Стендап - Гаянэ Павловна Абаджан
А как кота провоцировать? Не знаю. Хорошо, что он хоть любит громко помяукать. Так что на улице ночевать он так ни разу и не остался. Его "мяу" могло поспорить не только с отработавшей микроволновкой, а и с пожарной сиреной. И я в конце концов простила ему его игнор, ведь может же быть, что животное по возрасту уже просто плохо слышит.
Так вот, о чём я? Да, мне вечно припадают какие-то подростковые испытания. Ну какой же паренёк не захочет остаться дома один. Но я — пожилая женщина и точно не хочу. У меня к тому была бы масса возможностей: как минимум два дома ждут свою героиню, и что любопытно — по обе стороны линии фронта. Но вместо этого я звоню своей подруге, и она объясняет мне, что когда ночью где-то в доме что-то непонятное шуршит, то это коты, они видите ли ночные животные.
— Ну вчера-то я так на котов и думала. Но сегодня — вот они оба спят рядом: один в кресле, второй на диване. А оно всё равно то там, то там… То из угла, то со второго этажа. То скребёт, то звякает…
И подруга начала меня терпеливо убеждать, что ночные шорохи это не всегда обязательно домовые, что есть ещё масса вариантов: ветка об шифер, ветка об стекло, птица ночная прилетела и по крыше ходит, кричит, охотится; ветер что-то принёс, шторы колышет, дальние звуки отдаются…
Я сидела, слушала её и думала: вот бывают же люди с такой широтой амплитуды вариантов, а пишу почему-то именно я, у которой только один вариант — демоны. Поэтому иду спать только в полностью коматозном состоянии, когда уже демоны- значит демоны, я — сплю.
Кстати, в первый же мой одинокий вечер случилась буря. Но погодное предупреждение пришло ещё утром: град, ураган… А как мы знаем: предупреждён — значит защищён. Ждала я ждала бурю, и с тем и заснула. Жара была и воздух — наверное тысячу процентов влажности. Я на полу на матрасе легла, от косого окна подальше. Моя спальня — в мансарде, и я представила как крупным градом бьёт по стеклу. Короче, забилась в угол и заснула где-то в полтретьего.
Ближе к пяти — началось… Не оценить состояние моих нервов. Я ведь раньше любила грозу слушать. Прекрасно помню как в 2012 в Крыму наш пансионат буквально трясло, где-то громыхали распахнутые окна, хлопали двери, за окнами в парке с треском падали огромные деревья, вокруг всё выло, а мы сидели закутавшись в одеяла в своём номере и с кайфом "боялись".
Теперь же, спустя десять лет, находясь в тысячах километров от войны я от непрерывного раската грома просто упадала в бездну. Мне реально стало сильно дурно. На своём матрасе подальше от окон я сидела и думала: "Может или не может?" И это был страх не от ума, не от мыслей. Он был вне мыслей. Но по своему ритму и интервалам эти звуки уж слишком сильно походили на залпы. Или мне — запуганной так уже просто слышалось. Потом я заснула.
На утро, часов в девять позвонила подруге, которая сейчас живёт в шестой месяц штурмуемом Миколаеве. Её голос, который я очень хорошо знаю, был какой-то не такой, приглушенный:
— Что делаю? Смотрю что тут побито…
Она ходила осматривала свой дом. Этой ночью на него прилетели обломки перехваченной ракеты. Побило окна, что-то влетело в комнаты.
— В котёл не попало, он глубже. Оно летело с таким противным шорохом и свистом, с каким-то шипением… Потом был взрыв и посыпалось.
— А ты шо?
— А шо я? Посидела, да пошла спать дальше.
— Ты хоть в подвале спишь?
— Ты шо? Как я там спать буду! Я там только когда воздушную тревогу объявляют, да и то не всегда. Там не насидишься.
Дальше я ей, а не она — мне рассказывала о своих ночных страхах и ужасах от громыхающих звуков. Просто чисто библейское "каждому тот крест, который он способен вынести".
Сейчас уже утро послеследующего дня. Я стою и готовлю ризотто. Как его готовить? Тут главное быть достаточно занудным: медленно подливать, непрерывно помешивать. И кто ж такой умный на рецепте выставил все эти "несколько минут" и рис станет полупрозрачным, "один литр бульона, вливать постепенно по мере впитывания". А в заключение "Общее время приготовления 20–25 минут". Просто фантастика. Хорошо, что я в должном объёме занудна, и медленно помешиваю с нескрываемым кайфом все эти так сказать 20–25 минут.
Именно поэтому я пишу, потому что по тф меня не наслушаешься, особенно если собеседник достаточно вежливый и не привык прерывать рассказчика.
Вообще я заметила, что чем хуже мои жизненные обстоятельства, тем лучше я готовлю. Вот в прекрасной юности умела только яишницу и сосиську отварить. А как замуж вышла, да в гарнизонный барак попала, то пошли борщи, отбивные, даже в странной переносной электро-духовке пироги печь начала. А когда домой вернулась, да в ми/полицию пошла работать, то все эти навыки моментально утратились. К сосиськам я не вернулась, а подсела на бутерброды и сникресы. Потом, когда пенсия с пандемией карантинов накрыли, то навыки моментально вернулись и даже без усилий многократно преумножились. Теперь же, когда учусь писать своё имя на латинице, то прямо новый рывок.
Так вот, о чём это я? А! Вот! Меня оставили в доме одну и я сокрушаюсь, что так и не прогенералила хату. А потом думаю: когда в фильмах кого-то одного в доме оставляют, то дальше сюжет точно разворачивается не вокруг генеральной уборки.
Но пару подвигов в одиночестве совершить мне удалось. Первый вообще простенький — я подавилась. Ела бутер и подавилась. Ну, с кем не бывает? Но мне показалось, что я недостаточно подавилась, чтоб прекратить есть. Надкусила ещё пару- тройку раз и почувствовала, что уже достаточно подавилась, после чего я начала кашлять. Потом… В общем в конце я протёрла пол и закинула свою одежду в стиралку. С тоской посмотрела на остаток бутерброда, но доедать его мне уже почему-то расхотелось.
В этом происшествии интересно то, что подобного со мной не было не просто давно, а никогда.
Затем через пару часов я решила сделать себе гренки. Ну, нормальное же человеческое желание. И я включила тостер. А потом подумала, что я их буду с чаем. И включила чайник. Они были воткнуты в одну сдвоенную
