Чак Паланик - Уцелевший
Все, чему учат на домоводстве в церковной общине, вряд ли тебе пригодится во внешнем мире. А вот тому, что тебе пригодится, никто не учит.
Например, нас не учили, что красноту от шлепков и ударов на коже можно убрать увлажняющим кремом зеленого цвета. И любой джентльмен должен знать, как полезно иметь при себе кровоостанавливающий карандаш — на тот случай, если вдруг леди ударит тебя по лицу и рассечет тебе кожу кольцом с бриллиантом. Замажьте рану суперклеем — и можете смело идти на премьеру фильма, и если вас будут фотографировать, улыбайтесь и ничего не бойтесь: шрама видно не будет.
Всегда держи где-то поблизости красную тряпочку для мытья посуды, чтобы вытирать кровь, и тебе не придется возиться еще и со стиркой тряпки.
В ежедневнике сказано, что сейчас я точу ножи.
Да, что касается званого ужина. Я продолжаю рассказывать этим людям, на которых работаю, что их сегодня ждет.
Главное, не впадать в панику. Да, там будут омары.
На столе будет только одна солонка. Блюдо из дичи подадут после жаркого. Это будут голуби. Есть голубей — это даже сложнее, чем есть омаров. Все эти мелкие косточки, которые нужно вынуть. И не заляпать при этом жиром вечерний костюм. Иными словами, сплошная мука. После аперитива подадут вино: шерри — к супу, белое — к омару, красное — к жаркому, и еще одно красное — к голубям. К тому времени весь стол уже будет заляпан пятнами соуса и подливки. По белой скатерти расплывутся подтеки пролитого вина.
Вот такая у меня работа. Очень хорошее место. Но даже на самом хорошем месте никому не интересно, где за столом должен сидеть почетный гость-мужчина.
Те изысканные обеды, о которых рассказывали учителя домоводства, свежие цветы на столе и чашечка черного кофе, достойное завершение дня, что прошел, как всегда, утонченно, размеренно и элегантно, — всем на это плевать.
На сегодняшнем ужине между супом и жарким каждому из гостей предстоит изувечить большого мертвого омара. Тридцать четыре магната, тридцать четыре удачливых мерзавца, тридцать четыре поверхностно окультуренных дикаря в строгих вечерних костюмах будут вовсю делать вид, что они знают, как это едят.
Потом гостям принесут полоскательницы для рук с теплой водой и дольками лимона, и эти тридцать четыре гурмана будут сидеть над своими развороченными омарами и улыбаться довольной улыбкой на блестящих от сока лицах, а рукава их дорогих пиджаков будут по локоть измазаны в майонезе и взбитом масле.
Проработав семнадцать лет в чужих частных домах, я узнал все. Что можно узнать, о разбитых лицах, о кукурузе под сливочным соусом, о подбитых глазах, вывернутых плечах, взбитых яйцах, синяках на коленях и голенях, поцарапанных роговицах, нашинкованном луке, об укусах всех видов, пятнах от никотина, интимных смазках, выбитых зубах, рассеченных губах, взбитых сливках, вывихнутых руках, вагинальных разрывах, о ветчине со специями, сигаретных ожогах, раздавленных ананасах, грыжах, прерванных беременностях, специфической грязи от домашних животных, расколотых кокосовых орехах, выбитых глазах, растяжении связок и растяжках на коже.
Если дама, на которую ты работаешь, полдня проплакала у себя в спальне, посоветуй ей подвести глаза синим или сиреневым карандашом — при таком макияже заплаканные глаза смотрятся не такими красными и припухшими. В другой раз, когда кто-нибудь выбьет зуб ее мужу, сохрани зуб в стакане с молоком, пока хозяин не сходит к зубному. А пока что смешай оксид цинка с гвоздичным маслом так, чтобы получилась белая паста. Промой дырку во рту пострадавшего и залепи ее пастой — получится что-то вроде экстренной пломбы, которая затвердевает мгновенно.
Пятна от слез на подушке удаляются точно так же, как и пятна от пота. Раствори пять таблеток аспирина в стакане воды и промокай пятно, пока оно не сойдет. Даже если там были подтеки туши, проблема решается без труда.
Если это можно назвать решением.
Когда ты чистишь пятно, рыбу, дом, тебе очень хочется думать, что ты делаешь этот мир чуточку лучше, но все становится только хуже — причем с твоей же невольной подачи. Ты рассуждаешь примерно так: может быть, если я буду работать быстрее и лучше, я сумею сдержать наступление хаоса. Но в один прекрасный день ты меняешь во внутреннем дворике лампочку, что прослужила пять лет, то есть весь гарантированный срок службы, и вдруг понимаешь, что ты так и будешь менять эти лампочки всю оставшуюся жизнь — сменишь, может быть, еще десяток, а потом ты умрешь.
Время уходит. Силы тоже уходят. Прежней резвости — как не бывало. Ты потихоньку снижаешь темп.
Потихоньку сдаешь позиции.
В этом году у меня на спине появились волосы, а нос продолжает расти. Лицо у меня стало такое, что и лицом-то его назвать можно с очень большой натяжкой. Рожа рожей.
Проработав в богатых домах столько лет, я понял, что лучший способ очистить от крови багажник автомобиля — не задавать лишних вопросов.
Телефон говорит:
— Алло?
Лучший способ не потерять хорошую работу — делать то, что тебе говорят.
Телефон говорит:
— Алло?
Воротнички, испачканные в помаде, хорошо отчищаются белым уксусом.
Сложные белковые пятна типа пятен от спермы надо сперва застирать холодной соленой водой, потом — стирать как обычно.
Так сказать, обучение в процессе работы.
Узнаёшь много нового и полезного.
Кстати, хотите — записывайте. Вдруг когда пригодится.
Осколки стекла от разбитых стаканов или выбитых окон в спальне лучше всего собирать куском хлеба.
Если вы сами все знаете, так и скажите.
Телефон говорит:
— Алло?
Так и скажите: мол, плавали — знаем.
Еще на занятиях по домоводству учат, как правильно отвечать на приглашения на свадьбу. Как правильно обращаться в письме к Папе Римскому. Гравировать монограммы на серебре. В школе в церковной общине Истинной Веры нас учат, что мир — это такой элегантный маленький театр для демонстрации хороших манер, где ты — режиссер. Учителя расписывают нам обеды и званые ужины, где все приглашенные знают, как правильно есть омаров.
А потом выясняется, что не тут-то было.
Потом выясняется, что тебе ничего не светит, кроме как увязнуть в ежедневной рутине, выполняя одну и ту же работу — день за днем.
Надо почистить камин.
Надо постричь газон.
Перевернуть все бутылки в винном погребе.
Снова постричь газон.
Вычистить все серебро.
Повторить все сначала.
И все же, хотя бы раз в жизни, мне хотелось бы доказать, что я что-то могу. Что я могу не только прикидываться, будто я ничего не вижу и не понимаю. Мир может стать лучше, значительно лучше. Всего-то и нужно, что просто спросить.
Нет, правда давайте. Спросите меня.
Как едят артишоки?
Как едят спаржу?
Спросите меня.
Как едят омара?
Омары в кастрюле выглядят уже вполне мертвыми, так что я достаю одного. Я говорю телефону: сперва отламываем две передние клешни.
Остальных четырех омаров я потом уберу в холодильник — на них хозяева будут тренироваться. Я говорю телефону: вы лучше записывайте.
Я разламываю клешни и ем мясо, что было внутри.
Потом как бы заламываем омара, прогибая его в спине, пока не отломится хвост. Отламываем самый кончик хвоста, тельсон, и при помощи вилки для устриц и прочих морепродуктов выталкиваем из хвоста мясо. Удаляем кишечную жилку, что идет вдоль хвоста. Если жилка прозрачная, значит, омар ничего не ел за последнее время. Толстая темная жилка означает, что омар ел недавно и не успел испражниться.
Я ем мясо, которое достал из хвоста.
Вилка для устриц, говорю я с набитым ртом, это такая маленькая вилочка с тремя зубчиками.
Потом отделяем от туловища спинной панцирь, щиток, и съедаем зеленую пищеварительную железу — она называется томале. Съедаем кровь, запекшуюся в белую слизь. Съедаем несозревшую икорную массу кораллового цвета.
Я ем и то, и другое, и третье.
У омаров так называемая «открытая» кровеносная система, то есть кровь вытекает прямо в полости тела и омывает различные органы.
Легкие у омаров похожи на плотную губку. Они съедобны, говорю я телефону и облизываю пальцы. Желудок — твердый мешок, состоящий из таких штуковин, похожих на зубы. Располагается сразу за головой. Его не едят.
Я продолжаю копаться в разделанной тушке. Высасываю понемножечку мяса из каждой ходильной ноги. Откусываю крошечные жабры. Мозг не трогаю, он несъедобный.
И вдруг замираю.
То, что я вижу, — это невозможно.
Телефон орет:
— Ладно, и что теперь? Это все? Больше там ничего не едят?
На самом деле этого просто не может быть. Потому что уже почти три часа. Согласно моему сегодняшнему расписанию, меня вообще не должно быть на кухне — я сейчас должен копаться в саду. В четыре часа я займусь переустройством цветочных клумб. В пять тридцать выдерну весь шалфей и поменяю его на голландский ирис, розы, львиный зев, папоротники и газонное покрытие.
