Алистер Кроули - Дневник наркомана
Однако, последнее замечание Лалы рассеяло все наши мрачные опасения. Инициатива была полностью отдана в наши руки. Все, о чем нас просили, это вести запись того, что мы делали.
Я не мог понять, чем факт записи в дневник может отличаться непосредственно от самого действия.
Как раз тогда и появился Царь Лестригонов, и на полчаса отвлек нас совершенно абсурдной историей о каком-то пустяковом приключении, которое случилось с ним в то утро. Несмотря на его бодрость и увлекательный рассказ, мои руки инстинктивно тянулись к деревянной коробочке, где я держал героин.
Я принял дозу. Царь тотчас же прервал свой рассказ.
— Продолжайте, — вяло произнес я. — Я не хотел вас прерывать.
— Это ничего, — ответил Царь. — Я только подожду, когда вы это зарегистрируете.
Лала приколола мою таблицу на стенку. Я посмотрел на часы, подошел и нацарапал крестик в нужной клеточке.
Когда я сел на место, то отметил, что Царь наблюдает за мною с улыбкой человека, которому мой поступок доставил своеобразное удовольствие. Теперь то я знаю, что его забавляла природа моего беспокойства.
Он в нескольких словах завершил свой рассказ, и сразу же в упор спросил меня, как проходит лечение.
На что я ответил, что не могу говорить даже о начале лечения, да и не вижу откуда бы ему взяться, и указал на состояние мертвой точки.
— Полноте, — сказал Лам. — Вы же не принимаете во внимание то, что говорится всякими докторами, и бывает в девяти из десяти случаев ими тут же забыто. Причем только это и спасает их от разоблачения, как назойливых невежд. Известно ли вам, что посмертное вскрытие покойников в больницах Нью-Йорка показывает, что почти в пятидесяти процентов случаев имел место неверный диагноз? Нет, Сэр Питер, пока мы с вами теряем время, обсуждая наши неприятности, есть лишь одна вещь, которая работает на нас денно и нощно, и эта вещь — Vis medicatrix naturae .[25]
Лала выразительно кивнула.
— Разве вы не заметили это в полевом госпитале? — поинтересовалась она у Лу. — Лучше всех выздоравливали те раненые, которых оставили в покое. Хирурги только старались как можно лучше исправить тот ущерб, принесенный ранением природе. Что-либо помимо этого было уже лишним.
— Мы вернемся примерно через час, — сказал Царь, — и захватим вас на ланч в Хиндхэде. Между прочим, есть ли у вас перочинный ножик?
— Да, а что, — ответил я удивленно. — А зачем?
— В противном случае я бы одолжил вам свой. Он может вам понадобиться для очинки вашего карандаша.
Мы с Лу пустились в разговоры, как только они ушли. Нам было уже лучше в этом отношении, раз уж в нас снова пробудился интерес к самим себе. Во время отсутствия нашего друга мы прибегали к героину лишь один или два раза; и наше соперничество в деле ведения графиков сделалось чем-то вроде маленькой семейной шутки.
Мне стало ясно, что так позабавило Царя Лестригонов в первый раз. Я четко осознал признаки раздражения от необходимости подниматься и ставить крестик. Мне никогда не случалось нарушать данное мне слово. В наблюдении за графиком было нечто увлекательное.
Поездка стала откровением. Мы словно вырвались на свежий воздух из склепа, полного мертвецов. Острый холодный ветер ударял нам в лица, почти ослепляя.
Только возле самого постоялого двора мы вспомнили, что уехали, позабыв героин. Царь, когда услышал о нашей беде, тотчас стал само сочувствие. Он сразу же предложил съездить и привезти его для нас; однако Лала выразила протест, заявив, что умирает от голода, и убеждена, что ланч восстановит наши силы не хуже героина, а Царь Лестригонов может смотаться за ним сразу после еды.
Мы согласились. Тем более свежий воздух пробудил в нас обоих острейший аппетит. Трапеза немного улучшила наше состояние, и перед ее завершением наш хозяин незаметно выскользнул из-за стола, и через десять минут воротился с пакетиком порошка.
Мне показалось весьма необычным, что он сумел раздобыть его в столь отдаленном месте, не имея рецепта. Но Лу глядела на него с выражением восторженного любопытства. Я понял, что она, так или иначе, разгадала этот секрет.
Ее, кажется, крайне забавляло мое недоумение, и она погладила меня по голове в своей самой покровительственной манере.
— Эх ты, несчастное безмозглое создание, — говорили кончики ее пальцев. Вот так мы и угостились героином после второй чашечки кофе, и дух мой незамедлительно воспрял.
Царь предоставил в наше распоряжение два блокнота, купленных им в деревне, чтобы мы могли записывать наши приемы вне дома, и копировать записи на таблицах, когда возвратимся.
Мы поехали назад в Лондон, и по пути выпили чаю в коттедже, обитатели которого, видимо, хорошо знали наших друзей. За домом присматривал невысокого роста старик со своей супругой; судя по их виду, они были слугами старинной фамилии. Коттедж стоял вдали от дороги, на частной земле. У ворот один против другого стояли два могучих тиса. Лала пояснила нам, что это место принадлежит Ордену, главой которого является Царь Лестригонов, и что ему доводится посылать сюда людей для определенных этапов подготовки, которые требуют уединения и тишины.
На меня нашло громадное желание изведать утонченное спокойствие, царившее в этом жилище. По этой или какой-то другой причине я ощутил естественное нежелание принять предложенную мне дозу героина. Она показалась мне неуместной в окружающей меня атмосфере. Однако я принял и насладился ею; правда действие это было механическое, а его эффект неким неясным образом оказался неудовлетворителен.
Мы приехали в город и пообедали в моих новых апартаментах, где оказался ресторан с превосходной кухней.
Я обнаружил, что за прошедший день прибегал к героину 15 раз; а Лу всего одиннадцать. Реакция моего ума была такова: "Если она смогла обойтись только одиннадцатью, почему не могу и я?" Хотя мне не доставало логики, чтобы донести свои доводы до людей, миллионов тех, кто не принимал его ни разу, и, похоже, процветающих!
Оба мы изрядно устали. Как раз, когда Царь и Лала собрались уходить, я занюхал еще раз.
— Для чего вы это сделали? — спросил Царь. — Ответьте, если не против?
— Ну, я думаю, чтобы побыстрее заснуть!
— Но сегодня утром вы говорили мне, что приняли его, чтобы проснуться, — парировал он.
Это была правда и она меня обеспокоила; особенно когда Лу, вместо сочувствия, издала один из ее нелепых смешков. Ей, вероятно, действительно доставляло извращенное удовольствие видеть меня уличенным в глупости.
Однако Царь отнесся к этому вполне серьезно.
— Ну что ж, — сказал он, — это, конечно, экстраординарное вещество, если оно делает две абсолютно противоположные вещи по воле того, кто его принимает.
В его словах звучал сарказм. Он не стал мне тогда рассказывать то, о чем я узнал от него много позднее, что явно противоречивые свойства, приписываемые мною героину, действительно в нем были, и могли быть использованы экспертом для достижения ряда эффектов, часть которых на первый взгляд казалась взаимоисключающей.
— Так что, как видите, Сэр Питер, — продолжал Царь, — вы не можете иметь и то, и другое. Вам действительно следует определить, с какой целью вы принимаете дозу.
Я пояснил довольно жалким тоном, будто мы без него не можем заснуть. Так нам сказала Мэйбел Блэк.
— И результат этого заблуждения, — ответил Царь, — ее труп. Я думаю, что на ваш эксперимент повлияло ее дурацкое замечание. Ведь вы мне сами рассказывали, что в первую очередь самым восхитительным следствием была возможность не спать всю ночь, лежа в бесчувствии, и наблюдать, как чарующий поток фантазии наполняет твой мозг.
Я был вынужден признать, что все сказанное им — правда.
— Героин, — объяснил он, — является модификацией морфина, а морфин, в свою очередь, это один из важнейших элементов опиума. Вы, конечно, помните, что говорит в своем "Лунном Камне" Уилки Коллинз об опиуме и его препаратах, ну, что за стимулирующим эффектом следует эффект успокоительный. Этот эффект у героина куда более выражен, чем у опиума; и будет разумно, как мне кажется, зарядиться им, как следует, с утра, и поддерживать себя в форме целый день, но полностью оставить его за несколько часов до отхода ко сну, так чтобы успокоительный эффект потихоньку усыпил вас в положенное время. Я знаю, есть против этого и возражение. Злоупотребление наркотиком оставило бы вас в состоянии крайней нервной раздражительности. Поводом для ночного приема героина послужило бы ее умерщвление. Когда вы принимаете его утром после ночного отдыха, вы даете его более или менее здоровому организму, посвежевшему после сна; он способен вас стимулировать, потому что сон придал вам некоторый запас сил, на которых героин может работать. Когда вы принимаете его ночью, вы даете лекарство больному человеку, что уже совсем другое дело. Как бы то ни было, вам надо сделать вот что — заменить его вот такими таблетками, и запить их теплым, приятным виски, ромом, сойдет и вода, и тогда вы заснете, не успев об этом даже узнать. Затем, на утро вы проснетесь куда более свежий, чем обычно, и героину будет за что, так сказать, зацепиться. В результате чего вы обнаружите, что совсем небольшое количество удовлетворит вас не хуже большой дозы на прошлой неделе, а то и лучше.
