Алексей Цветков - После прочтения уничтожить
Следующий вопрос телевидения был о значении тех майских баррикад для нынешних антиглобалистов, на форум коих я сюда и приехал со своим транспарантом. Андрей знал, о чем спрашивает, — я написал для «Завтра» программную статью «Призрак антиглобализма», а Лошак назвал так же на НТВ свой фильм. Мне позвонили от Парфёнова и попросили назвать главный символ антиглобалистов. Как и положено в отношениях с большими медиа, я ответил первое, что пришло в голову: «Возьмите глобус, оденьте на него черную маску уличного бойца, пусть в прорези будет видна страна, про которую ваш сюжет, и не забудьте сказать….» Было весело и приятно смотреть, как Парфёнов с видом просветителя демонстрировал зрителям глобус в маске и пересказывал этот бред. Так родился новый «символ антиглобализма».
Отвечая Лошаку в радужно-равнодушный пузырь телекамеры, в которым спрятались миллионы телеобывателей, я почувствовал, как занимаю место, ожидавшее меня столько лет, а я не торопился, откладывал, не денется. Из экстремиста-писателя в писателя-экстремиста переучиться никогда не поздно и лучше никогда, чем слишком рано.
Я занялся русским фронтом в издательстве Ильи Кормильцева. Его песни я когда-то считал образцом радикальной лирики. Двухтомник современного анархизма, с которого я начал у Ильи, попал в список книг, официально «не рекомендованных» (т.е. запрещенных) к распространению. Главное в работе, если уж без неё нельзя обойтись, это удовлетворение своих склонностей. Когда сообщаешь автору: «Да, я читал ваш роман, он не к нам», повисает тишина, равная самому большому кругу на воде от брошенного туда камня. Эти трагические паузы насыщают мой садистский инстинкт. Ну и, конечно, «рукописи не горят» — отвечает редактор изождавшемуся автору, если хочет его добить.
Я даже постарался обрасти обычными тревогами фрилансера: то журнал «ОМ» напечатает цикл твоих статей весом больше тысячи условных единиц гонорару, да и закроется, так ничего и не заплатив, то вполне вроде бы приличная газета опубликует пару познавательных страниц из твоей книги, поставив сверху фамилию некой своей сотрудницы.
С ближайшими друзьями мы все-таки построили социализм по отдельно взятому адресу. Книжный магазин «Фаланстер», где все работники — собственники, нет начальства, а вместо зарплат — твоя доля прибыли по числу отработанных дней. Магазин регулярно обыскивают и штрафуют на предмет экстремизма. Изымают наугад. Первой, помнится, под милицейское подозрение попала «Энциклопедия секса»: действительно, мало ли что напечатают под такой обложкой? В «Фаланстере» на литературных вечерах и книжных презентациях я вербую в революцию издателей, глянцевых редакторов, критиков, кураторов. Иногда им нужно почувствовать себя «в заговоре» против тех, кто купил им всё. Для них это нечто вроде самотерапии, хотя меня вообще не очень интересуют их мотивы. Один такой, завербованный, издатель — серия, один совращенный редактор — рубрика или как минимум статья о целительных свойствах больших идей и непреодолимой красоте баррикад. Почему я не агитирую у проходной завода с листовками? Во-первых, я там уже был не раз и не два, а во-вторых, у меня там хуже получается.
В кармане военной гдровской куртки я зашил и ношу на счастье ощутимую монету, подарок барселонских друзей. На стертом увесистом кругляше с профилем испанского короля выбито отменяющее всякую стоимость клеймо СNТ — маленький памятник эпохи уличных боев в Испании.
Судьба свела нас с Даниэлем Кон-Бендитом в московском клубе «Улица ОГИ». Я вручил ему листовку, которая называется: «Бывшие левые должны гореть в аду!». Ещё не заглянув туда, он добродушно протягивает мне руку, но я вежливо от неё отказываюсь. Прочитав, он говорит, что теперь чувствует себя, как дома. Клуб наполнен идеологическими лакеями капитализма и студентами, мечтающими, если повезет, занять место этих лакеев лет через пять. Кон-Бендит приглашен, как лидер «майской революции» 68-ого года, а ныне глава немецких зеленых и депутат Европарламента. Хочется дать ему в морду, но это будет дешевый самопиар и избиение старика. В листовке мультяшный дьявол из «Соут парка» перечисляет грехи увядшего революционера: одобрение военной агрессии в Югославии и Афганистане, антисоциальная политика и такая же евроконституция, мутация зеленых в сторону парламентской безобидности. Всё выступление «легенды 68-ого» сводится теперь к самооправданиям по пунктам листовки. Он долго объясняет, что сербы массово насиловали хорватских женщин и этому стоило помешать. «Бомбардировками?» — кричу я из зала, сложив рупором руки. Кон-Бендит вздыхает и говорит, что он лично был против бомбардировок с воздуха и выступал только за наземную операцию. Теперь смеется весь зал. «Потише» — шикает на меня ведущий со сцены. Я показываю ему фак. Он показывает фак мне. Легенда пробует говорить дальше, но несколько товарищей в зале взрывают вонючие бомбы и запах сероводорода аннулирует всю оправдательную речь. «Если вам так невыносимо слушать, что я говорю, может быть, вы займете моё место и выскажетесь?» — выходит Кон-Бендит из себя. «Иногда лучше нюхать, чем говорить!» — отвечает компания бомбистов. Я поднимаю руку, чтобы задать свой вопрос. «У вас никогда не будет здесь слова!» — демонстрирует принципиальность ведущий. Я держу руку в течение часа. Мой вопрос очень простой и житейский: кто из ваших товарищей по 68-ому остался вашим другом, а кто стал противником, и кого из них сейчас больше? Кон-Бендиту остается хорохориться и говорить, что он чувствует себя здесь, как тогда, в 68-ом году, и что он сам был таким же, как мы. Всем, кроме меня, в этом клубе спрашивать разрешается. Левых интересует: считает ли он капитализм тоталитарной системой? Знает ли он, что в нынешней России средняя зарплата равна двумстам евро? Как он себя чувствует, посылая евросолдат «устанавливать мир»? Кон-Бендит отвечает на это, что он всегда был за права гомосексуалистов, против войны в Чечне и у него нет «Мерседеса». Правых интересует только одно: неужели действительно Турцию так скоро примут в Евросоюз? Кон-Бендит успокаивает их: нет, не раньше чем через 15 лет. Перепуганные «нарушением правил» ведущие сворачивают разговор и отключают микрофоны. Кон-Бендит протестует, он готов «общаться до трёх ночи». Ведущие объясняют ему, что это тоже не по правилам.
Сколько весит (чуть не написал «стоит») мой череп? Пока живешь, это трудно узнать, однако я по-прежнему готов метнуть его в наступающего противника, надеясь ушибить кого-нибудь, создать в их шеренге брешь, одну из многих, необходимых для ответной атаки. Я обещаю себе выйти, когда понадобится, с чем-нибудь удобным в руке. Нет ничего важнее справедливой войны. Нет большего удовольствия, чем страх в глазах противника, ещё вчера считавшего себя твоим господином. Я вряд ли обменяю свою святую ненависть на деньги. Переделывая Брехта: удовольствие от обладания банком никогда не сможет сравниться с удовольствием от уничтожения банка. Радость революции перевешивает все её неизбежные издержки.
Человеки изобрели караоке-жизнь, где текст дан заранее и главное попасть в ритм ориентирующей строки на экране. Текст, конечно, бывает разный, важнее него сам принцип предсказуемости. Вечером, возвращаясь из офиса, рассматривая стандартный биг-мак в своей руке, я говорю себе: «Вот моя доля вселенского пирога», но не очень-то с собой соглашаюсь. Это так важно, вовремя возразить, провести баррикадную линию через себя. Сиреневый расплыв в верхних окнах — отраженная реклама фирмы, известной всем на планете Земля. Похоже на баррикаду, охваченную фиолетовым пламенем забвения. «Нулефицировать» — выражается один мой знакомый по прозвищу «Буратино Карлович», большой человек в уважаемом банке, обслуживающем как раз эту компанию, искаженную оконными стеклами. «Нулефицировать» — часто повторяю я про себя. Про себя?
В мире, который — товар, у каждого должна быть правдоподобная специальность. Стараясь не менять взглядов, я занялся литературой. Своей и чужой. Занятие с очень милосердными правилами. В литературе, если ты умный человек, это скорее всего заметят вслух, а если глупый, скорее всего не станут глумиться публично. Воспитанные же все люди.
Баррикады? Я желаю их вам. У меня их было достаточно. По телевизору показывают антинатовское восстание в Ираке через год после оккупации. Баррикады вокруг мечетей сложены там из бетонных блоков, покрытых арабскими лозунгами, и по ним лупят американские БТРы. Пули отскакивают от букв, коверкая строку. И этот пулеметный стук мешает мне написать запланированную с самого начала последнюю фразу: «И теперь я могу спокойно заняться литературой».
Глава восемнадцатая:
ВТОРОЙ РИМ В АПРЕЛЕ
или
НАСТОЙЧИВОЕ ЧУВСТВО ВСЕВЫШНЕГО
Четыре дня в Стамбуле стоили меньше четырех сотен долларов. Включая перелет, отель в центре, хорошую местную еду, баню, билеты в главные музеи, разумные пожертвования в мечетях и минимальные сувениры.
