Попугай с семью языками - Алехандро Ходоровский
— Здесь все равны! И я не хочу быть постыдным исключением! Или я буду питаться, как вы, или умру!
И, закатав рукава измазанной в глине рубашки, она свернула шею крысе, выпотрошила ее, насадила на палочку, изжарила и, подавляя тошноту, вонзила зубы в мясо…
Изголодавшиеся рабочие зааплодировали и нетерпеливо последовали ее примеру.
Впереди показалось розовое сияние. Все устремились туда, и взгляду открылась невероятных размеров пещера, прохладная, с перламутровыми стенами, мостиками из камней, полная кристальной воды. Хорошее место для отдыха — и для обдумывания плана атаки! Лебатон объявил четырехчасовой привал. Перед тем, как заснуть, шахтеры выслушали молитву, прочтенную аббатом и монахами: бенедиктинцы окончательно завоевали симпатию всех, умело зажарив крыс на вертеле и приправив их взятыми Бог знает где пахучими травами.
Расхаживая между спящих, Попайчик бессонными глазами выискивал своего пса, ощущая себя одиноким и ненужным. Стоило им ступить под своды галереи, как Атриль и его подруга принялись обнюхивать все закоулки, резвиться в широких местах. От заразительного лая крысы пришли в хорошее расположение духа и в шутку принялись сражаться с собаками, позволяя им хватать себя за загривок и закидывать далеко. Серыми шарами грызуны падали на землю, поднимались, кусали собак за все семь лап. Наглядный урок того, как нужно себя вести: в самом опасном положении животные от души веселились… Сепеда обнаружил, что оба пса спят брюхо к брюху, переплетя лапы; рядом лежал с десяток крыс. Ангелочки, да и только. Попайчик не мог сердиться на Атриля или ревновать к черной суке, так как не принадлежал к беззаботному миру зверей, оставаясь человеком. Но и среди людей он не находил себе места. Никогда шахтеры не примут его за своего: он — карабинер и вышел из семейства карабинеров. Генерал Лебатон и поэты предпочитали не общаться с ним близко: действительно, экс-капитан за всю жизнь прочел лишь букварь и устав строевой службы, да и то по диагонали. С монахами разговор тоже не завязывался: Сепеда только получал от них благословения и помогал сворачивать шеи крысам. Он вздохнул. Лучше найти какую-нибудь лужу и полежать в ней, наслаждаясь приятной влагой. В детстве он, помнится, порой заходил в реку и делился с ней своими горестями.
Гигантская неосвещенная полость выглядела пустынной. Где-то в полумраке, за каменными утесами, блестела заводь, образованная падающими со сталактитов каплями. Попайчик снял обувь и грязный мундир, осторожно вошел в прозрачную жидкость, пока не погрузился в нее до пояса, — и завел беседу с водой. Глаза его понемногу привыкли к темноте, и один из камней в пруду неожиданно оказался доном Теофило: старая крыса принимала ванну вдали от многолюдного сборища, и у нее не имелось собеседника. По сравнению с другими животными, она была мыслящим существом, но шерстистое тело, приютившее этот разум, делало ее в глазах людей каким-то чудовищем. «Ты совсем как я… Мы — два изгоя… Нас приветствуют, нас терпят, но никогда не примут за своих.» Сепеда, позабыв о себе, проникся сочувствием к зверю. Вымокшая гладкая шерсть. Теофило казался брошенным ребенком. Уловив его взгляд, глубокий и чистый, как воды пещеры, Попайчик едва не разрыдался. Крыса дала себя слегка погладить, но скоро выскочила из водоема. К Попайчику возвратилась печаль: его отвергли! Другого товарища ему не найти. Но тут дон Теофило появился среди завихрений, создаваемых каплями, и протянул ему лапку: в когтях у него были зажаты несколько пятнистых грибов. Значит, мы скрепляем дружбу, поедая эти плоды подземного мира? А почему нет? И Сепеда прожевал один гриб. Брррр! До чего же горький! Но делать нечего, не обижать же друга. Пришлось сделать усилие и проглотить. Горечь проникла в желудок, и Попайчику сразу же страшно захотелось вымыться как следует. Он захватил в пригоршню гладких камешков и стал энергично тереть себе кожу. Через час таких упражнений голова его кружилась, а камни казались изумрудами. Сквозь их зеленое сияние он увидел, как вода понимается и собирается горкой под животным, образуя подобие прозрачного трона. Оставалось лишь встать на колени. Со скрещенными передними лапками крыса выглядела вполне по-королевски. Не отводя взгляда от видения, Попайчик заплакал. Сколько благородства, сколько смиренной мощи, сколько величия прозревал он в этом существе, закаленном в непрестанных трудах! Ему были различимы все части серого тела: сетка шрамов обозначала многочисленные схватки, следы острых зубов говорили о не раз испытанной смертельной опасности, пятна были свидетельствами болезней, морщины — знаками голода, лишений, но, прежде всего, — внутренних страданий. Начав свою жизнь простой помойной крысой, Теофило шаг за шагом прошел через тысячу жизней и тысячу смертей, преодолел все пределы, развил в себе умственные способности путем жертв и добровольных страданий, скрывая бьющий из него свет — стрела в воздухе, змея на камне, судно в океане, — заметая следы, обрубая корни, выбрасывая балласт, претерпевая постоянные изменения. Да, перед человеком стоял настоящий титан. Как только крыса могла совершить такое?! Превзойти человека, изначальное расстояние до которого — как до луны! И снова Попайчик залился слезами, углядев глубочайшее одиночество своего друга, окруженного низшими существами, вынужденного нести свою тайну, словно крест, немого из-за необычайно развитого слуха… Броситься в его объятия, немедленно! Но бывший капитан превратился в статую. Приложив невероятные усилия, он оказался на водяном троне, внутри Теофило, а прямо напротив стояло на коленях его собственное тело, белые глаза которого были раскрыты так же широко, как и рот. Это чувство он уже испытывал. Бурное пенистое течение некогда позволило ему перевоплотиться в Атриля, понять, что есть сознание собаки. И вот он может — если только разум его не замутится окончательно — воспринять послание великого наставника. Грызуны — не враги людям, а наоборот, явились им помочь; в некотором роде они заменяют конницу. Он путешествовал по земным путям, пробираясь между человеческих ног и потоков серых созданий. Он пересек из конца в конец всю галактику, сея жизнь на вселенских просторах. Поглядев на своего двуногого приятеля, он преисполнился сочувствием: простодушный, добродушный, прямой. Животное по имени «человек» было прекрасно. Следовало вести его за собой, откликаться на его зов, стать подлинным Наставником. Когда Попайчик проснулся, на голове у него дремала серая крыса. Он улыбнулся, так как обрел товарища — и теперь был готов сражаться за него до последнего
