Юрий Рытхеу - Вэкэт и Агнес
Но большинство выбирало Камчатку и близлежащий Сахалин.
Якову Спешневу досталась Чукотка.
В конце июля пароход «Ставрополь» взял курс на север. Шли проливом Лаперуза на виду у японских берегов. В хороший бинокль можно было разглядеть не только фигурки японцев, здания, но даже различались лица людей, с любопытством взирающих на советский пароход.
Словно живые цветные иллюстрации к учебнику географии, прошли за бортом Командорские острова, южная оконечность Камчатки — мыс Лопатка, заснеженные вершины курящихся вулканов, и вот повеяло арктическим холодом. На палубу уже нельзя было выйти в одном пиджаке, пришлось натягивать зимнее полупальто, а на голову — кепку.
Берингов пролив, разделяющий Американский и Азиатский материки, открывался двумя островами Диомида.
Низко над водой летали незнакомые птицы. На горизонте вспыхивали китовые фонтаны, острые плавники касаток прочерчивали зеленоватую воду. Спешнев стоял у борта и жадно вглядывался в угрюмые, пустынные берега. Судно замедлило ход. Где-то здесь должно находиться селение, куда послан учителем Яков Спешнев. Но как ни напрягал он зрение, на берегу, кроме нагромождения камней, ничего нельзя было увидеть. Волны кипели у прибрежных камней, а на скалах тысячами сидели птицы кайры, одетые, словно дипломаты, в черные пиджаки и ослепительно белые рубашки.
Старпом нашел Спешнева.
— Вам надо готовиться к высадке, — сказал он будничным голосом. — Соберите вещи.
Имущество Якова Спешнева состояло из двух больших фанерных ящиков: в одном находились письменные принадлежности — тетради, карандаши, перья, порошок для чернил, а в другом — учебники, несколько детских книжек и сборник стихов Пушкина. Кроме этого, политические брошюры и самоучитель английского языка.
Яков вернулся в каюту и собрал в небольшой фанерный чемодан личные вещи. Когда он вышел на палубу, корабль уже лежал в дрейфе и моряки внимательно всматривались в большую байдарку, которая полным ходом, под большими белыми парусами, двигалась к "Ставрополю".
— Вот будущие земляки за тобой едут, — сказал старпом.
В байдарках сидели странно одетые люди. Многие носили на голове разноцветные пластмассовые козырьки, а тот, что держал палку рулевого весла одной рукой, другой прикладывал к глазам бинокль.
Честно говоря, Спешнев ожидал увидеть самых настоящих дикарей и для этой встречи вооружился гуманными идеями, вычитанными в книгах Миклухо-Маклая. Однако люди, которые сидели в байдарке, вызывали смешанное чувство: с одной стороны, они были в необычной одежде, с другой — у них и бинокли, и светозащитные козырьки; и, главное, лица у них совершенно осмысленные, открытые и симпатичные. На довольно хорошем русском языке человек, стоящий У руля и, видимо, главный, спросил, обращаясь к капитану:
— Учителя привез? Обещание выполнил?
— Все в порядке, Тоюк, — ответил капитан. — Хорошего учителя вам привез, молодого.
— Пусть спускается к нам в байдару, — деловито сказал Тоюк. — Торопиться надо. На китовую охоту собираемся.
С помощью моряков «Ставрополя» и местных жителей багаж учителя очутился в байдаре. Яков Спешнев простился с капитаном и экипажем. Старпом сочувственно произнес:
— Ни пуха ни пера. Не горюйте, народ хороший, приветливый.
Байдара направилась к берегу, а пароход, дав прощальный гудок и подняв тысячи птиц со скалистых гнездовки, двинулся в путь, огибая мыс Дежнева.
То, что поначалу показалось Спешневу нагромождением камней, оказалось человеческими жилищами. Они лепились по крутому склону, обрывавшемуся к морю.
На берегу стояли встречающие — женщины, мужчины и дети, будущие ученики Спешнева. Тоюк свободной рукой показал на небольшой европейский домик с двумя окошками, чудом выстроенный в этих скалах, и сказал:
— Твой школа.
Это здание до недавнего времени принадлежало американскому торговцу. Несмотря на легкомысленный вид, оно было хорошо утеплено и снабжено двумя кирпичными печками, для которых имелся небольшой запас угля.
Тоюк настороженно следил за выражением лица учителя.
— Утром будешь учить детей а вечером будем учиться мы, эскимосы…
— Постойте! — Яков Спешнев от удивления сел на шаткую табуретку. — Какие эскимосы? Я ехал в чукотскую школу. У меня в удостоверении написано: направляется выпускник Яков Спешнев учителем в чукотскую школу в селение Секлюк.
— Про то, что ты учитель, написано правильно, — сказал Тоюк, рассматривая бумажку, — и селение названо тоже правильно, но мы эскимосы, а не чукчи. Чукчи тут недалеко, за перевалом, там, куда ушел пароход. У них уже второй год работает учителем женщина.
— Что же делать? — растерянно спросил Спешнев.
— Работать надо, — ответил Тоюк. — Комсомолец?
Яков Спешнев утвердительно кивнул.
— А я большевик, — заявил Тоюк. — Партийной ячейка у нас есть, а комсомольский нет. Будешь делать такую ячейку…
Так началась жизнь Якова Спешнева на чукотской земле. Первый год был самым трудным. Ученики не понимали учителя, а учитель их. Почти на каждый урок приходилось приглашать Тоюка или же звать его накануне вечером, усталого после китовой охоты, и вдвоем составлять конспект будущего урока. Когда учитель извинялся, Тоюк строго говорил:
— Революцию делаем — какой может быть разговор?
Многое было удивительно для Якова Спешнева, но, пожалуй, больше всего поражал его Тоюк, первый эскимосский коммунист, человек мудрый и сильный. Тоюк создавал Советскую власть в Секлюке, изгонял американского торговца. Он два года обивал пороги районных учреждений с просьбой прислать к ним учителя, а вот теперь был занят добыванием пекаря, человека, который умел бы печь настоящий русский хлеб.
Селение стояло на стыке многих дорог. Люди Секлюка хорошо знали и этот, и тот берег. Многие добирались до далекого Сан-Франциско, а дочь одного из здешних охотников училась в копенгагенском университете, куда она поступила с помощью Руала Амундсена. Народ Секлюка — бывалый и восприимчивый ко всему новому. Среди эскимосов нарождались свои купчики, но Советская власть остановила их рост, а те, кто уже не мог переменить жизнь, переправились на тот берег, покинув ради богатства родину и могилы предков.
На второй год Яков Спешнев уже сносно говорил по-эскимосски, отлично стрелял из винчестера, мог освежевать нерпу, кидал гарпун в моржа, клал печь, строгал, пилил и сколачивал школьные парты, умел чинить часы, примус и подвесной мотор "Архимед".
На большом ржавом руле, снятом с какого-то корабля, Яков Спешнев писал слова: "Пахнет сеном над лугами", и в сердце заползала тоска.
К школе сделали пристройку, учеников становилось все больше, и Тоюк отправился добывать второго учителя. Доехал до Анадыря и привез такую красавицу, что Яков Спешнев долго не осмеливался поднять на нее глаза, а повзрослевшие ученики втайне посмеивались над ним.
Весной Екатерина Семеновна и Яков Иванович поженились.
Пять лет провел в эскимосском селении Яков Иванович со своей семьей. Он уже не думал, что когда-нибудь покинет эти скалистые берега. Но вот пришло назначение в школу-интернат в соседнее селение, а оттуда Якова Ивановича перевели в районный отдел народного образования. С поста заведующего Спешнев ушел на фронт.
Семья осталась в районном центре. Через год жена переехала обратно в Секлюк, где уже была не начальная, а семилетняя школа, и здесь провела четыре долгих военных года.
Яков Иванович воевал на Северном фронте. Он дослужился до майора, а когда демобилизовался, ему предложили преподавать в суворовском училище в одном из южных городов. Но Спешнев рвался на Чукотку, ставшую ему родной землей.
Он вернулся в Секлюк и застал свою семью в полном здравии. Екатерина Семеновна рассказывала, что эскимосы все долгие четыре года ухаживали за ней, приносили лакомую добычу, одевали в меха ее детей. Яков Иванович поработал директором секлюкской школы, потом снова перешел в районный отдел народного образования.
А тем временем на Чукотке происходили большие перемены: люди покидали яранги и переселялись в деревянные дома. В эти годы Яков Иванович был избран председателем районного Исполнительного комитета. Лучшей кандидатуры невозможно было найти: Яков Иванович не только отлично знал весь район, от самых его глухих селений до больших прибрежных поселков, ставших центрами промышленных округов, он знал чуть ли не каждую эскимосскую и чукотскую семью и, что бывает редко среди руководящих товарищей, отлично говорил на двух главных языках района.
Яков Иванович радовался переменам, радовался тому, что бывшие жители первобытных хижин обзаводились современной мебелью, читали книги и журналы, слушали радио, осваивали современную технику. Сердце его наполнялось гордостью за маленький эскимосский народ, когда он видел на капитанском мостике исследовательской шхуны «Арктика» Валерия Напауна, сына постаревшего Тоюка…
