Стив Айлетт - Надувной доброволец
Небо забито ангелами.
Записи в моём дневнике похожи на то, что можно видеть здесь: “Вырвался из ремней и ударил охранника — смотрел, как он падает до самого низа, прежде чем броситься вслед за ним — вот насколько хладнокровен я был в этот отчаянный и экстремальный миг. Они, должно быть, не тратили силы на размышления о том, что ублюдок вроде меня не может так долго молчать, не воспрянув духом и ударившись в ярость”.
И это одна из самых мягких записей. Найди меня, если не боишься скорпионов.
Эдди, кстати, был похож на одну из этих мумифицированных лягушек, которых находишь в кокосовом орехе, если тебе повезёт. С самого начала мы регулярно встречались и обсуждали текущие дела.
— Они задрожат от удивления при новой беде, Эдди, или они чему-нибудь научатся?
— Думаю, задрожат от удивления.
— Уверен?.
— Пять доводов за то, что да.
И он отсчитал пять монеток на тёмный стол. Каждая выпустила ноги и потратилась с глаз долой с проворством паука.
— И что это должно подтверждать, — сказал я в пиво, — кроме того, что у тебя красное ухо дьявола?
И на меня нахлынули воспоминания о восьми случаях, когда я видел дьявола, и весьма особенную скуку, которую при этом чувствовал. Первый раз это случилось в галерее Эдди, а последний — в его лачуге.
Галерею заполонили рисунки.
— Эдди, избавься от них, — ревел я. — Они вытянут из тебя всю кровь и оставят задыхаться в собственном дерьме.
Эдди пытался описать функцию, которую я неправильно понял — что они здесь не для торжества против смысла и действительности. Вот до чего он дошёл, и конечно я, не теряя времени, треснул его по лицу стиснутой рукой — он упал в угол так точно, что я на мгновение решил, что он соглашается с моими доводами — потом осознал, что он отрубился, — и тут появился дьявол. Остальное вы знаете.
На следующий день Эдди сказал, что спрыгнет с крыши, и, естественно, снизу я ничего не увидел, кроме дождя птиц, обезьян и кошек, летящих вниз вместо этого лживого ублюдка. Некоторые умерли до, и все умерли после. В частности, птицы были удавлены, а обезьяны забиты до потери сознания. Вот такую работу, я заявляю, он совершил. А как он утверждает, я должен был быть “обогащен” опытом.
— Надо думать, ты потом потребуешь плату, — закричал я, и когда увидел, что его рот двигается, дабы объявить согласие, наскоро пнул его в другом направлении,
Я не хотел, чтобы всю мою жизнь загромождала эта бессмыслица — особенно такую короткую жизнь, какой отчётливо должна была стать моя. Так что я начал поиски причины, чтобы совсем покинуть континент, и определившись с поводом — одержимость демоном и экзотическое лечение, если я правильно помню, — оставил землю, на которой родился, и отправился в путь на лодке, сделанной из мёртвого дерева и невежества. Как дерево, так и невежество помогали мне держаться на плаву. Этот урок я усвоил рано.
Лишённый системы обеспечения алкоголем и кровавой местью, однако, я пал до бухих простофиль и крошечных всплывших сардин — на два месяца. Сделал топорное ражение Эдди, которое поставил в угол каюты и использовал для метания дротиков вплоть до мучительного конца. Мне было так скучно, что я мог разглядывать орнамент.
Клянусь, весь ужас потом был оправдан — кровь брызгала на стену, но я был абсолютно нетронут. Тенета паука уносили мои слёзы в тени. Шаги без источника появлялись и уходили.
Наконец я перестал считать себя нормальным чело веком. Осмысливая факты, я чувствовал адекватность этой оценки.
Так или иначе, но я доплыл. И немедленно захотел оказаться дома с ублюдками, которые, собственно, вынудили меня уехать.
Повсюду черепа для пинания — и ни одного узнаваемого человека. Рыла, как у щуки. Глядят на тебя, куда бы в комнате ты ни сел, в таком ключе. Чего я меньше всего хотел в темноте, точно говорю.
Расколотил их — каждый отдельно, молотком, тем большим, который приспособлен над моим плечом, как и положено молотку. И эти мамочки взрывались, как посуда, обломки летели, как неуклюжие идеи ленивых поэтов. Я со смехом вносил свою лепту. Я не ел и не думал ясно несколько недель.
В этой зоне крушения я спас несколько вещей, которыми гордился. Раздулся так, что пугал местных, и даже те, кто уже побежал, вдруг останавливались и глазели. “Возлюбите небо не меньше земли”, — говорил я им, и объяснял, что смотрю на их реакцию, о, почти в упор. Некоторые из них тряслись от страха.
— Призраки, — сказал я, только одно слово. И они бросились прочь.
Думаешь, что этот рай накатывающего делирия может длиться вечно, но он кончается одним весенним утром. У меня был редкий пикник под варикозным деревом. Смастерив новую ловушку, я установил её в надежде, что на этот раз поймаю что-нибудь покрупнее актёра. Одиннадцать минут спустя у меня было точное доказательство, что в некоторых пауках достаточно мяса, чтобы спустить механизм — этот был таким тяжёлым, что начал кричать, когда я его вынул, утверждая, что мне не. стоит тратить время на дальнейшие попытки. Надо сказать, я был с ним согласен. Этот ублюдок, казалось, решил быть мёртвым грузом, не оказав мне ни капли помощи. И можно ли было надеяться зажарить его в пищу, достойную пережёвывания?
Обновлённый и коварный, я вернулся домой, сияя, как святой на панели управления. Лохматый и бородатый. Построил здание, взбалмошное и буйное, спаянное сыром, запаршивевшее окнами, номер его — ничто, и фундамент его — вина. Хижина в холме, вставленная, как глаз, из которого я мог обозревать деревенских, когда они шли своей дорогой, вопя и держась за руки. Парусные воздушные змеи казались им забавными и невинными, но я их знал, и иногда объяснял, что это неумышленные сигналы самому дьяволу. В результате произошли жаркие сцены, мне пришлось бежать со всех ног, потому что, вероятно, они всё знали. Никто не развлекал людей лучше меня даже цирковые акробаты, которые так забавно падают, если их подстрелить в полёте. Только слоны, похоже, так же веселятся над ними, как я. Только я и слоны.
Вернулся на другой неделе — слышал, что там устроили школу для лилипутов, и решил посмотреть. Ничего не изменилось, разве что показалось больше.
Так что я стоял и смаковал прошлое, когда кто-то подошёл и стукнул меня восемьдесят раз в лицо.
— Но попытайся с него пообедать, — нервно сказал пытаясь казаться своим парнем. Следующее, что я помню — доктора объясняют, как мне повезло, что я остался в живых.
— Вы имеете в виду, что я не тронут воспитанием? — принялся глумиться я, и глумился, даже когда они вы толкнули меня за двери. — Шут с вами, сказал я им; Пошёл домой и написал большой трактат о гусях, о которых не знал ничего.
— Стандартная птица, — заключил я, раскуривая сигару. — Можно взять, можно выбросить.
На следующий день я сунул спичку в машину в Лесу Эппинг, и ко мне подошёл барсук-шантажист. — Пошёл прочь, ты, кровавый жопорот!
Но было слишком поздно — всё взлетело на воздух, и он побежал звать полицию. Они сказали, что мне придётся кое-что объяснить. Много чего объяснить.
Что я сказал полиции
Всё сводится к моему непобедимому обаянию — в нём причина всего, что случилось там с барсуком-шантажистом и так далее. Не вмешивайтесь. Не трогайте меня, ублюдки. Вот, видите — татуировка мёртвого мерзавца. В своё время все там будем. Внесите это в список, если посмеете. Так, где я?..
Я говорю с Эдди в баре.
— Пенни за твои мысли, брат.
— Что у человеческой женской бомбы качество, как в часах, — сказал он. — А ты?
— Гордость в панцире и злость с корочкой. — На этом месте я выдул приличную порцию пива, причём знал, что так и сделаю. — Я доверю тебе план.
— Логика и температура где-то сливаются — когда я узнаю, где, я собираюсь встать там.
— А потом?
— Объясню всем, чем я занимаюсь.
— Ведь со стороны может казаться, что ты просто стоишь без дела.
— Именно. А ты?
— Буду уравновешивать каменных божков на своей заднице, пока они не проклянут свою участь.
— Тебе придётся долго уравновешивать каменных божков на заднице.
— Не особо рассчитывай на это.
Классический спор, существование, поклоняющееся раздорам и психическим ошибкам.
— Закладывающий уши прыжок с крыши, Эдди — вот как ты кончишь.
- Только не я.
— О, да. Пятно на асфальте и шлепок, который ты едва почувствовал. Действительно милосердно. Или повешение. Высохнешь за милую душу.
- Не-а.
— Взгляд Кольриджа иссушал его служащих. Чем ты лучше? Изменишься ради часов в коже.
— Непохоже.
— Только вчера — глаза и всё остальное, чтобы умереть и расплестись с мёртвыми,
- Нет.
— Лето без фотографий.
— Никогда.
— Исступлённая драка под мухой.
— Бред.
— Запутанные свидетельства.
— Чушь.
— Внезапно натянувшаяся верёвка.
