Алистер Кроули - Дневник наркомана
Личность говорившего излучала энергию. Даже короткий контакт с его разумом успел уничтожить то течение мысли, которым были одержимы наши умы. И все же было страшно больно, когда тебя отрывают от навязчивой идеи, которая представляется тебе неизбежным заключением череды мыслей и поступков, охватывающих столь длительный отрезок времени.
Я могу представить, что испытывает человек, помилованный у подножия эшафота, будучи лишенный логического окончания своей жизни.
"Трусы умирают много раз, прежде чем умереть". И тем, кто решился, будь то по своей воле или ей вопреки, положить конец своим жизням, должно претить любое вмешательство со стороны. Ведь воля к смерти, как учит нас Шопенгауэр, свойственна всем нам в той же мере, что и воля к жизни.
Мне памятны мои окопные товарищи, боявшиеся отправки в тыл; они предпочитали пережить все сразу, без временной передышки. Жизнь перестала казаться им драгоценностью. Они привыкли смотреть смерти в лицо, и заразились страхом жизни, близнецом того самого страха перед смертью, одолевавшего их ранее. Жизнь стала для них чем-то неведомым, неопределенным, полным ужаса.
Свирепая и горячая волна раздражения окатила меня, точно приступ лихорадки.
- К черту этого типа, - пробормотал я. - Почему он постоянно встревает?
И тут я увидел, что Лу вынула пузырек из моего жилетного кармана и вручила его Царю Лестригонов.
- По-моему, вы правы, Бэзил,- сказала она, - но если вы отнимете у нас этот пузырек, вся ответственность ложится на вас.
- Не рассчитываете ли вы этим меня испугать? - ответил Лам с улыбкой, вставая. Он бросил пузырек на пол и умышленно раздавил его каблуком.
- Итак, - заявил Царь Лестригонов, снова садясь, - давайте перейдем к делу.
Синильные испарения клубились над столиком.
- Цианистоводородная кислота, - отметил Лам, - является превосходной добавкой, когда поступает в организм в таком разбавленном виде, однако прием ее в больших дозах - безусловное злоупотребление.
Этот человек несомненно имел склонность, именуемую женщинами "пилить", повторяя одно и тоже. Он постоянно употреблял словечко "злоупотребление", точно оно было его оружием.
Мы оба поморщились.
- Признаете ли вы меня, - продолжал Царь, - лицом ответственным за ваше вызволение из этой неприятности?
Что нам еще оставалось делать. Разумеется, это противоречило нашим желаниям. Как бы то ни было, я пробурчал что-то вроде "благодарю покорно".
- Нечего болтать вздор, - парировал Бэзил сурово. - Это мое дело, помогать людям осуществлять их стремления. Благодарность исходит от меня. Я хочу, чтобы вам стало ясно с самого начала, что вы помогаете мне оправдывать мое собственное существование, позволяя мне делать то, что я могу, дабы распутать этот клубок. Но мои условия таковы, что вы должны честно предоставить мне шанс, исполняя то, что я говорю.
Он не стал дожидаться даже молчаливого с нашей стороны согласия.
- Ваши нервы слегка возбуждены, - продолжил Лам. - Депрессия лишь разновидность возбуждения. Она означает отклонение от привычного тонуса. А посему, когда вы покончите с вашим кофе, я тоже выпью чашечку. Мы заедем ко мне в студию и посмотрим, чем нам могут помочь кое-какие пилюли. Кстати, где вы обитаете?
Мы рассказали, что вернулись на нашу старую квартиру на Грик-Стрит.
- Едва ли такое соседство можно считать целительным, - заметил Бэзиль. - Мне думается, мы должны отпраздновать событие, погуляв как следует в моей студии, а завтра поутру мы подыщем вам достойные апартаменты.
Я вдруг вспомнил, что весь наш запас героина остался на Грик Стрит.
- Знаете что, Лам, - вымолвил я с запинкой. - Мне стыдно признаться, но мы в самом деле не можем без Г. Мы пытались, но лишь один раз нам это удалось, и по всей вероятности мы не сможем перенести это еще раз.
- Ничего позорного, голубчик, - отвечал наш врачеватель. - Ведь вы же не можете оказаться от пищи. Это не повод для того, чтобы прекращать. Все, о чем я прошу вас - впредь делайте это разумно.
- Так вы не отсекаете нас от него? - вмешалась Лу.
- Конечно нет, с какой стати? Принимайте сколько хотите, когда хотите и как хотите. Это не мое дело. Мое дело удалить потребность. Вы говорите, что вам удалось излечить себя, но это неправда. Вы только отрезали себя от наркотика; потребность же осталась. И как только подвернется подходящий случай возобновить, вы начнете снова. Очень может быть, что в действительности вы сами этот удобный случай и придумаете.
Это был воистину сверхъестественный человек. Скажу правду - мне было отвратительно получать удары вот так, когда их не ожидаешь. Однако Лу воспринимала все это иначе. Она была рада, что ее понимали так точно. Она аплодировала. Я был изумлен. Впервые за долгие месяцы я наблюдал, как она делает хоть какие-то движения, не считая самых необходимых.
- Вы абсолютно правы, - сказала Лу. - Мы ничего об этом друг другу не говорили, и я не имела ни малейшего сколько-нибудь сознательного намерения делать то, что я сделала. Тем не менее, едва очутившись в Лондоне, я направилась туда, где наверняка могла раздобыть героин. И когда я вернулась, то выяснила, что и Питер изо всех сил стремится найти человека, который раньше продавал ему кокаин. Уверяю вас, все это было непреднамеренно.
- Именно в этом вся беда, - откликнулся Лам. - Потребность водит вас за нос и препятствует реализации вашей воли. Помню, однажды, когда сам экспериментировал с наркотиками, я начинал утро с намерением воздерживаться от приема целый день, и буквально через считанные часы после принятого решения, не признавая его, подыскивал любой повод, чтобы поскорей вернуться в студию. Я разоблачил себя сразу же, едва изучил некоторые трюки моего мозга. И вот я сидел и наблюдал за самим собой, подыскивающим оправдания, чтобы начать все сначала. Когда все это происходит, попадаешь в абсолютно патологическое положение, которое наводит на вопрос: "Буду или не буду я принимать наркотик?", - и становишься доволен собой, говоря "нет" так часто, что возникает искушение вознаградить себя, сказав "да" всего лишь раз. Я обещаю вам интересное времяпрепровождение, я буду улавливать ваши мысли и изобличать все ваши маленькие уловки. Я хочу, чтобы вы научились основам великой вещи, суть которой - в умении получать удовольствие от того самого приятного на свете занятия - от самонаблюдения. Вам придется искать забавные черты в наблюдении за особенностями недомогания, которое влечет за собой воздержание. Но я не хочу, чтобы вы и в этом переусердствовали. Когда недомогание становится настолько раздражающим, что вас это уже не может забавлять, тогда настает время принять малую дозу и отметить последствия. Между прочим, я надеюсь, что вы были послушной девочкой и вели свой магический дневник.
Поразительно с какой радостью Лу подтвердила это.
- Какая-то его часть очень подробна, - сказала она, - но как вы знаете, бывали дни и месяцы, когда я была не в силах не то что писать, но и шевелиться. Жизнь была непрерывной борьбой за возвращение в: - Лу замешкалась, подыскивая слово, и закончила вымученным смешком, - о, куда угодно.
Царь Лестригонов мрачно кивнул. Мы допили наш кофе.
- А теперь, - сказал он, - за дело, - и направился к выходу.
Я чуть задержался, оплачивая счет. В воздухе сохранялся слабый запах горького миндаля. Это напомнило мне о том, какой финал мог бы быть у этого обеда, и я содрогнулся, как в малярийном пароксизме.
Что же во мне произошло? Или я внезапно влюбился в жизнь, или мне просто открылся страх смерти?
Когда мы вышли на свежий воздух, я понял, что это был страх смерти. Лам заставил меня это почувствовать. Наркотик убил во мне все чувства. И мой порыв покончить с собою не был так уже полностью негативен, как я думал. Это было позитивное стремление к смерти, которая, как я надеялся, утолит боль. Болезненное прикосновение жизни стало невыносимым, и только влияние Царя Лестригонов укрепило меня, заставило встретить жизнь лицом к лицу и, что бы ни было впереди, одолеть ее.
Я не боялся смерти не больше, чем раньше, когда летал на фронте. Я вовсе не был против смерти, но я хотел умереть сражаясь.
Лу довольно живо беседовала с Бэзилом на крыльце ресторана, в ожидании такси. И я осознал также свою любовь к ней настолько, что готов сражаться и за ее выздоровление, осознал также и то, что я поступил как мерзавец, утащив ее с собою на дно. Теперь я понимал свою ревность к Царю Лестригонов. Его колоссальная сила, даже само его бессердечное отношение к женщинам привлекали их. Эта мужественная личность заставила меня подтянуться и вызывала на состязание, дабы преодолеть неравенство.
