Оззи Осборн - Я — Оззи
— Мне жаль, но это армия, а не цирк!
Поэтому пришлось согласиться на работу на автозаводе. Своему корешу Пату сказал, что буду работать в музыкальном бизнесе.
— Как это в музыкальном бизнесе?
— Буду настройщиком — отвечаю расплывчато.
— Настройщиком чего?
— А какая тебе, на хер, разница?
В первый день мастер привел меня в звуконепроницаемое помещение. Моим заданием было взять клаксон с раздаточной ленты, вложить его в приспособление в виде шлема. Потом подавался ток, настраивался клаксон с помощью отвертки, пока не раздавалось нечто: «Ба! Бу! Уи! Эр! Би-ип!» И так 900 раз в день, такова была дневная норма. Все можно было подсчитать, потому что по окончании настройки каждого клаксона нужно было нажать на специальную кнопку счетчика. В комнатушке толпилось пятеро рабочих, а значит, одновременно пищало, свистело и мычало пять сигналов — с восьми утра и до пяти вечера.
Когда я выходил из этого чертова места, в ушах стоял такой гул, что я не слышал собственных мыслей.
Вот как выглядел мой день: Взять клаксон. Подключить провода. Покрутить отверткой. Ба! Бу! Уи! Эр! Би-ип!
Положить клаксон на раздаточную ленту. И по новой.
Когда я работал, мама смотрела на меня с гордостью сквозь стеклянную перегородку. Однако уже через несколько часов этот чертов шум начал меня сводить с ума. Мне хотелось кого-нибудь убить. Ну и я начал нажимать на кнопку счетчика по два раза после каждого настроенного клаксона, думал, что тогда меня быстрее отпустят домой. Делал все, чтобы вырваться из этой долбаной будки. А когда понял, что номер прошел, стал нажимать три раза. Потом четыре. Потом пять.
И так продолжалось несколько часов, как вдруг слышу шипение ретранслятора и скрежет останавливающейся раздаточной ленты. Кто-то со злостью кричит в мегафон: «Осборн! К мастеру, немедленно!»
Там хотели узнать, каким чудом мне удалось махнуть 500 клаксонов за двадцать минут. Я говорю, наверное, что-то не так со счетчиком. А они мне, мол, не пальцем деланые, а если речь идет о счетчике, то что-то не так с кретином, который его обслуживает. И если это повторится, то выкинут меня на хер и дело с концом. И понял ли я?
— Да, понял — отвечаю и смурной бреду в свою будку:
Взять клаксон.
Подключить провода.
Покрутить отверткой.
Ба! Бу! Уи! Эр! Би-ип!
Положить клаксон на раздаточную ленту.
Нажать на кнопку.
Через несколько недель пребывания в этом дерьме, решаюсь поговорить с Гарри, дядькой постарше, который работал рядом со мной.
— Долго здесь работаешь? — спрашиваю я.
— Ась?
— Долго ты здесь?
— Чего ты там шепчешь, сынок?
— Долго здесь работаешь?!!! — кричу.
Гарри наверняка потерял слух от ежедневного бибикания клаксонов.
— Двадцать девять лет и семь месяцев — заявляет с ухмылкой.
— Ты че? Прикалываешься?
— Че?
— Ничего!
— Чего ты там шепчешь, сынок?
— Чертовски долго, Гарри!!!
— А знаешь, что самое приятное?
Я поднимаю руки вверх и отрицательно покачиваю головой.
— Через пять месяцев получу золотые часы. За 30 лет стажа. Тридцать лет стажа в этой дыре! Аж захотелось, чтобы русские сбросили бомбу и сравняли это место с землей.
— Если тебе так нужны эти часы — говорю — нужно было их спереть у ювелира. Даже если бы тебя поймали, ты отсидел бы в десять раз меньше, чем прозябаешь в этой дыре.
— Повтори-ка сынок!
— Ничего.
— Ась?
— Ничего!!!
Терпение мое лопнуло. Я бросил отвертку, вышел из будки, миновал маму и прямо с проходной направился в ближайший паб. Так закончилась моя первая работа в музыкальном бизнесе.
Сама идея найти работу в музыкальном бизнесе выглядела идиотской шуткой. Это было абсолютно невозможно: с таким же успехом я мог мечтать о карьере астронавта или каскадера. Или трахнуть Элизабет Тэйлор. Однако с того момента, когда спел «Living Doll» на семейной вечеринке, я подумывал о создании группы. Какое-то время даже хвастался, что являюсь участником группы «Black Panthers». Как бы не так! Моя группа состояла из пустого футляра из-под гитары, на которой я эмульсионной краской (найденной у нас в сарае) намалевал название: BLACK PANTHERS. Все это происходило в моем воображении. Я так же говорил людям, что у меня есть собака по кличке Hush Puppy[8]. На самом деле я нашел этот ботинок на мусорке и привязал на поводок. Потом шлялся по улицам Астона с пустым футляром, таскал за собой этот раздолбанный ботинок и внушал себе, что я блюзмен из Миссисипи. А прохожие считали меня конченым придурком.
Все время, не занятое мнимой группой и псом-ботинком, я тусовался со стилягами[9]. Их эпоха немного опережала мою, как-то не подходили мне их длинные плащи, ботинки-подкрадули на толстой подошве и тому подобные глупости. Но я любил музыку, которую они заказывали в музыкальных аппаратах. Несколько недель распевал всюду хит Пола и Полы «Hey Paul». Старые мелодии рулят! Потом восторгался модами: любил носить облегающие мохеровые костюмы[10]. Потом перековался в рокеры: кожаные куртки, набитые заклепками ремни[11]. И так меня носило туда-сюда. Приключений искал, делал все, лишь бы не работать на заводе.
А потом появились битлы.
Внезапно, четверка стриженых ливерпуделей заполонила эфир. С последней зарплаты я купил их вторую пластинку «With the Beatles».
Когда пришёл домой, во мне все изменилось, как будто в голове зажегся свет. Я запилил эту пластинку до дыр. Волшебство гармоний Леннона и Маккартни перенесли меня из Астона в воображаемый мир «Битлз». Я не мог оторваться от этих 14 вещей, восьми оригинальных и шести кавер-версий, в том числе «Roll over Beethoven» Чака Берри. Может сейчас это прозвучит напыщенно, но тогда я почувствовал, что в моей жизни появился смысл. Снова и снова слушал эту пластинку на раздолбанной отцовской радиоле. Этот гибрид лампового приемника и старомодного граммофона выглядел как часть мебельного гарнитура и занимал почетное место в гостиной. Так же я ходил на каток «Silver Blades», там крутили «битлов». А порою даже гулял с пластинкой под мышкой, так был этим возбужден. Начал собирать все с логотипом «Битлз»: фотки, плакаты, открытки, все! Я развесил это богатство над кроватью. Братьям это не мешало, они тоже балдели от «битлов», но это меркло по сравнению с тем, как от «Битлз» балдел я.
Понятное дело, нужно было поднапрячься, чтобы купить их первый альбом «Please Please Me», а когда вышел «A Hard Day's Night», я был первым в очереди в музыкальный магазин. Благодаря битломании, мне не нужно было скрывать свое нежелание работать на заводе. Джон Леннон и Пол Маккартни тоже не хотели работать на заводе! И были похожи на меня: обыкновенные парни из рабочих семей, воспитанные в бедных районах серого промышленного города вдали от Лондона. Единственная разница заключалась в том, что они были из Ливерпуля, а я из Астона. А раз они играли в группе, то это казалось логичным, что я тоже могу попробовать. Я был на восемь лет младше Леннона и на шесть — Маккартни, а значит, у меня была уйма времени, чтобы прославиться. Другое дело, я понятия не имел, как это сделать. За исключением Тони Айомми, с которым я не виделся со школьной скамьи, не знал никого с навыками игры на музыкальных инструментах. Тогда я принялся отращивать длинные волосы и позаботился о татуировках. Так, для виду.
С волосами никаких проблем, а наколки пекли, как не знаю что.
Сперва появился кинжал на руке, потом сам научился колоть иглой, заправленной тушью. Достаточно было зацепить капельку туши на кончике иглы и вонзить её поглубже под кожу, чтоб цвет держался. Однажды в возрасте 17 лет почти целый день я провел в Саттон Парк, благополучном районе Бирмингема, результатом прогулки была татуировка на пальцах OZZY. Когда вечером вернулся домой, я был доволен как слон. А вот папа не был так сильно рад. Увидев меня, побледнел: — Сынок, ты выглядишь как последний идиот!
В 1964 году случилось нечто невообразимое: я получил работу, которая мне нравилась. Оказалось, несмотря на то, что я был хреновым водопроводчиком, у меня не получилось настраивать автомобильные сигналы, пахать на стройке и делать многие другие идиотские вещи (за что только не выгоняли с работы!), у меня обнаружился врожденный талант к убийству животных. Говорят, что обыкновенный человек после визита на бойню становится вегетарианцем. Только не я. Хотя и научился кое-чему. Быстро узнал, что не бывает курицы в виде поджаренной ножки или маленьких коров, похожих на гамбургер. Животные — это страшно вонючие бестии. По-моему, каждый, кто ест мясо, должен хоть раз в жизни побывать на бойне и увидеть, как это выглядит на самом деле. До хера кровищи, вонищи и прочего говна. Бойня, куда я устроился, находилась в Дигбет, одном из старых районов Бирмингема. Поначалу в мои обязанности входила очистка желудков. Мне показали в углу огромную кучу овечьих желудков, которые я должен был по очереди разрезать и очищать от содержимого. В первый день я блевал напропалую и долго потом с этим мучился. Где-то месяц меня выворачивало практически каждый час, будто в животе кто-то развел костер. Временами коллеги подшучивали надо мной, например, подкидывали мне бракованный желудок старой больной овцы, непригодный к употреблению. Однажды хватаю этот желудок с «сюрпризом», а он лопается у меня в руках. Кровь вперемешку с гноем стекает по моему лицу. Все обссыкаются, блин, будто это был самый лучший прикол на Земле.
