Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 2. Статьи и письма - Илья Михайлович Зданевич
Большинство современных литераторов, именующих себя футуристами, не примыкая к последним никакой стороной своего творчества (так как в них нет элементов, ранее не существовавших и совершенно новых, возникнувших сейчас и предназначенных для будущего), есть не что иное, как обновлённое декадентство.
Все эгофутуристы, борцы с общественным вкусом и т. д. во главе с Игорем Северяниным88, Хлебниковым89, Гнедовым90, «Бубновый валет»91 и «Союз молодёжи»92 не что иное, как недожатое декадентство. Но какое отношение могут иметь они для утверждения новых форм искусства?
Вот это-то и они сами великолепно понимают, потому что в целом ряде диспутов и докладов не было выставлено ни одного своего положения. – Обыкновенно после перечня заслуг современных новаторов начинаются нападки на отжившие направления и отошедших художников, на чём уже и зиждутся все споры и разногласия. Явление весьма печальное, где сам лектор своими знаниями и достижениями не превышает уровня аудитории.
Дальше идут – брань по адресу старого искусства, заверение, что мы де самые левые, просьба у общества поддержки новому искусству и т. д.
Нелепее всего эта «поддержка общества». Какое там общество, когда идёшь, действительно, вразрез с его вкусами?
Это происходит одинаково и в живописи и в литературе.
В живописи, несмотря на бессвязную болтовню, они дальше поверхностного кубизма не идут, как в своё время не шли дальше «импрессионизма Бродского».
Первыми докладами, посвящёнными современной живописи, были доклады, прочитанные о творчестве Михаила Ларионова (Свободная эстетика в Литературно-художественном кружке) осенью 1911 года93. Доклады, правда, довольно неудачные. – Затем доклад в Обществе Союз молодёжи в Петербурге, прочитанный г. Бобровым94, также неудачный и мало разъясняющий то, что носит название нового искусства. Но так или иначе эти доклады положили начало всем диспутам и лекциям на тему о новом искусстве. – Первые два доклада были опытом, показавшим, что сейчас в широкой публике есть интерес к новому искусству, и уже после этого пошло настоящее торжество посредственности, примкнувшей к новому искусству, ничего не сказавшей о нём и заменявшей все доклады несколькими фразами из Мутера95 и Мейер-Грефе96, относящимися больше к барбизонцам, Еженю Делякруа, немножко Мане и ещё более отдалённым эпохам. Понятно, всё переплеталось руганью по адресу так наз<ываемых> врагов, т. е. художников и писателей, имеющих громкую известность, – это уже для возбуждения негодования тупых буржуа и для эффекта.
Таковы были диспуты «Бубнового валета» в Москве97 и «Союза молодёжи» в Петербурге98.
Докладчиками не было выставлено, так же как и в литературных диспутах, в живописных, ни одного положения, не только своего, но даже толково понятого чужого. Кроме слов «мы первые открываем путь»99, причём самый путь совершенно не указывался, ничего не было сказано. – Но на слово даже собравшаяся малокомпетентная в вопросах искусства публика не верит. Да и какой, действительно, смысл объяснять всем этим людям значение нового искусства, когда оно для самих докладчиков мало ясно, и только очевидно их желание во что бы то ни стало принадлежать к левым художникам. Но кто же виноват, что для этого у них мало данных? Неприятнее всего то, что желая показать свою безусловную принадлежность к новому искусству, они не стесняются это свидетельствовать руганью всего старого, от форм которого они сами ещё не ушли. Узнав о каком-нибудь направлении, стараться быть обязательно левее не плохо, но очень комично, когда из этой левости при ограниченности данных получается не более как полевевший Репин, ставший с радостно глупой охотой в армию протестантов.
В этом и заключается вся левость групповой совместной работы как «Союза молодёжи», так и «Бубнового валета». – На диспуте последнего было заявлено о полной несостоятельности и абсурдности учения футуристов100 и презрение ко всякой литературности в живописи101. Сами же они далее академических перекладок на новый стиль не идут. С лёгкой руки салонного Матисса, решившего воспользоваться новейшими завоеваниями для спасения академии и пытавшегося оздоровить её формы красочным вареньем, которое с упорством составляет из остатков неоимпрессионизма, расплодилось теперь много безнадёжных живописцев, именующих себя живописцами по преимуществу. Преимущество же их только в том и заключается, конечно, перед теми, кому они пытаются объяснить задачи нового искусства, что та же старая академия их хоть кисть в руках выучила держать – а их слушатели и этого ещё не постигли.
Я вообще удивлюсь, что подобные доклады не имеют ещё большего успеха.
Нельзя в одно и то же время ругать что-нибудь и как раз это же и делать: обивать пороги художественных школ и восставать надоевшими стереотипными фразами против академии102, ругать В. Брюсова и льстить ему в одно и то же время. Это лучше всего показывает, к какому направлению подобные господа принадлежат – подобное направление существовало во всех искусствах и во все времена – Андрей Белый дал ему подходящее название «обозная сволочь».103
После Грифа104, это декаденты второго призыва – милая пошлость, возродившись и ожив в свежем провинциальном теле, ещё просуществует несколько лет.
Диспут, посвящённый футуризму и лучизму, устроенный в Политехническом музее группой «Мишень»105, был верхом напряжённости и враждебного отношения публики. Окончился он грандиозной дракой. С лёгкой руки Ларионова пошли эти доклады, и больше всего на них он вызывал возбуждения, им же и закончились, грандиозным скандалом. – На этом диспуте И. М. Зданевичем был прочитан очень обоснованный и серьёзный доклад о футуризме, повторенный им в Петербурге106.
Самым последним в сезоне был доклад В. Шершеневича107, озаглавленный «Златополдень русской поэзии» (о футуризме)108. Доклад прошёл оживлённо, но нового ничего не дал.
III
Парфюмерных дел мастер Бальмонт109 в лице г. Хлебникова нашёл себе достойного продолжателя110, не менее блудливого и подмешивающего в свои стихи Блока для большей приятности букета.
В своём:
На острове Езеле
Мы вместе грезили.
он показывает себя достойным своих учителей, так же как в других вещах показывает достойным учеником Вячеслава Иванова111. Слюняво сюсюкающий русский стиль со всеми вывертами славянско-русских слов в «Девьем боге»112 великолепно обрисовывает этого «футуриста», недаром его поэзия производит такое отрадное впечатление на г. Городецкого113.
Неизвестно почему вся пиитствующая и живописующая группа борцов с общественным вкусом114 вообразила себя врагами старой школы, когда в общей сложности их поэзия такая сплошная
