Сесилия Ахерн - Волшебный дневник (The Book of Tomorrow)
Несмотря на то что маму заставили замолчать, а она считала папу живым и потеряла голову от ужаса, у меня появилось ощущение, что я начинаю новую жизнь, которая будет лучше прежней. Мы с Уэсли глядели вслед уезжавшей машине, тогда как Розалин, повернувшись, опасливо посматривала назад, не желая оставлять нас одних, но также не желая оставлять одних маму и Артура, и этому я никак не могла помешать. Так что я улыбалась и махала рукой.
Глава двадцать первая К… как кенгуру
Едва машина скрылась из виду, я бросилась в дом. На вешалке для пальто висел в спешке брошенный передник Розалин, которая очень торопилась обратно на улицу. Я схватила его и, не медля, сунула руку в карман.
– Тамара, что ты делаешь? – услышала я за спиной. – Может быть, заварить тебе чаю или дать чего-нибудь, чтобы ты успокоилась?.. Какого черта ты?..
Он имел в виду пузырек с капсулами, который я держала в руке.
– Я думала, ты можешь это мне объяснить. – Я дала ему капсулы. – Мне удалось застигнуть Розалин за тем, как она клала лекарство в мамину овсянку.
– Что? Тамара, постой, – не поверил Уэсли. – Она клала лекарство в ее еду?
– Я видела, как она открыла капсулы и высыпала порошок в овсянку, а потом помешала ее. Она не знает, что я видела.
– Может быть, это лекарство прописано твоей маме?
– Ты правда так думаешь? Хотя Розалин и делает вид, будто я ничего не знаю о болезнях моей мамы, но мне точно известно, что ее зовут не Хелен Рейли.
– Так зовут маму Розалин. Дай-ка я посмотрю. – Он взял у меня пузырек. – Это снотворное.
– Откуда ты знаешь?
– Да здесь написано. Оксазепам. Снотворное. Она кладет порошок в еду твоей мамы?
У меня перехватило дыхание и на глаза выступили слезы.
– Ты уверена, что видела, как она кладет его в еду?
– Уверена конечно же. И мама все время спит с тех пор, как мы сюда приехали. И ночью и днем.
– А что, если твоя мама и прежде их принимала? Если Розалин просто старается ей помочь?
– Уэсли, мама до того напичкана этим лекарством, что едва помнит свое имя. Это не помощь. Наоборот, Розалин делает ей хуже. От снотворного ей только хуже.
– Мы должны кому-нибудь об этом сказать.
Услышав слово «мы», я почувствовала невероятное облегчение, словно меня омыло приливной волной.
– Я скажу папе. А он сообщит кому следует, согласна?
– Согласна.
Мне стало легче, потому что я больше не была одна. Пока Уэсли звонил своему отцу и разговаривал с ним, я сидела на ступеньке.
– Ну? – вскочив, спросила я, едва он закончил разговор.
– Они сидели рядом, поэтому он ничего не мог сказать. Но все же пообещал обо всем позаботиться. Нам лишь надо некоторое время сохранять тайну.
– Ладно. – Я перевела дух. Что будет, то будет. – Ты поможешь мне принести ящик с инструментами, который у Артура?
– Зачем он тебе? – совершенно сбитый с толку, спросил Уэсли.
– Чтобы сломать замок на гараже.
– Что?
– Просто… – Я никак не могла подобрать нужные слова. – Пожалуйста, помоги мне. У нас немного времени, так что объясняться я буду позднее. А сейчас, пожалуйста, пожалуйста, помоги мне. Они так редко уезжают из дома. Это единственная возможность.
Уэсли задумался, крутя пузырек с капсулами в руке.
– Ладно.
Уэсли побежал в мастерскую, а я шла по саду, надеясь, что Артур с Розалин не вернутся, пока я хорошенько не осмотрюсь в гараже. Остановилась я лишь для того, чтобы поглядеть на бунгало и на сверкающие стекляшки, которые посылали лучи прямо в мою спальню. Стекляшек видно не было. Зато на садовой стене лежало кое-что, привлекшее мое внимание. Коробка. Я подошла ближе.
– Уэсли.
Он услышал меня и обернулся, после чего посмотрел в сторону стены.
– Что это? – спросил он.
Перейдя через дорогу, я принялась рассматривать нежданный подарок. Уэсли последовал за мной. На упаковке из коричневой бумаги было написано мое имя и поздравление с днем рождения.
Я взяла послание и огляделась. В окнах никого не было видно, за занавесками никто не стоял. Тогда я развернула коричневую бумагу. Под ней оказалась коричневая коробка из-под обуви. Тогда я сняла крышку. Внутри оказался самый красивый на свете стеклянный мобайл[61] из слезинок разного размера и сердечек, соединенных проволокой, которая была протянута через крошечные отверстия. Я подняла его к свету. И он, повинуясь порывам ветра и крутясь то в одну, то в другую сторону, засверкал на солнце. Тогда я с улыбкой оглянулась на дом, чтобы помахать рукой, поблагодарить за подарок, показать, как я рада его получить.
Никого.
– Какого черта это?.. – произнес Уэсли, разглядывая мобайл.
– Это подарок. Мне.
– А я не знал, что у тебя день рождения.
Он взял мобайл в руки и стал внимательно его разглядывать.
– Это она сделала.
– Кто? Мать Розалин?
– Нет. – Я опять посмотрела в сторону бунгало. – Женщина. Уэсли покачал головой.
– А я-то думал, что у меня фантастическая жизнь. Кто такая она? Мои мама с папой уверены, что там живет одна миссис Рейли.
– Я ничего о ней не знаю.
– Тогда пойдем и познакомимся с ней. Поблагодарим за подарок.
– Думаешь, можно?
У него округлились глаза.
– Ты получила подарок… Это прекрасный повод, чтобы пойти туда. Прикусив губу, я поглядела на дом.
– Если, конечно, ты не боишься?
Уэсли правильно угадал.
– Нет, сейчас нам надо сделать нечто куда более важное, – ответила я, после чего перешла через дорогу и торопливо зашагала к гаражу.
– Знаешь, сестра Игнатиус чуть с ума не сошла, пытаясь повидаться с тобой. Ты убежала и очень испугала ее. Ты испугала нас обоих.
Я не сводила взгляда с Уэсли, пока он возился в ящике в поисках подходящего инструмента.
– До меня дошли слухи о том, что случилось. Ты в порядке?
– Да. Все хорошо. Только я не хочу об этом говорить, – не скрывая раздражения, ответила я. – Спасибо, – прибавила я, смягчившись.
– Кажется, у твоего приятеля неприятности?
– Я же сказала, что не хочу об этом говорить.
И он мне не приятель. Уэсли рассмеялся.
– Значит, ты знаешь, что я чувствую. Несмотря на все утренние неприятности, я улыбнулась.
Уэсли довольно быстро справился с замком. Мы вошли внутрь, и я тотчас увидела свою прежнюю жизнь, беспорядочное нагромождение предметов мебели из кухни, гостиной, моей спальни, поверх того, что осталось от игровой комнаты и спален для гостей. Эта декорация отлично подходила для сумятицы у меня в голове. Кожаные диваны, плазменные телевизоры, в общем, нелепая куча мебели, которая здесь выглядела бездушной дешевкой.
Но мне гораздо интереснее было другое: то, что Розалин и Артур тщательно прятали в гараже. Когда Уэсли снял простыни с кучи в дальнем углу, я была разочарована. Опять старая мебель, разрушенная временем, изъеденная мышами и пахнущая нафталиновыми шариками. Не знаю, что я ждала увидеть – труп или парочку трупов, станок для печатания денег, ящики с винтовками, тайный вход в пещеру с летучими мышами. Но я точно ожидала чего-то другого, а не кучу вонючих, пропахших нафталином деревяшек.
Тогда я вернулась к вещам из нашего бывшего дома. Вскоре и Уэсли последовал за мной, охая и ахая над чем-то, найденным им в ящиках. Устроив перерыв в изучении неизвестной жизни Артура и Розалин, мы уселись на диван, когда-то стоявший в гостиной, и стали смотреть фотографии в альбоме под хохот Уэсли над разными этапами моего взросления.
– Это твой папа?
– Да, – с улыбкой ответила я, глядя на счастливое, оживленное лицо моего отца, танцевавшего на свадьбе своего друга. Папа любил танцевать. И мог танцевать сколько угодно.
– Он тут молодой.
– Да.
– Что случилось?
Я вздохнула.
– Не говори, если не хочешь.
– Да нет, – сказала я, постаравшись проглотить комок в горле. – Просто он… взял в долг намного больше денег, чем смог вернуть. Он был девелопер, и очень удачливый. Владел собственностью по всему миру. Мы не знали, что он попал в беду. А он стал все продавать, чтобы выпутаться из долгов.
– И ничего вам не сказал?
Я покачала головой.
– Он был очень гордый. Ему, наверно, казалось, что он подвел нас. – Мои глаза вновь наполнились слезами. – Но я бы так не думала, правда, мне было бы все равно.
Вряд ли. Я представила, как папа пытается рассказать мне о том, что все продает. Конечно, мне не было бы все равно. Я бы плакала и рыдала. Я бы не поняла. Мне было бы страшно подумать, что скажут соседи. Как же обойтись без Марбейи летом и без Вербьера на Новый год. Я бы раскричалась, обозвала его всякими плохими словами, а потом убежала бы в свою спальню и хлопнула дверью. До чего же противной, жадной свиньей я была. И все-таки жаль, что он не дал мне шанса понять его. Жаль, что он не усадил меня рядом с собой и мы не поговорили, ведь мы могли бы что-нибудь придумать вместе. Какая разница, где жить – в одной комнате или в замке, – если бы мы могли не разлучаться.
