Эдуард Лимонов - В плену у мертвецов
К этой неточной дневниковой записи следует добавить вот что. Две машины наружного наблюдения следовали за нами до самого поворота в тупик, где вдоль реки расположены несколько алтайских селений, предпоследнее из них – Боочи. Нас было шестеро: я, Шилин, Аксёнов, Акопян, Олег Ш. (водитель) и Золотарёв. Собственно Золотарёв и вёз нас в Боочи. С самими Тахтоновыми он был незнаком, но у них отдыхала его подруга (кажется, Анна) – высокая женщина лет 40 из Барнаула. В ту ночь меня поместили под тёплым одеялом в комнате, на кровати девочки-подростка Айдын. Окно находилось в ногах моей кровати. Окно выходило на улицу и полная медная луна висела низко совсем над горами. Дверь в комнату была приоткрыта и через коридор в большой комнате на полу спал мой охранник Мишка. Он гонга не слышал, но когда девочка Айдын принесла нам утром горячую картошку и молоко, она сказала, что одна женщина на стоянке слышала гонг и такую же музыку, как я описываю, несколько лет назад.
Центр Мира находится на равноудалённом расстоянии от четырёх океанов. Точнее равноудалённых координат – две: на полпути от Северного Ледовитого до Индийского, и ровно посередине расстояния от Атлантического до Тихого. Т.е. это центр Азиатско – Европейского континента: Евразии.
Дополнение: музыка звучала мрачно и торжественно, давая немедленную догадку: это о Вечности, эта музыка. Я не спал. И находился в таком состоянии довольно долго: от 40 минут до полутора часов. Я осознавал, что я не сплю, я хотел даже встать и одеться, чтобы полюбопытствовать, но отказался от намерения, решил не мешать хозяевам вершить их религиозную церемонию. Мрачно и торжественно звучала мелодия, и несомненно о Вечности. В первые месяцы после я думал, что это знамение нашей экспедиции – она выльется в нечто Великое, в овладение Азией. После смерти Золотарёва, и особенно после ареста, я стал думать, что это было мрачное предостережение. В настоящее время я опять склоняюсь к мысли, что если смерть и страдания были предсказаны этой ночной сценой, то величие моей судьбы также было предсказано. Это было и предостережение и поощрение.
Теперь вернёмся к истории Христа, вернее к архетипической ситуации, к коллизии Христа (как к шахматной позиции, к «позиции Христа»). Она выглядит так: Христос, и напротив – двенадцать апостолов. Согласно Евангелию все они подвержены соблазну возможного предательства. Даже самый сильный – лысый черепоносец Пётр, и тот – таки отказывается три раза от Учителя, как Учитель ему и предсказал (это несложно, требуется лишь знание человеческой натуры), ещё до того, как пропел петух. Но другие апостолы не становятся предателями, они всего лишь люди, их слабость заложена в них от рождения. Многие, те кто сумел свою слабость победить, становятся святыми. У Иуды предательство не слабость, это миссия. Я неточно услышал и потом небрежно записал:
«Однако предательство тоже приятная миссия». Я недослышал, на самом деле следовало услышать «великая» миссия. Великая, древняя, мистическая, ужасная, трагическая. Ужасная, потому что Иуда обрекает на смертные муки своего Учителя, близкого, любящего его, и наверняка любимого им. В Мировой истории Иуд – множество. Эта архетипическая трагедия проигрывается вновь и вновь. Брут был приёмным сыном Цезаря. «И ты, Брут!» – этот крик удивления-узнавния, издал Цезарь. Ему следовало добавить: «Иуда!»Самым подходящим, лучшим словом в приведённом стихотворном отрывке будет даже не «великая», но «священная». «Однако предательство – тоже священная миссия». Вот как следовало мне услышать, и записать.
Основная история предательства Учителя Лимонова – это алтайская история. В ней архетипически точно участвуют ровно 13 человек. Я: Учитель. Предатель: Артем Акопян. Но он мало знает, чтобы его предательство санкционировало муки Учителя. Обрекло его на муки. Посему на основную историю Алтайского «заговора» (карается статьями 205-й и 208-й) наложена дополнительная урезанная история (точнее полу-история): «Саратовская». В ней участвуют шесть человек, считая меня. Точнее семь, но ФСБ спрятало человека, продавшего оружие Лалетину, Карягину и Пентелюку. В этой полу-истории свой Иуда – Дмитрий Карягин. (Саратовская история карается статьей 222-й. Статьи здесь везде важны, ибо это степень крестных мук, на которые будет обречён Учитель). Если Прокураторы (Прокуратура и Суд) его осудят.
И Алтайский заговор и Саратовская история отмечены мистикой и кровью. Кровью и мистикой. Два апостола Учителя из двенадцати погибли насильственной смертью. Два из двенадцати в течении месяцев – ненормально много, чтобы такой рейтинг смертоубийства мог считаться случайностью. Бурыгин – верный, немудрёный, но честный апостол национал-большевизма, такой себе народный человек, агитировавший в среднеазиатских поездах за дело национал-большевизма. Золотарёв – человек без паспорта, инструктор, лесовик, хиппи, исцелитель. Он исцелял и в Боочи, смущённый вернулся, помню, с исцеления с алтайкой Мариной, неся в сеточке продукты, плату за исцеление. Но он исцелял и до этого и в Барнауле. Он верил в «энергетику», он знал многих рериховцев и староверов. Он прыгал как олень по горам в поисках маральего корня, красного корня, золотого корня. Он был народный, но не простой человек. К концу сентября он уверовал в наше дело. Его выбросили из окна.
Теперь о личности Иуды Акопяна. Полукровка с русской мамой и отцом армянином, архитектором. Через Украину семья бежала в Москву. Быстрый, остроумный, быстро схватывающий юноша. Любящий себя и своё тело. Каждое утро ходил голым обливаться с ведром к ледяному ручью. Высокомерен очень. С презрением относился к своим товарищам. Я постоянно старался ставить его на место, доказывая ему, что он ничем не лучше. И то обстоятельство, что он принимает душ ежедневно и чаще меняет комплекты одежды, вовсе не есть знак избранности. Как и то обстоятельство, что он автор нескольких ехидных статей. Чистый, остриженный, разрушительно остроумный, творчески бесплодный, лишённый уважения к национал-большевистскому коллективу, что он делал у нас? Его несомненно привлекала моя личность, которую он оспаривал. Оспаривал он меня тем, что приблизился, когда появилась возможность, вплотную (в Алтайской истории) и наблюдал. Надеясь обнаружить слабости и тем разрушить Учителя. Акопян крайне тщеславен. Так получилось, что он оказался старшим и ему пришлось руководить акцией на съезде Демократического выбора России 30 января 1999 года. (Тогда нацболы в количестве 13 человек устроили на съезде партии Гайдара обструкцию. Встали и проскандировали: «Сталин! Берия! Гулаг!», разбросали листовки. Завязалась драка). Когда к вечеру того же дня все основные СМИ посвятили скандалу на съезде ДВР большие репортажи, Акопян, единственный раз, довольный, воскликнул, поглядев на себя на экране телевизора: «Вот она пришла настоящая слава!» Но через несколько дней сбежал в украинскую глушь, спрятался.
Иуда второй истории, наложенной на первую, дабы служить ей дополнением – Дмитрий Карягин. Вместе дополняя друг друга два пацана – ПолуИуды образую полновесную трагическую фигуру зла – Иуду. Библейского. У каждого Учителя есть свой Иуда, а если такового не наблюдается, значит – ОН не Учитель. Т.е. первый признак Учителя – Иуда.
Впервые Карягин предстал передо мною в облике высокого студента в бейсболке. У него был типаж такой: «студент». Студента избрали в президиум I-го Всероссийского Съезда НБП, и на сцене кинотеатра «Алмаз», где происходил съезд, так получилось, мой будущий Иуда, один из двух моих Иуд, оказался сидящим сразу за мной. Так мы с ним познакомились. В перерыве он сразу щегольнул отличным знанием моего творчества. «А почему Вы, Эдуард Вениаминович, написали стихотворение „Саратов“? Вы что бывали в Саратове?» – спросил он меня. Для того, чтобы прочесть стихотворение «Саратов» необходимо было получить в руки хотя бы единожды сборник стихов «Русское», изданный американским издательством ARDIS в штате Мичиган в 1979 году тиражом всего три тысячи экземпляров. Карягин читал, следовательно, этот редкий сборник. Тогда я не мог ответить ему ничего путного, пробормотал лишь что-то вроде… «Саратов? Ну поскольку это типично русский город…»
Теперь я могу ответить Карягину. «Из глуби времени я узрел будущее, Дима. 33 года тому назад (стихотворение написано в 1968 году) я узнал, что ты предашь меня в Саратове».
Когда за мною закрылась дверь в камеру №24 крепости Лефортово, 9 апреля, я вдруг припомнил концовку (оно длинное) этого пророческого, как оказалось, стихотворения, и похолодел от ужаса:
"Меня народ сжимает, не уйдёшь!"Народ, народ: я более хорош,Чем ты, и я на юге жить достоин…"Но держат все: старик, дурак, и воин…Так слабые за сильного держалисьИ никогда их пальцы не разжалисьИ сильный был в Саратове замучен,А после смерти тщательно изучен!".
Каково, а! В решку! В будущее! В трагедию! Дело в том, что именно по показаниям Дмитрия Карягина я был арестован. А Дмитрий Карягин был задержан в Саратове! И именно там, в Саратове, расставила свои сети ФСБ! Именно там приобретали оружие протагонисты моего уголовного дела: Карягин, Лалетин, Пентелюк. Карягин не жил в Саратове, он родился в деревне, долго жил в г. Балашов Саратовской области, и только в последние полгода переехал в Саратов. Чтобы осуществить написанное незримо в Скрижалях Судеб. Этот текст Скрижалей я подсмотрел в 1968, 33 года назад, и написал стихотворение, так и называется: «Саратов». Из глуби прошлого я узрел будущее. Я знал что произойдёт в Саратове!