Алистер Кроули - Дневник наркомана
На самом деле, меня никак нельзя назвать человеком, умудренным опытом; но — возможно, под воздействием кокаина я действительно подумал, что вполне понял суть дела.
— Но почему бы вам не отправиться в Сити? — повторил я. — Они должны сцепиться как волки за такой жирный доходный кусок, как этот ваш Schneezug!
— Мой дорогой Сэр Питер! — всплеснул он руками в изумлении. — Вы не можете не осознавать, что потребуются долгие годы, чтобы заставить общественность почувствовать разницу между нашим Чистым Кокаином, полезным домашним тонизирующим средством, и Грязным Кокаином, Смертельным и Вредным Наркотиком, Вызывающим Привыкание! Я чувствую, что могу доверять вам, так как вы опытный, светский человек, и знаток, и — позвольте мне быть откровенным с вами — потому что вы понравились мне с первого раза, когда я вас увидел — такой очаровательный и блестящий мужчина с такой прекрасной молодой невестой! Но что, что скажут люди, если станет известно, что Джейбз Платт владеет большей частью акций Кокаиновой Фабрики? Мой дорогой Сэр Питер, мы в Англии, помните это!
Тошнотворное лицемерие этого негодяя было мне противно, но невозможно было отрицать, что его предложение не лишено смысла.
Акции Schneezugchemischewerke, когда он купил их, приносили сами по себе уже неплохой доход.
Я был бы вынужден продать необходимые ценные бумаги, чтобы купить эти акции. В голове у меня царил кавардак. Мое желание купить акции определяли мотивы, которые были не просто разными, но и взаимоисключающими. С одной стороны, бесовское желание творить зло во имя зла; с другой, — восторг школьника от секретности всей затеи; и, наконец, простая и откровенная жажда денег. И опять же моя ненависть к лицемерию обернулась очарованием. Я хотел насладиться вкусом такого утонченного и изысканного порока.
Но над всем этим возобладал мотив, действительно относившийся к категории безумных. Во-первых, я был сверх меры очарован возможностью стать обладателем безграничных запасов кокаина, а во-вторых гневался на человечество, которое изобрело вещества, погубившие мою жизнь, и хотел свершить отмщение, снабдив отравой как можно больше людей.
Все эти мотивы бултыхались в моем сознании, как куски мяса в кипящем супе. Пары, находившиеся в этом вареве, одурманили меня. Я пожал руку Платта и пообещал тотчас же отправиться в мой банк и сделать все необходимые приготовления.
Я раздувался от исступленной гордости, чувствуя себя крупным дельцом, увидевшим блестящую возможность и ухватившим ее за вихор. Но еще более бредовым образом, я наслаждался тем, что ощущал себя великодушным благодетелем своего собрата по несчастью.
Платт вытащил свои часы. "Мы можем поехать туда немедля и отобедать в городе. Господи помилуй! — воскликнул он внезапно. — Как я бестактен! Я же почти забыл о Леди Пендрагон и Миссис Вебстер!"
— О, они будут в восторге, — захихикал я. — У них будет ужасный ланч из сливочных кексов, кресс-салата, пирожков с мясом и шампанского, а после они отправятся по магазинам, как прелестные маленькие миллионерши.
— Да, разумеется, — сердечно и вполне искренно заметил Платт. — Именно для этого они и созданы. Что касается нас, мы отправимся на ланч в Суитинг, на устрицы и крепкий портер, и выпьем за процветание Парламентских Институтов.
Я засмеялся над этой шуточкой, как безумный, и громко воскликнул:
— Заходите, девушки, есть новости. Нас всех скоро примут в Клуб Алмазного Собачьего Ошейника.
В дверях появилась Гретель. На ее лице по непонятной мне причине застыло обеспокоенное выражение.
— Где Лу? — тут же спросила она, и ее пронзительный голос стал низким от волнения.
— А разве она не с вами? — переспросил я как идиот.
Неожиданный спазм тревоги заставил меня вздрогнуть. Что, черт возьми, могло случиться?
Платт, конечно, был удручен больше, чем любой из нас. Он успешно провернул опасную интригу деликатного свойства; но когда его усилия, казалось, увенчались успехом увидел, что его плану угрожает какая-то необъяснимая опасность. В подзорную трубу интуиции он уже узрел вид на Олд Бейли с высоты птичьего полета. Тот факт, что не было реальной причины для беспокойства, лишь усиливал чувство тревоги.
— Она, должно быть, разыгрывает нас, — сказала Гретель тяжелым, холодным голосом, преодолевая свое волнение с нарочитым усилием.
Мы обыскали все помещение, но Лу и след простыл, а в холле пропало ее меховое пальто и шляпка. Я повернулся к Миссис Вебстер.
— Что случилось? — спросил я резко.
Лицо этой женщины вновь превратилось в непроницаемую маску. Она бросила вызывающий взгляд на Платта, в чьих глазах застыл коварный вопрос.
— Я вообще ничего не могу понять, — сказала она задумчиво. — Все время, пока Лу была в спальне, она, казалось, испытывала крайнюю неловкость. Я думаю, что ей было плохо без порошка. Если бы у меня только был с собой, это бы немного встряхнуло ее. Dummer Ezel! Я никогда больше никуда не выйду без него, пока жива. Я забыла, под каким предлогом она ушла. Полагаю, что это была просто уловка, чтобы уйти и раздобыть героин.
Воцарилось молчание. Платт боялся сказать то, что вертелось у него на языке. Я был всерьез озадачен. Происшествие уничтожило эффект принятого мной кокаина. (Удивительно, как просто разрушить его заклятье!). Превозмогая Танталовы муки я налил три порции бренди, и бросил щепотку снежка в мой стакан, чтобы быть уверенным, что вернусь именно в то состояние, в котором находился.
Мисс Вебстер тем временем полностью овладела собой.
— Мы просто очень глупые дети, — сказала она весело, сделав глоток бренди, — поднять столько шума из ничего. Можно найти тысячу и одну причину, почему она могла решить выйти. Здесь ужасно жарко, и она, наверное, решила прогуляться на свежем воздухе. В любом случае, вам не стоит беспокоиться обо мне. Вы, ребята, лучше отправляйтесь в город и делайте свои дела. А я подожду ее здесь, пока она не появится, и сильно отшлепаю ее за то, что она так напугала нас всех.
Платт и я надели пальто и шляпы. Мы уже прощались с Гретель, говорили ей, чтобы она заказала себе внизу хороший ланч, когда услышали, как в американском замке повернулся ключ.
— А вот и она, — радостно вскричала Гретель. — Мы вели себя совсем как дети!
Дверь открылась; но вошла в нее вовсе не Лу. Это была Мейзи Джекобс, и лицо ее было сурово и полно решимости. Она сухо кивнула остальным, взяла меня за руку и сказала глубоким, напряженным голосом.
— Вы должны тотчас же отправиться со мной, сэр Питер. Вы нужны леди Пендрагон.
Я побледнел. И вновь, вырвавшись из клубка противоречивых чувств, я вспомнил основополагающую истину, которую забывал так изощренно и так часто.
Самым моим глубоким чувством была любовь к жене. Я негодовал понимая это, и никак не мог смириться с этим. Я задал довольно глупый вопрос:
— Что-нибудь случилось? — словно лицо Мейзи, если не говорить ничего о ее неожиданном появлении, не было бы достаточным свидетельством серьезности ситуации.
— Пойдемте со мной, — повторила она.
Гретель наблюдала за диалогом как кошка. Она метала взглядом молнии в Платта, опасаясь, что от страха тот обронит какую-нибудь непоправимую глупость.
— Разумеется, при сложившихся обстоятельствах можно сделать только одно, — поспешно сказала она, блестяще оценив сложившуюся ситуацию. — Вы немедленно поедете с Мисс Джейкобс, сэр Питер. Не стоит говорить, как я обеспокоена, но я надеюсь, что на самом деле все не так уж плохо. Мы с Мистером Платтом заглянем позже, чтобы узнать новости; и если все в порядке — а я даже мысли не допускаю, что может быть как-нибудь иначе — мы назначим встречу на утро по всему, что касается наших дел. Не теряйте ни минуты времени.
Я второпях попрощался с ними, и взял Мейзи за руку. Она побежала со мной вниз по лестнице, оставив остальных дожидаться лифта.
ГЛАВА IV. ОТ ГРЕХА ПОДАЛЬШЕ
Машина Царя стояла у дверей. Мейзи уселась за руль и тронулась с места, не говоря ни слова. Я сидел, дрожа, сбоку от нее, и меня переполняли необъяснимые угрызения совести. От кокаиновых восторгов не осталось и следа. Кокаин как будто усугублял мою нервозность, но, тем не менее, я неоднократно прибегал к наркотику за время недолгой поездки.
Когда мы добрались до студии, там сидела на своем обычном месте, за столом, Лала, а Царь расхаживал по комнате из угла в угол, положив руки за спину и склонив голову, с таким глубокомысленным видом, что, казалось, и не заметил, как мы прибыли. Лу так и не сняла свои меха. Она стояла точно статуя, посреди комнаты. Она то заливалась краской, то бледнела, и это было единственным признаком того, что она еще жива. Глаза ее были закрыты. По какой-то причине она напомнила мне подсудимого, ожидающего приговора.
Царь резко остановился, и мы обменялись рукопожатиями.
— Снимайте шляпу и пальто, и присаживайтесь, сэр Питер, — сказал он резко.
