Ирвин Уэлш - Клей
– Нет, не думаю, – сказала и ушла.
Терри взглянул на меня через стол:
– Да, – говорит, – язык у тебя подвешен как надо, Карл. Они прямо чуть к ногам твоим не пали.
Вот он, лоусоновский рай: пофачился и пивко посасывать. А мы дрочим.
Мы взяли ещё по паре. Хорошо сидим, с пивком, на спокойствии, перекидываемся шуточками, время для нас остановилось. Я, правда, чувствовал себя порядочным гондоном из-за истории с Биллиной сумкой. Он всё никак не успокоится: кроет грёбаного кота и сокрушается о сбитом режиме тренировок. Пару раз я чуть было не сознался, что, конечно же, было бы ошибкой, поэтому решил отправиться в пластиночный мгазин, который засёк по дороге, послушать местного техно, пока не распустил язык по пьяной лавочке. Голли не против, он вообще витает где-то, Билли тоже пофиг, а вот Терри отпустил комментарий, который я оставил без ответа. Никогда не знаешь наверняка, прикалывается он или говорит всерьёз. Скоро ему встречаться с тёлочкой, так это он, наверное, подзаводится, тренируется перед прыжком.
– Как ты себя ведёшь, Лоусон, дрянной мальчишка! – крикнул я, отчаливая, на что Билли и Голли засмеялись, а Лоусон поднял два пальца вверх. Реплика из далёкого прошлого, ещё, думаю, из школы.
Через некоторое время я встретился с ними, и мы направились к Вольфгангу и Марсии. Терри хату одобрил, но долго не задержался.
– Город ждёт, я должен выполнить свои половые обязательства, пацаны. К ночи не ждите, – самодовльно ухмыльнулся он, уходя.
Мы дали ему адрес и рассказали, как добраться, Билли даже нарисовал подробнейший план. Мы решили дать нашим хозяевам передохнуть и отправились на прогулку. Далеко не поехали, отправились на местности в традиционный паб: большие деревянные столы, скудный декор.
Мы ни хера не поняли в меню, а из персонала и посетителей не нашлось никого, кто говорил бы по-английски. Это ж было захолустье. С таким же успехом можно было бы ожидать, что в пабе где-нибудь в Пиблз или Батгейте с тобой с ходу на дойче зашпрехают. Голли неплохо говорил по-немецки, но и он ни бельмеса в этом меню не понял. В итоге мы решили заказать наудачу. Бирреллу досталась куча сосисок, Голли принесли яйца с капустой и рисом, а я получил большой кусок говядины с подливой и чем-то похожим на соленья. Мы всё перемешали и поделили, так чтоб всем было по кайфу. Затем мы вышли и переместились в бар понавороченней, на берегу озера, – смотреть, как старые богатенькие в костюмах постельных тонох выгуливают своих облезлых собачонок, и яхты пришвартовываются к пристани, и солнце садится за Альпы, как лейтская шлюха на дымящийся штырь.
Воздух стал прохладнее, поэтому мы ушли с террасы вовнутрь и выпили ещё по паре кружек. Потрендели чутка, погнали на Терри, ведь его не было. Билли всё зевал, а Голли скоро начал меня конкретно доставать: пьяный, расхристанный, порет всякую хуйню, задаёт одни и те же вопросы, повторяет всё по многу раз, брызжет слюной. Полный набор того, от чего мы думали избавиться, начав принимать экстази. В итоге мы решили, что ему пора домой. Дома я быстро и крепко заснул меж простынями. Вот что значит чистая совесть.
Посреди ночи меня разбудил Терри, нашёл-таки дорогу домой. Сучара заполз ко мне в кровать.
– На хуй, Терри, вон твоя кровать… – говорю, но он – ноль реакции. Я не хочу спать в одной постели с этим грязным порочным упырём. Я поднялся и запрыгнул на его кровать. Ноги застыли от влажного холода. Вот мудило раскудрявое, обоссал собственную кровать, гондон.
Крайняя плоть
Ну и ночка была – жуть. Терри, сука, заебал. Он даже с места не сдвинулся, так что переворачивать матрас обоссанной стороной вниз, снимать и сушить на батарее бельё пришлось мне, пока этот колдырь лежал в коме. Пиздец. Я выдернул из-под него простыню, снял покрывала и заснул на перевёрнутом матрасе.
Утром я проснулся, и взору моему предстал Не Слишком Тощий Лоусон в коротких запачканных трусалях. Я пошёл к Билли и Голли. Гэллоуэй уже встал, а выглядит, будто и не ложился. Сидит читает немецкий разговорник. Билли мучительно долго поднимается и с трудом натягивает спортивный костюм. На мои жалобы он лишь бормочет «край» или «беспредел» и отправляется на пробежку.
Я спустился на кухню выпить кофе. Марсия уже там, она сказала, что Вольфганг отправился на встречу с адвокатом по поводу продажи дома. Поддерживать вежливую беседу удаётся не без труда: совершенно очевидно, что наше присутствие этой фрейлен нежелательно, как и ей понятно, что мы это знаем и что нам похуй. До неё дошло, что устыдить нас, чтоб мы упаковались и слились, просто невозможно, так что остаётся дни считать.
Мы отправились в местный паб. День выдался чудесный, время подошло к ленчу, и в битком набитом биргартене мы уселись рядом с двумя дяханами. Я сижу молча и думаю об этой части света, о её красоте, о том, что эта земля стала «центром движения», как сказал мой старый кореш Топси, возбуждённый известием о предстоящем мне путешествии.
Терри видит, что я на него затаил. Не для того я приехал в Германию, чтобы ссаки его обтирать.
– Эти немцы – твои друзья, Карл, так что, думаю, они скорее простят нас, если узнают, что это ты нассал в кровать. Это будет тактически верный ход.
– Я их не знаю, Терри, мы только познакомились, и не я обоссал их кровать, а ты.
Терри поднял руки вверх.
– Ну что, бля, ты теперь меня весь день пилить будешь? Международное содружество единомышленников и музыкантов по всемусвету, Юарт, – это же твоя тема, – говорит. – Я тебе вот что скажу: хорошо ещё, что я не остался у своей новой тёлочки. Вот был бы номер, если б я в её кровати обоссался. Но мы вернулись на фест, а потом она запихнула меня в поезд. Это всё, что я помню. Слава яйцам, хороший таксист попался…
– Когда вернёмся, разберёшься с бельём, Терри, ладно?
– Да угомонись ты, псих ёбаный, – выдал он и подмигнул, – ты-то получше койку себе забарахлил. Уж не знаю, что там эта Марсия. Душноватая она, но хороший размер все вопросы решает.
– А ты решишь вопрос с бельём. Так?
Ноль внимания, сука.
– Может, позвонишь маме в Саутон-Мейнз, чтоб она приехала и выстирала его за тебя? – рявкнул я.
На минуту Терри задумался, как бдуто рассматривал такую возможность. Потом повернулся и завёл беседу с дяханами, соседями по столу.
Гондон. Голли сидит в дурацкой бейсболке. Вчера купил. «Байерн Мюнхен». Потому, наверное, что они (к счастью) вышибли нас из Европейского кубка. Смотрится он в ней, как нуждающийся в социальной защите. В такой кепке мало кто прилично смотрится. Особенно радуют придурки, которые переворачивают их козырьком назад и пучок волос сквозь дырку просовывают. Он хоть от этого воздержался. Будет кому пожечь старые фотки, это точно. Он, как обычно, уставился в никуда, а Билли сидит и ухмыляется, наблюдает, как мы с Терри цапаемся.
– Рад снова видеть улыбку на твоём лице, – заметил я.
– Да, ты прав, – он закачал головой, – всё дело в тренировке…
– Если б мне пришлось в отпуске всю дорогу бегать и следить, что съел, что выпил, я бы обломался, – говорю.
– Не в этом дело, Карл, –замотал головой Билли. – Мне тренировки в принципе нравятся. Вот только последние дни, ещё до того как мы сюда приехали, – еле выошу. Я всё время чувствую такую усталость. Это на меня совсем не похоже, – уныло заключил он. – Просто до свиданьица, а тут ещё эти ссаки бесканечные.
– Что значит усталость, как будто ты не здоров?
– У меня что-то не так… внутри. Как будто я подхватил какой-то вирус. Сил нет.
Тут вмешался Голли:
– Что значит вирус, ты-то как мог вирус подцепить?
– Не знаю, – взглянул на него Билли. – Я просто выжат как лимон. Беспредел.
Голли медленно кивнул, как будто стараясь понять, потом тихонько хихикнул про себя.
– Пойду возьму выпить. Тебе опять апельсиновый, Билли.
– Просто воды.
Все притихли. Но это не было неловкое молчание – наоборот, вполне уместное. Терри сидел, откинувшись в кресле, спокойный, со своим обычным я-уверен-в-себе выражением на лице. В общем, спрашивать пришлось мне:
– Ладно, Лоусон, твоя взяла. Расскажи, как ты вчера повеселился?
Я заценил его пивное пузо, из-под красной футболки выползающее и на спине шорты нависающее. Сравнил его со стиральной доской Биллиного пресса. Не так давно их животы выглядели почти одинаково. Блэкпул, восемьдесят шестой год.
Терри картинно запустил пятерню в свои мелкие кудри.
– Следи за развитием. Сегодня вечером мы опять встречаемся, – сказал он, но голос его съехал с монорельса абсолютной уверенности.
– Ты, похоже, не в восторге, – заметил Голли, учуяв сомнение.
– Дело вот в чём, у меня чего-то шишка чешется. С гондонами я не заморочился,я и не знаю, как их здесь в аптеке пропросить.
Так. Нарисовался шанс подколоть Терри.
– Типичная папистская заморочка, – говорю.
