Уильям Берроуз - Пространство мертвых дорог
Другие заканчивают свой жизненный путь в сколопендровых корытах или в качестве секс-обрубков, используемых индейскими племенами Амазонии: от тела отрезают все, что выше пояса, и все, что ниже коленей, в оставшейся же части поддерживают жизнь при помощи трубок с питательным раствором…
«Дело даже не в том, чтобы сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Мы вообще никогда не задаем вопросов. Мы находимся здесь именно в качестве стопперов. Наше дело стопорить, подавлять в зародыше».
Они выходят на площадь где-то на краю города. Здесь слуга в ливрее раздает нищим их вечернюю пищу. Рядом стоит повозка. Каждый попрошайка получает ломоть пасты из желтого металла. Ее режут свинцовым ножом: свежий срез блестит на свету, словно натрий. Лида нищих покрыты металлическими язвами, из которых сочится похожий на расплавленное олово гной, источающий отвратительный сладковато-металлический запах.
Каменная Горячка – это молекулярная модификация токсина каменной рыбы, яда со столь болезненным действием, что жертвы с визгом катаются по земле, и их приходится всеми силами удерживать от самоубийства. Даже очень большие дозы морфина не помогают… Каменная же Горячка вызывает у потребителя так называемый «пламенный приход», настолько же приятный, насколько мучительно воздействие исходного вещества…
Один из агентов Кима, старик в поношенном черном пальто, подходит к нему…
– Тут– неподалеку «каменщик». Их легко узнать по выжженному взгляду. От этого пламенного прихода мозги выгорают. Достаточно посмотреть в глаза, и сразу увидишь, что внутри пусто. Одни только кости и кожа – вот что от них в конце остается.
«Каменщик» сидит на тротуаре, сложенном из загаженных известняковых плит, сжимая в руке раковину, в которой находится его запас Каменной Горячки… Он достает откуда-то маленькое шило, все в зазубринах, макает его в раковину, а затем вонзает себе глубоко в бедро. Глаза его загораются и пылают безумным экстазом. Словно гальванизированный труп, он вскакивает и начинает отплясывать Пляску Пламенного Прихода.
Все больше и больше неизмененного яда накапливается в его теле. В какой-то миг он падает на мостовую и начинает с визгом кататься по ней. Вокруг собираются уличные мальчишки. Один падает на землю и начинает передразнивать «каменщика», в то время как остальные покатываются со смеха… Ким приканчивает «каменщика» выстрелом в голову… Внутри у того уже ничего нет, и он лопается, словно пустая высохшая кожура. Мальчишки с шипением разбегаются кто куда.
Шарики-Ролики – это тяжелая полупрозрачная жидкость, которую хранят в золотом флаконе и впрыскивают при помощи золотого шприца. Шарики-Ролики, или Скальная Шмаль, погружает потребителя в состояние, близкое к тому, которое испытывают неорганические минералы. Те, кто сидит на Скальной Шмали, живут долго, очень долго. До шестисот лет, если не попытаются слезть. Дозу постоянно приходится повышать по мере увеличения кислотности тела. В этом месте собираются зажиточные «скальники», все разряженные в золото, бахрому и бархат. Тропические рыбки поблескивают в огромных, от потолка до пола, аквариумах. Движения «скальников» неторопливы, они взирают на мир пустыми золотистыми глазами саламандр-аксолотлей. Сидят в подогнанных по форме тела креслах из полированного мрамора.
В грязных хибарах неимущие «скальники» вот-вот расплавятся, их оболочка проедена во многих местах, из трещин сочится гной… плоть в местах повреждений полностью лишена иммунитета… кожа давно облезла… Сдирают сгнившую оболочку друг с друга, под ней гноящаяся масса язв и болячек, зловоние гниющей плоти и гниющего камня, влажное, сладковатое, колом встающее в легких. Не подходите к ним слишком близко… Плавящиеся «скальники», впавшие в идиотизм, корчатся в сексуальных судорогах, сцепившись вместе в визжащие, трясущиеся клубки. В конце их земного пути они с трудом могут быть названы разумными существами, не то что людьми.
Лечение на ранних стадиях еще возможно, но требует не менее года специальных процедур. Наиболее тревожный симптом – раздражение кожи: она приобретает такую чувствительность, что легкое дуновение сквозняка может довести больного до судорог. Поэтому пациентов приходится содержать в цистернах сенсорной депривации78 и поддерживать их существование высокими дозами морфина и антибиотиков, поскольку чувствительность их к инфекциям превосходит всякое воображение.
Корыто-сити.
Все дома здесь такие же узкие, как тот самый дом, не более пяти или шести футов в толщину вместе со всеми своими лестницами, дверьми и коридорами, лабиринт узеньких комнаток и коридоров, лестница вверх, лестница вниз… Берегись Лестницы Вниз, ведущей в. тупик, где у тебя за спиной захлопнется тяжелая дверь…
– Сейчас мы разберемся с этой точкой. Дверь распахивается в узкий коридор… Слева – маленькая квадратная комнатка, которая выходит на улицу.
– Корыта там внизу. – Ким тыкает пальцем вправо. – Гай, прикрывай нас сзади. Я и Шарики-Ролики захватим Корытную.
Комната довольно светлая, благодаря окнам на дальней стене. В конце ее – дверь. Через нее выбегает какой-то человек. Он около четырех футов ростом, крепкий и коренастый, с шишковатым лбом. Его глаза пылают ненавистью к чужеземцам.
На нем подпоясанная серая туника. Он оборачивается на бегу и машет ручками с растопыренными в негодовании пальцами. Ким выхватывает свою сорокачетверку и всаживает гному пулю в лоб. Из раны фонтанирует густая молочно-белая жидкость. Гном падает в корыто. В этот момент жвалы прорезаются сквозь лоб одного из обитателей корыта. Все они, эти обитатели, очень похожи друг на друга, но в то же время сохраняют некоторые черты бывшей индивидуальности в выражении сморщенных лиц. Можно понять, кем был этот человек раньше.
Сколопендра выползает из мертвой сухой оболочки.
Гай заглядывает через плечо Кима.
– Не заглядывай в корыта! Вперед!
Шарики-Ролики швыряет взрывное воспламеняющее устройство, взрыватель которого срабатывает через три минуты после броска. Великан, стоящий на улице у двери, заламывает руки.
– Я должен немедленно вернуться во дворец! – стенает он и убегает по бумажной дороге, исчезая, словно последний кадр мультфильма.
– Вверх по этой лестнице!
Каменная лестница, свет вверху. Они стоят на склоне холма над зданием и видят через него насквозь. Лабиринт узеньких фанерных комнат, двери и коридоры, корытные, лестницы, идущие вверх и вниз, простирающиеся насколько видит глаз, уходящие в глубь холма и тающие в дымке на расстоянии.
Перед ними простирается известняковый двор шириною в сто ярдов… За ним -. широкая улица и море. До него далеко, но его видно ясно, словно в подзорную трубу.
– Бежим!
Оглушительный грохот – и весь этот фанерный нужник разлетается на куски: в воздух взлетают обломки фанеры, гномы, песок, обрывки сколопендр и падают сверху на них, спасающихся бегством. Ким видит, как упавшая на землю челюсть сколопендры у него на глазах превращается в окаменелость… Внезапно грохот и мусорный дождь прекращаются, как будто кто-то выключил телевизор.
Двора больше нет – перед ними заросшая сорняками пустынная автостоянка. За спиной у них голый склон холма, карликовые дубы, кривая сосна и несколько оливковых деревьев. Они идут по сухому руслу ручья к морю. Оно совсем неподалеку, в каких-нибудь ста ярдах.
Воспоминание о корытах с песком тает в памяти, словно сновидение… В корытной гаснет свет. Темнота, шорох пыли и тихие звуки гниения и распада… голый склон холма, пасущиеся овцы, далекий звук флейты… икринки-лбы взрываются с глухим звуком, словно грибы-дождевики в полуденную жару, посреди пейзажа, состоящего из свалок и пустых автостоянок… Прохладный вечерний бриз приносит запах моря… Синий запах молодости и надежды. Никто не бывает серьезным в семнадцать лет… Они садятся под голубым тентом и заказывают по порции анисовой водки с черными оливами на закуску… День клонится к вечеру… несколько купальщиков сидят на пляже. Мальчики в плавках проходят мимо, смеются, болтают… Старики сидят на скамейках вдоль эспланады, трости в руках, смотрят на море.
Звук далекой флейты доносится в сгущающихся сумерках со склона холма.
Они съедают ужин на балконе с видом на море… Креветки в соусе из оливкового масла, орегано, лимонного сока и чеснока… красный люциан и греческий салат, на запивку – рецина79.
– От вашего примитивного оружия нет никакой пользы! – шепчет Инопланетянин.
– Откуда тебе знать? – спрашивает Ким, и от этого вопроса Инопланетянина как волной смывает.
– Похоже, он несколько удивился.
Никто не бывает серьезным в семнадцать лет.
***Ким Крисмас, суперагент разведки, сворачивает на убогую улочку в Амане. Он бросает монетку безрукому прокаженному, и тот ловит ее зубами. Ким начинает жить по своей легенде. Теперь он – Джерри Уэнтуорт, безработный космолетчик.
