.
— Цел, — буркнул Лес.
Мучители успели бесследно скрыться. Рэй молча радовался, что они вышли с другого конца туннеля. Взрослые хотели вызвать полицию, но Лес твердил, что он в полном порядке.
Мальчиков проводили до шоссе, откуда до дома было совсем близко.
— Что они сделали? — боясь услышать правду, спросил Рэй.
Лес стоял к нему в профиль, молча смотрел вверх. Слезы прочертили несколько светлых дорожек в липкой грязи на его щеках. — Они тебя били?
Лес вздрогнул, повернул голову и посмотрел на Рэя Леннокса так, словно видел впервые.
— Да, Рэйми. Только велосипед мой им все равно не достался.
— А больше они ничего не сделали? Потому что я подумал...
Лицо мальчика исказила ярость.
— Над нами поиздевались! Да, поиздевались. — Лес всхлипнул, в следующую секунду ярость нахлынула снова. — И тебе, Рэйми, лучше об этом помалкивать. Никому ни слова, слышишь?
- Я и не собирался говорить, — возразил Рэй.
— Ни Кертису, ни маме, ни даже папе, — твердил Лес. — Поклянись!
— Честное слово... Но надо же в полицию заявить.
— На фиг полицию! — рявкнул Лес прямо Рэю в лицо. — Поклянись, Рэйми!
— Клянусь, — произнес маленький Рэй Леннокс.
В тот вечер он сидел у себя в комнате и смотрел в окно. На небольшом столе, за которым он обыкновенно делал уроки, были разложены учебники. А еще там были два листа бумаги — заявление в одну из самых престижных школ Эдинбурга и список классических литературных произведений, которые Рэй должен был прочесть к вступительному экзамену в эту школу. Рэй порвал заявление на мелкие кусочки, скомкал список литературы, запихал бумажки в карманы шортов цвета хаки, а шорты — в нижний ящик комода, чтобы больше никогда не надевать.
