Джон Кинг - Человеческий панк
Приглушённый женский голос что-то говорит, потом более отчётливо просит его заткнуться. Дэйв кричит в телефон, я убираю трубку от уха. Не надо быть физиком-ядерщиком, чтобы догадаться: она укусила его за перец. Он просит её выпустить, мол, он просто пошутил. Она говорит, скажи, что я не отсасываю у тебя.
— Я пошутил, — говорит он мне. — Шарон на кухне, жарит бекон и яйца. Не могу нормально думать. У меня сейчас хуй от порошка стоит колом, и эта подруга от него охуевает.
Он снова кричит, ещё громче, я слышу её голос, мол, всё, можешь кончать в одиночестве. Хлопает дверь.
— Н-да, с чувством юмора проблемы.
Я стоически сижу и пытаюсь не заржать.
— Ты ещё тут?
Говорю ему, что пора завязывать с коксом. Что у него будут проблемы и с башкой, и с деньгами.
— Ты прям, как моя бывшая, — говорит он. — Я звонил не проконсультироваться насчёт наркозависимости, я хотел спросить, ты чего вечером делаешь? У Бареси день рождения, он на вечер заказал стриптизёршу.
Бареси дрочила. Его старик драл с нас деньги со своим мороженым, продавал половину порции за 99 шиллингов. Бареси Младший унаследовал бизнес и, наверно, тоже наживается на детях, как отец, который получил своё имя в честь итальянского бандита. Я говорю Дэйву, что надо кое-что уладить в Хиллингтоне. Если хочет, может поехать со мной, в грузовой части фургона, поможет разгрузиться.
— А в чём тема?
Выступление в пользу скинхеда, умершего от рака, я ставлю панк, а Альфонсо — ска, в дороге — кокс, чтобы нормально доехать и настроиться.
— Да иди ты на хуй, — говорит он, сплёвывая. — Вот уж чего мне не хочется, так это провести субботний вечер в пабе, набитом жалкими мудаками, сидящими и размышляющими о смерти. Я пойду на стриптизёршу. Бареси может и мудак, но он местный, и он нашёл девушку со спецуслугами.
Линия начинает трещать и забивает голос Дэйва.
— Ладно, надо идти. Пойду поболтаю с Шарон. Попробую подмазаться.
Телефон замолкает, я готовлю сэндвичи, ем их на диване и проваливаюсь в сон, проигрыватель нежно потрескивает на заднем плане, за окном на магистрали постоянно громыхают машины. Отлично высыпаюсь, и в шесть уже встал, готов выстреливаться, впереди нагруженный вечер. Звоню заказать такси и обнаруживаю, что не повесил трубку как надо, так что Дэйв не мог нормально звонить весь день. Дельта Карз прибывает точка в точку, водитель — болтливый парень с недетским пузом и двумя фотографиями на зеркале, парни-близнецы, сидящие с Дедом Морозом, и девочка-блондинка с плюшевым мишкой, все три ребёнка излучают солнечные улыбки, счастье так и льётся. Близнецы похожи, это значит, они однояйцевые, и у них всё впереди, будущее наполнено возможностями, лишь бы ничего не пошло плохо; и на секунду я теряю контроль и тону в тёмном озере расплавленного жира, мой мертворожденный брат, засунутый в печь, его хрупкие кости и слепые глаза превращаются в пепел в печи крематория, и я никогда не узнаю, были ли мы похожи, были ли мы однояйцевые. Но бесполезно размышлять о том, что могло бы быть, и я возвращаюсь на землю.
Водитель останавливается перед домом Альфонсо, я расплачиваюсь, выхожу на дорожку и стучусь в дверь. Свет погашен. Никто не отвечает. Я ещё пытаюсь достучаться, заглядываю в окно, замечаю, что Пэриш ещё не приехала, значит, нет ни фургона, ни моих синглов. Интересно, может, я опоздал, но вроде они точно говорили в семь. Может, вчера? Нет, точно в субботу. Может, Альфонсо выиграл в лотерею и уебал куда-нибудь. Никогда никому из ваших знакомых такое счастье не обломится. По крайней мере, из моих знакомых — точно. Иду вдоль стены, перелезаю через ворота, откидываю шпингалет и иду на задний двор. На двери записка: «СЕГОДНЯ ВСЁ ОТМЕНЯЕТСЯ. УШЛИ СМОТРЕТЬ НА СТРИПТИЗ У БАРЕСИ. ЗАПЛАТИ ЗА ТЕЛЕФОН». Он рассчитывал, что я приду, не достучусь, пойду проверить, может, он сидит в задней комнате и колонки врублены на полную, и я иду обратно, но сегодня субботний вечер, я решаю сходить в паб, поговорить с ним, разобраться, что случилось. Похоже, весь Слау будет там сегодня, мне уже интересно, что за спецуслуги у этой девушки. Предположить несложно.
Я иду по улице мимо пиццерии, куда мы часто ходим. Захотелось засмеяться, когда я увидел менеджера через новую стеклянную витрину. Это один из новых «ешь, сколько унесёшь» пабов, которые пытаются быть, как американские, но у них не получается, потому что английские компании охуенно грубые, они один раз тебе помогают, ставят на тебя, а потом ведут себя, как будто тебя облагодетельствовали. Мы начали ходить сюда после паба, если нам не хотелось кэрри или чего-нибудь подешевле, и мы придумали неплохой способ нагреть педрилу-хозяина. Сначала ты заказываешь красные бобы, рис и помидоры, потому что они сползают вниз. А потом наваливаешь закуски. Сельдерей ставишь, как балки, делаешь стену из огурцов, и жалкие тщедушные порции становятся в три раза больше. Потом ты загружаешь еду, пока она не начинает падать через край. Такая схема. Ненавижу мелочное мышление, когда тебя держат за идиота. Кто-то решил резать сельдерей покороче, так что мы не могли использовать его как балки, но мы нашли выход. Стали брать зелёный лук. Как-то раз лук оказался с дюйм в длину. Они решили, что выиграли, а мы решили, что ходить туда теперь беспонтово, смотреть что ли, как мажорный дрочила, хозяин этого заведения, вышагивает, будто Саддам собственной персоной. И я подождал пару недель и разбил им окно кирпичом.
Я прошёл мимо витрины паба и увидел, как Дэйв разговаривает с парой знакомых ребят, не последних людей среди бритоголовых, в пределах видимости — ни одной женщины, кроме официанток, которые ведут себя подчёркнуто вежливо, они знают, что через час-два все начнут стекаться в холл, чтобы поорать стриптизёрше. Альфонсо стоит в баре с Пэриш и Билли Клементом, и Клемент добавляет пинту лагера к заказу, передаёт её, как только её наливают. Обнимает меня за плечи и целует в щёку, спрашивает, где я был; что это меня так долго было не видно, проверяет сдачу и начинает допрашивать девушку, которая обсчитала его на пятёрку. Она пугается, но успокаивается, когда осознаёт его мягкие манеры.
— Они позвонили в шесть и отменили всё, — говорит Альфонсо. — Наглое мудачьё. Не могу их обвинять, учитывая, что деньги должны были пойти на раковые исследования. Но могли бы и пораньше предупредить. Они извинялись, все дела, но всё равно обидно. А ты что думаешь? Мы оба были в деле. Может, мне стоит напрячь их и выбить из них бабки?
Мы с Чарли покачали головами.
— Забей, — говорит Чарли. — Не выгорело, так не выгорело. Чего наезжать на благотворительный концерт, что его отменили.
— Вообще-то, я тоже так подумал.
Я прихлёбываю пиво и киваю головой. Что-то я тормознул, а это только первая пинта. Хорошо, что сегодняшний вечер отменился. Я продержался всю ночь на коксе. А теперь настал отходняк.
Надо быть в правильном настроении, чтобы музыка действовала.
— Проснулся час назад, — говорит Дэйв, глядя на меня. — Тоже не смог устоять? Эта Белинда — та ещё штучка. Она пару лет назад тут выступала, подняла на сцену двух парней, и оба кончили одновременно. Она наркоша, ширяется, как актёр.
Он суёт её карточку в мой верхний карман. По всему пабу разбросаны карточки Прекрасной Белинды, с фотографией красивой мулаточки на обороте. Я допиваю пиво и отваливаю. Некоторые стриптизёрши смотрятся отлично, но цыпочки вроде этой Белинды — тяжёлый случай. Мне совсем не нравятся. Чья-то дочь, сестра, мать. Делает всё, чтобы свести концы с концами. Это просто обычные люди, ебущиеся прилюдно, но я не пытаюсь объяснять свою мысль Дэйву, который снова отъехал. Ему надо догнаться, и я вижу, как Альфонсо пялится на Дэйва. Пригласи на сцену чёрную цыпочку — и тебе обеспечена своеобразная популярность у ребят определённого сорта.
— Бареси, конечно, идиот редкостный. Он пригласил её только потому, что она чёрная.
— Не думаю, — искренне говорит Дэйв, похоже, он напрягся, глядя на взволнованного Альфонсо. — Я в том плане, что её менеджер тоже чёрный.
— Тебе не кажется, что чёрные крепко держатся друг за друга?
— Бареси придурок, — соглашается Чарли. — Когда мы были детьми, его забирали за то, что он разделся перед девчонкой.
Первый раз слышу эту историю. Кидаю на него взгляд. Он наглый, и когда его отец кидал нас, Бареси издевался, хотя был меньше нас, и, в конце концов, он получил то же имя, что и отец. Его куртка висит на спинке кресла, мобильный телефон выложен на обозрение, на стол.
— Честно, так всё и было, — говорит Чарли.
В середине пинты я решаю сходить в туалет, и по дороге подхватываю телефон. Туалет пустой, и я достаю карточку из кармана, звоню Прекрасной Белинде, и, услышав мужской голос, говорю, что в связи с непредвиденными обстоятельствами сегодняшний вечер отменяется. Он напрягается и отвечает, что деньги не вернёт, и я говорю, нет проблем. С Белиндой разобрались, и я иду по коридору обратно в бар, зажимаю кнопку и оставляю телефон включённым, так что с другого телефона теперь тоже не прозвонишься. Ему ещё предстоит оплатить немереный счёт, а вот выебать оди-нокую-мать-джанки-мулатку не получится. Иду к ребятам и проставляюсь пивом. Тут уже человек шестьдесят. Сажусь и жду, как будут развиваться события.
