Дж. Т. Лерой - Сара
Ле Люп с шумом передвинул кресло на веранде.
— Ну, что ж, посижу, послушаю, что вы расскажете. Пусть каждый, кто пострадал от этой напасти, выступит сам. Давайте, смелее! Я знаю, вы все не из робкого десятка. Стелла?
Стелла только сухо закашлялась в ответ.
— Может, ты, Петуния? Слышал, как ты вымогала деньги у паломников — но разве это может сравниться с затратами на косметику и платья для телевизионщиков, которые — вот досада — так и не прибыли поглядеть на наше чудо. Ах, как жестоко она разочаровала нас, черная змея! Какие мы понесли убытки! Во всем этом чувствуется коготь Сатаны, спланированная работа Супостата и Архиврага.
Стелла зашлась в усердном кашле, словно это могло сделать ее невидимой.
— Ну, давай же, Стелла! Петуния! Начинайте выражать свое возмущение! Только не рассказывайте, что вы стали такими скромницами в моем присутствии. А ты что как воды в рот набрала, Мери Блаженная? — Кресло под Ле Люпом скрипнуло, когда он развернулся к ней. — Слухи до меня дошли, хоть я никогда особо не верил слухам, что ты вместе со всей честной компанией неплохо поторговала картофельными чипсами. Видно, осталось еще несколько мешков, и у тебя от жадности бельма раздуло, как у слепого в повязке. Какой удар по финансам — не иначе дело рук властителя ада!
Я услышал, как Мери Блаженная пролепетала что-то в ответ.
— Сама знаешь, лучше тебе помолчать — потому что ответить нечего! — сказал Ле Люп с сардоническим радушием. — Ну же, давайте! Я же за вас рассказываю все, что натворила здесь черная змея! — Он топнул в крыльцо. — Несите свои факелы, кидайте! Вперед! Никто не хочет?
Сердце мое замерло после этого откровенного предложения сжечь меня дотла. Я ловил малейший шорох в ответ на его приглашение.
Ле Люп встал.
— Лаймон! — послышался его зычный рев — словно бы он узнал давнего знакомого с расстояния в километр. — Лаймон! Возьми факел и выкури это зло из моего дома, ты же хотел? — Ле Люп двинулся к двери. — Ведь маленькая девочка… — последние слова он выговорил с нескрываемым сарказмом, — оскорбила тебя в лучших чувствах, не так ли? — Ле Люп ударил кулаком в дверь. — Ты же просто хотел поиграть с ней, в отсутствие папочки — и какая досада! Какой кошмар! Представляю, как ты был разочарован, и скорблю вместе с тобой, Лаймон. — Тень от головы Ле Люпа закачалась из стороны в сторону… — Что скажешь, повар?
Последовала долгая пауза.
— Ну, кто из вас?
Только сверчки и далекий волчий вой отозвались на эти слова.
— Ну что ж, тогда я расскажу вам кое-что.
Не успел я и глазом моргнуть, как Ле Люп выволок меня наружу, и я повис в его лапах посередине дверного проема.
Все ахнули. Я уставился на свои голые ноги, производившие странное впечатление на обыденно сером крыльце.
— Позвольте представить, — Ле Люп выдержал паузу, после чего задрал мне подбородок. — Сэм.
Стало так тихо, что можно было услышать, как потрескивают факелы. Мой рассеянный взгляд прошел над головами толпы и языками огня и остановился на далеких горах.
— Теперь, раз никто из вас не решился поджечь эту… — он дернул меня за руку, и я сделал неверный шаг вперед, — черную змею… то, полагаю, с этим можно покончить.
Освещенный щепкой луны, ветер играл травой на плато, отчего казалось, в ней возятся невидимые существа.
— Теперь, если вам захочется найти Сэма, вы можете отыскать его на стоянке Стейси. Договаривайтесь с ним или непосредственно со мной, согласно почасовой оплате. Лаймон, тебе все ясно?
В толпе раздался сдавленный смех, тут же проглоченный жуткой тишиной ночного болота.
Краем глаза я заметил, как Ле Люп обводит взором толпу.
— Ну, что ж, тогда… по койкам, господа.
С этими словами Ле Люп развернулся и исчез в доме. Вместе со мной.
— Оденься, — Ле Люп указал на сложенные джинсы, майку и стоптанные кроссовки. — Старые шмотки Пух будут тебе в пору, — сказал он и удалился на кухню, где сел с мрачным видом за стол и налил себе виски.
Прошло долгое время, прежде чем я натянул джинсы, втискивая в них ноги с опаской, словно в каждой штанине таилась неведомая угроза. Сколько я ни дергал молнию — ширинку словно заело. У меня перехватило дыхание. Словно из комнаты выкачали кислород — безмолвный крик застрял в моей груди.
— Надевай эти чертовы шмотки, — рявкнул Ле Люп из угла.
Пыльный комочек перекати-поля прилетел, кувыркаясь, к моим ногам из сора на полу. Я узнал в нем клок моей бывшей золотой шевелюры. Впечатление было такое, словно бы в меня вдруг впрыснули шприц с ядом. Пальцы оцепенели. Затем отказали ноги. Рухнув на колени, я почувствовал, как что-то оборвалось во мне, вместе с рыданием вырвавшись наружу.
— Ты что там устроил? — завопил Ле Люп, вскакивая.
Но истерика уже овладела мной.
— Надевай эти чертовы шмотки! — Ле Люп стал наступать на меня, громко стуча башмаками. — Сейчас же!
Я глотнул воздуха, прежде чем следующая волна истерики накрыла меня.
— Черт тебя раздери! — заорал Ле Люп, замахиваясь стаканом. — Будь ты проклят! — Он с воплем метнул стакан, который, описав дугу разбился от меня в добрых пяти футах. Еще раз послав проклятие, Ле Люп выбежал из амбара, хлопнув дверью.
Я стал работать на стоянке за флигелями, укрытыми лавровыми зарослями, к которым подходила пыльная дорога. В сцепках дырявых трейлеров, только и ждущих первого урагана, чтобы закончить свое жалкое существование, со мной проживали еще шесть ящериц. Все парни. Стейси — лысый, заплывший жиром, с выщипанными бровями — по слухам, бывший дальнобойщик был главой этого петушатника. Он просиживал до поздней ночи в грязном кресле с откидной спинкой, распределяя заказы на мальчиков по рации и просматривая все мировые мыльные сериалы по спутниковой антенне. Не зная ни одного иностранного языка, Стейси всегда безошибочно чувствовал, когда нужно смеяться, плакать или напряженно грызть ногти. Впоследствии, восхищенный какой-то злодейкой из португальского мыльной оперы, он заказал себе курс «Португальского для дома», чтобы озвучивать ее проникнутые ядом речи по одному выражению лица.
Мальцы Стейси спали в гамаках на заднем дворе. Я был младшим в бригаде, но никто не брал меня под крыло. Ко мне относились со сдержанным равнодушием.
Двое из ящериц были абсолютно безнадежными алкашами, сидевшими на самогонном виски: их заработков хватало как раз на то, чтобы покупать его по безбожным ценам у Стейси. Еще двое были «брошками», забытыми в «Трех Клюках» своими бывшими любовниками-дальнобойщиками. Все их существование заключалось в том, чтобы топить свои печали в полиэтиленовом пакете с клеем или другим пахучим растворителем, которыми также торговал Стейси. Стоило все настолько дорого, что ребята давно были по уши в долгах. Так что никто и не мечтал выбраться отсюда, когда-нибудь расплатившись, — да и все равно, податься было некуда.
Ближе всех мне по возрасту был малолетний воришка, в конце концов пойманный на подоконнике «Трех Клюк» с книгой учета выручки и десятком банок печеночного паштета. Как и остальные, включая меня, он был обречен оставаться здесь до выплаты долга.
Мы, точно пожарные, сидели, ожидая вызова по рации. Хотя особого спроса на нас не было. Так что обычно все отсыпались в своих наркотических грезах либо просиживали перед телевизором Стейси.
Чаще всего клиент валил из тех, у кого не хватало денег на оплату женских услуг — проституток с главной стоянки, — или же надравшегося и озверевшего народа, которому все уже было по барабану.
Никакого деликатного обхождения не предусматривалось. Перед выходом на «кабинное свидание» я глушил себя несколькими глотками пойла или занюхивался клеем из пакета, расплачиваясь с пацанами заныканными от Стейси бабками. Он несколько раз ловил меня на том, что я приношу не все деньги, и здорово отметелил, но не настолько, чтобы отбить охоту к приключениям.
Клиенты со мной не цацкались. Они скручивали меня в бараний рог — как баранку во время крутого поворота. Они поносили меня на чем свет стоит, когда были пьяны и также яростно ненавидели, если недопивали. Уже спустя несколько недель я забыл прежние уроки Глэда о вежливом обхождении и непринужденном взимании чаевых. Новые университеты стоили мне нескольких фонарей под глазом и какого-то количества выбитых зубов. Наконец я сообразил, откуда берутся ящерицы без сутенерской защиты, что вылетают из машин, точно снаряд из пушки. От такой клиентуры лучше убираться поскорее, поскольку ты для них — профессиональный пидар, чмо — и больше никто.
Нас так здорово колошматили, что Стейси почти не приходилось добавлять или жаловаться на нас Ле Люпу. Стейси просто выдавал ключ от аптечки первой помощи и даже не предполагал, что мы выжираем обезболивающего аж по девяносто таблеток.
